Риторика повседневности. Филологические очерки
Шрифт:
LAUSBERG H. Handbuch der literarischen Rhetorik. M"unchen, 1960;
LEINOKAINEN R. Язык революции, революция в языке. Helsinki, 1990;
L’HERMITTE R. Utopie et langage en URSS//R'evue des 'etudes slaves. 1984. № 1;
L’HERMITTE R. Lexicographie et id'eologie // R'evue des 'etudes slaves. 1982. № 13;
MANCHON J. Le Slang. Paris, 1923;
MAZON A. Lexique de la guerre et de la r'evolution en Russie. Paris, 1920.
MUELLER С. Notes on the Repression of Communicative Behaviour // Recent Sociology. № 2: Patterns of Communicative Behaviour. New-York, 1970;
NICEFORO A. Le G'enie de l’argot. Paris, 1912;
NIQUEUX M. (red.) Vocabulaire de la perestrojka. Paris, 1990;
ORWELL G. Nineteen Eighty-Four // The Penguin complete novels of George Orwell. 1951;
PARTRIDGE E. Slang Today and Yesterday: With a Short Historical Sketch and Vocabularies of English, American and Australian Slang. New-York, 1977;
PARTRIDGE E. Usage and Abusage. London, 1988;
PERELMAN Ch., OLBRECHTS-TUTEKA L. Rh'etorique et philosophie. Paris, 1952;
PHILLIPS J. A Dictionary of Rhyming Slang. London. 1931;
SAIN'EAN L. Les Sources de l’Argot ancien. 2t. Paris, 1912;
SAIN'EAN L. L’Argot des tranch'ees. Paris, 1915;
SAPIR E. Male and Female Forms of Speech in Jana // Selected Writings of Edward Sapir. Berkeley, 1949;
SEIDEL E., SEIDEL-SLOTTY I. Sprachwandel im Dritten Reich. Eine kritische Untersuchung faschistischer Einfl"usse. Halle, 1961;
VENCLOVA T. Two Russian Sublanguages and Russian Ethnic Identity// Ethnic Russia in the USSR. New-York, 1980;
WARDHAUGH R. An Introduction to Sociolinguistics. New-York, 1986;
WARMINGTON E. N. Remains of Old Latin, v. 1. L 1979;
WATKINS C. Language of Gods and Language of Men // Myth and Law Among the Indo-Europeans. Berkeley, 1970;
WEBSTER’S Encyclopedic Unabridged Dictionary of the English Language. New-York, 1989;
WENTWORTH H., FLEXNER S. B. Dictionary of American Slang. New-York, 1960;
WILLS J. Repetition in Latin Poetry: Figures of Allusion. Oxford, 1996;
YANOV A. Detente after Brezhnev: the Domestic Roots of Soviet Foreign Policy. Berkeley, 1977;
YOUNG B., MOODY M. The Language of Rock’n’Roll. London, 1985;
ZASLAWSKY V., FABRIS
БиО — Бюрократия и общество. М., 1991;
ДС — Диахроническая социолингвистика. М., 1993;
РЯКС — Русский язык конца XX столетия (1985–1995). М., 1996;
СЛИ — Социально-лингвистические исследования. М., 1978,
Раздел второй
Еще раз о Пушкине и Горации
Вопрос о восприятии и усвоении Пушкиным поэзии Горация можно отнести к числу сравнительно новых — во всяком случае, он стал ставиться позднее выделения пушкинистики в относительно независимую историко-филологическую дисциплину. Прежде этого выделения и в первый период самостоятельного существования пушкинистики, то есть до юбилея 1937 года, даже и общих работ о восприятии Пушкиным классической древности было лишь несколько: это труды Любомудрова, Черняева, Малеина, Якубовича и, конечно, М. М. Покровского [1] — последний, правда, в 1930 году опубликовал небольшую отдельную заметку о Пушкине и Горации [2] . В следующий — юбилейный — период исследования о Пушкине и античности и о Пушкине и Горации являются во множестве [3] , затем следует долгий перерыв (начало его легко объяснить войной, а потом, видимо, сказались то ли инерция, то ли некоторое общее для той поры пренебрежение к компаративным исследованиям, то ли оба обстоятельства), и, наконец, с начала 1960-х годов публикации становятся сравнительно регулярными [4] , так что в общей сложности работ о Пушкине и Горации неожиданно много.
1
Черняев П. Н. А. С. Пушкин как любитель античного мира и переводчик древнеклассических поэтов. Казань, 1899; Любомудров С. И. Античный мир в поэзии Пушкина. М., 1899 (обе книги явно связаны с юбилейными торжествами 1899 г.); Малеин А. И. Пушкин и античный мир в лицейский период// Гермес. 1912. № 17. С. 437–442; № 18. С. 467–471; Покровский М. М. Пушкин и античность // Пушкин. Временник Пушкинской комиссии. № 4–5. М.; Л., 1939. C. 27–56; Якубович Д. П. Античность в творчестве Пушкина // Там же. № 6. М.; Л., 1941. С. 92–159.
2
Покровский М. М. Пушкин и Гораций // Доклады АН СССР. 1930. № 12. С. 233–238.
3
Ввиду доступности пушкинской библиографии перечисляю (по алфавиту) только авторов опубликованных к юбилею статей: В. Ванслов, Б. В. Варнеке, . Ф. Дератани, М. Я. Немировский, Ю. П. Суздальский, И. И. Толстой и, наконец, H. Gr'egoire.
4
По алфавиту: Альбрехт М. Г. К стихотворению Пушкина «Кто из богов мне возвратил…» // Временник Пушкинской комиссии. 1977. Л., 1980. С. 58–68; Кибальник С. А. О стихотворении «Из Пиндемонти»: (Пушкин и Гораций) // Там же. 1979. Л., 1982; Смирин В. М. К пушкинскому наброску перевода оды Горация к Меценату (Carm. I, 1) // Вестник древней истории. 1969. № 4. С. 129–134; Степанов Л. А. Пушкин, Гораций, Ювенал // Пушкин.
Когда бы этот вопрос не оказался в ведении пушкинистики, он и вообще навряд ли назывался бы вопросом, и все свелось бы к немногим строкам в биографии и нескольким непространным комментариям. Пушкинистический подход, однако, включает презумпцию, что в усвоении Пушкиным Горация было нечто необыкновенное и требующее, следовательно, сложных толкований, — в то время как общепринятый филологический метод предполагает толкования лишь по мере надобности: скажем, при неясности текста или при возможности множественных его интерпретаций. Величие поэзии Пушкина, исключительность его интеллекта и самой его личности — всё это отнюдь не означает, что любое его слово или дело столь же незаурядны и не могут быть оценены с самых простых позиций. Так, например, брак Пушкина ввиду его трагического исхода естественно является предметом внимания биографов, но самый факт его женитьбы нельзя не признать вполне рядовым, а дату свадьбы и имя супруги нельзя не признать бесспорными.
Несомненно, еще до поступления в Лицей Пушкин имел какие-то сведения о Горации хотя бы по некоторым из знаменитых русских переводов (Кантемира, Ломоносова, Капниста, Державина, Дмитриева) и по компендиуму Лагарпа [5] . В Лицее латынь преподавалась в достаточном объеме, и Горация лицеисты в классе Кошанского читали [6] . Что именно и сколько? Точных сведений на этот счет нет, но ввиду традиционности школьного курса латыни в целом и ввиду традиционного подхода Кошанского к преподаванию (свидетельствуемого переведенной и изданной им в 1816–1817 гг. «Ручной книге древнеклассической словесности» Эшенбурга-Крамера) можно полагать, что прочитали они некоторые из самых знаменитых од и эподов и, вероятно, что-то еще, но тоже немного. Иначе не выходит. Тем, кто недавно приступил к латыни, язык Горация труден, а тем, кто уже поучился, нужно успеть почитать не только Горация, так что на него остается не слишком много времени, а чтение в классе — дело небыстрое. Изучая Горация в рамках общего курса латыни, нелегко (если вообще возможно) получить особенно глубокое представление о его поэзии, да вдобавок трудность понимания зачастую умаляет, а то и уничтожает удовольствие чтения — отсюда распространенное отношение к школьной классике как к чему-то почтенному, но скучноватому.
5
Laharpe J. F. Lyc'ee, ou cours de litt'erature ancienne et moderne. T. 2. Ch. 7. Sect. 2. Paris, 1799; русский перевод («Ликей, или Круг словесности древней и новой») издавался в Петербурге в 1810–1814 гг. В главе «Древняя лирика» Лагарп отводит Горацию целый раздел, но это десяток страниц, где немногие сведения о Горации иллюстрируются рифмованными переводами нескольких од (ни одна из них у Пушкина никак не упомянута).
6
Пушкин А. С. Полн. собр. соч. T. XI. Л., 1949. С. 273–274 (далее ссылки на том и страницу даются в тексте).
Известно, что юный Пушкин не был вовсе чужд подобным взглядам, предпочитал необязательного Апулея обязательному Цицерону, и надежных сведений о его особом интересе к Горацию в лицейские годы нет, хотя именно в лицейских стихах он упоминал Горация чаще, чем когда бы то ни было впоследствии, но упоминал всегда в хрестоматийных контекстах — в перечне других школьных классиков (I, 98, 168) или в связи с традиционно горацианской топикой эпикурейского уединения в сельской глуши (I, 120, 137, 251), причем, если имя поэта попадает в клаузулу, рифма всегда «Граций» (I, 98, 120, 251 — скорей всего, вслед «Мечте» Батюшкова, где Гораций тоже рифмуется с Грациями). Следует, однако, отметить, что именно в конце лицейского периода Пушкин впервые упоминает о малодушии Горация (I, 251: «бессмертный трус Гораций») — к этой теме он еще вернется.
Об известной поверхностности лицейского восприятия Пушкиным античной литературы вообще и Горация в частности писал еще Якубович, однако, обращаясь к более зрелым произведениям, можно видеть, что в отношении Горация с годами изменилось немногое: хотя упоминается он заметно реже, но по-прежнему в связи с так или иначе понимаемым эпикурейством (II, 109; III, 155; VI, 120), либо как хрестоматийный классик (III, 187; VI, 438) и, наконец, однажды он назван «умным льстецом» (II, 313), что естественно ассоциируется все с той же темой малодушия. Нелишне отметить, однако, что рифма «Гораций/Граций» в зрелом возрасте Пушкиным не используется: «Гораций» еще дважды оказывается в клаузуле, но в эпиграмме «Мальчишка Фебу гимн поднес» рифма «диссертаций» (III, 187), а в 6-й главе «Онегина» — «акаций» (VI, 120).