Ритуал последней брачной ночи
Шрифт:
А потом…
Мне легко было представить, что было потом. Она не смогла забыть его.
Можно сколько угодно фантазировать по поводу причины и по поводу той роли, которую сыграла Венеция. А может, и не было никакой роли. Просто несчастная Алла проснулась в каком-нибудь венецианском отеле (как могла проснуться в барселонском, марсельском, афинском, марокканском отеле), раскрыла шторы, посмотрела на своего спящего, белобрысого, флегматичного эстонского мужай поняла…
Поняла, что этот город, как и все другие
Боже мой, почему не ты…
Какая грустная, какая красивая история…
— Возьмите, — сказал мне Рейно.
— Что?..
— Возьмите платок. Вы рыдаете уже пятнадцать минут… Больно смотреть. Неужели эти телеграммы так вас расстроили?
Я почти с ненавистью посмотрела на Рейно; вот он, гнуснейший мужской цинизм в состоянии полной обна-женки!
— Почему мужчины ничего не чувствуют? — задала я риторический вопрос. — Почему они так непробиваемо, так туполобо, так отвратительно циничны?
— Если вы будете путать цинизм со здравым смыслом, а сопли с чувствами, то далеко не уедете… Я просмотрел письма. В них есть странные места. Кое-какие я отметил. Можете взглянуть.
— Да, конечно, — пролепетала я, но даже не двинулась с места.
Рейно отобрал у меня телеграммы и пробежался по ним глазами. Никакой реакции. Ах ты, грубое животное! Животное, никогда не знавшее любви! Незабвенный Лешик, до сих пор кукующий в Крестах, — вот кто рыдал бы вместе со мной!..
— У вас есть что-нибудь по делу Аллы Кодриной? — » отвратительно деловым тоном спросил у меня Рейно.
— У меня есть досье…
— Давайте его сюда.
Слезы все еще застилали мне глаза, но я нашла в себе силы подползти к сумке и вытащила оттуда красную папку с историей убийства Аллы Кодриной. И, отдав ее Рейно, снова принялась за сладкие, долгие, мучительно-слезоточивые размышления.
Но Рейно бесцеремонно вытащил меня и из них.
— Четыре телеграммы смело выбрасываем на помойку. Хотя я могу ошибаться… А вот пятая… Ну-ка, взгляните!
Он протянул мне телеграмму и заставил прочесть ее вслух.
— «АСТОРИЯ. 14.00 ПО МОСКВЕ. ОБОЖАЮ. АЛИКА», — с выражением продекламировала я и снова зарыдала.
— Не будьте сентиментальной идиоткой, — прикрикнул на меня Рейно. — Лучше посмотрите на дату!
— Двенадцатое июня, тысяча девятьсот девяносто девятого года…
— Вот именно. Телеграмма была отправлена за день до прилета Кодриной в Питер. За день до убийства.
Последняя фраза, произнесенная совершенно нейтральным голосом, подействовала на меня отрезвляюще. Слезы высохли сами собой.
— Что вы имеете в виду?
— Я? — удивился Рейно. — Это не я. Это следственные органы. Вы читали досье?
— Д-да…
— Вы помните обстоятельства ее прилета в Питер?
— Смутно…
— Так я и думал… Как еще у вас хватило ума достать эту папку — просто не представляю…
— А как у меня хватило ума до сих пор не попасться? — огрызнулась я.
— Это говорит не столько о наличии умственных способностей у вас, сколько об их отсутствии у компетентных органов, — отбрил Рейно.
— Но…
— Заткнитесь и слушайте. Алла Кодрина прилетела тринадцатого июня из Вены. Рейсом DF 895. Самолет прибыл по расписанию. В 12.15. В аэропорту Кодрина взяла такси. Шофер утверждает, что высадил ее у гостиницы «Астория» около двух часов дня. По времени все сходится. А теперь перечитайте телеграмму еще раз.
— «АСТОРИЯ. 14.00 ПО МОСКВЕ. ОБОЖАЮ. АЛИКА» как попка, повторила я.
— Вот видите! За день до отлета она шлет своему питерскому любовнику телеграмму. Назначает встречу у «Астории». Почему?
— Почему назначает? — переспросила я.
— Да нет же! Почему у «Астории»? В предыдущей телеграмме она просто сообщала рейс. Это было абсолютно логично! Пестерев встречал ее в аэропорту, как и положено влюбленному мужчине, на своих колесах. У него «девятка», не забывайте. Зачем же Алле, да еще при таком страстном любовнике, брать такси и мчаться в центр города? Это же масса неудобств, я уже не говорю о расходах… Вот в этом уже нет логики.
— Еще бы, — не удержалась я. — Расходы для вас всегда нелогичны! А если он работал и просто не мог освободиться… Чтобы поехать в аэропорт…
— На то, чтобы поехать в аэропорт, времени у него не было. А на то, чтобы шляться у «Астории», — было?
— А если он работает неподалеку?.. Два часа — обеденный перерыв. Может быть, они так любили друг друга…
— …что могли и подождать, — досадливо сморщился Рейно. — Но все дело в том, что тринадцатое июня прошлого года было воскресеньем!
— Воскресеньем? — удивилась я. — Точно?
— Абсолютно. Так что ваша версия насчет тяжкой работы неподалеку — она просто несостоятельна…
— А откуда вы знаете, что это было воскресенье?
— У меня есть вечный календарь, — раздулся от гордости Рейно и протянул мне какую-то картонку, украшенную такой же картонной шкалой. — С 1980 по 2000 год включительно. Можете проверить сами…
— Всего лишь двадцать лет… А говорите — вечный! . Ладно… Я вам доверяю… — Количество мелких цифр на картонке ужаснуло меня, и я протянула «вечный календарь» хозяину.
— Для кого-то и двадцать лет — вечность, — подпустил дешевой философии Рейно. И выразительно посмотрел на меня. — А для кого-то и двадцать дней… Вернемся к телеграмме. Что из нее следует?