Ритуал последней брачной ночи
Шрифт:
— А вы как думали? Вы, русские, сначала со своей приватизацией разберитесь, а потом уже указывайте другим народам, что им делать… — Рейно не закончил и коротко выругался. — О, куррат!..
— Что там случилось?
Он ничего не ответил, а сунул в рот сбитый о замок палец. По левой фаланге сочилась кровь.
— Будете знать, как наезжать на великую страну, — сказала я, по-хозяйски запустила руку в один из карманов Рейно и вынула оттуда носовой платок. — Стойте спокойно, я перевяжу.
После того как с перевязкой было
— Не страшно? — спросил у меня Рейно.
— Мне? — искренне удивилась я. — После того, как я проснулась с трупом № 1 в одной постели, а труп № 2 лицезрела с высоты птичьего полета? Вы смеетесь, Рейно. Я даже мышей не боюсь. Меня даже член… — «члены не пугают. По всему спектру размеров, цветов и конфигураций», — хотела добавить я, но вовремя прикусила язык.
— Член? — поиграл ноздрями эстонец, очевидно живо припомнив Рейно Юускула-младшего.
— Членистоногие, — я на ходу сорвала с себя личину непристойности. И снова предстала перед Рейно Пресвятой Богородицей с дипломом биологического факультета в зубах. — Скорпионы, сколопендры… Паук-птицеед… Насекомые, одним еловом…
— А-а… Тогда все проблемы отпадают.
— Куда двинем?
— Сначала сверимся с планом, — придержал меня Рейно.
Он включил фонарик, порыскал вокруг и спустя минуту уже сидел на ступеньках лестницы, ведущей на второй этаж. И рассматривал план дома, выуженный из Сергуниного досье на Аллу Кодрину.
А я в очередной раз поклялась себе раздавить с безумцем-репортером бутылочку кьянти.
— Значит, так. Кухня, две комнаты, комната, лаз в подвал, что-то вроде мастерской. Сантехнические коммуникации… Это первый этаж. Теперь второй. Тоже две комнаты. И ванная, надо же… Труп Аллы нашли на втором этаже, в дальней комнате. Туда и поднимемся.
Он легко встал и снова подхватил меня под локоть — ох уж эта мне хуторская галантность!..
На втором этаже было заметно светлее; во всяком случае, я спокойно различала, где заканчивается коридор и куда ведут приоткрытые двери комнат.
Рейно отважно двинулся вперед и толкнул одну из дверей.
— Это здесь.
…Комната была небольшой, но довольно уютной — диван, низкий стол, старое кресло-качалка и окно. Все дело в окне.
Окно было огромным и выходило прямо на озеро. Но большую часть пейзажа в мутных, давно не мытых стеклах занимали хохолки камышей. Даже сюда, в наглухо закупоренную комнату, доносился их невнятный детский лепет. Я подошла к окну и расплющила нос по стеклу.
Как же здесь красиво!..
— Как на Сааремаа, — тихо сказал не лишенный поэтической жилки Рейно. — Ну почему, вы, русские, используете для убийств самые неподходящие места?
— А какие подходящие?..
Он ничего не ответил, а уселся в кресло-качалку и подпер ладонью подбородок.
— Значит, это случилось здесь. Алла лежала на диване. Возможно, спала. Лицом вниз. Вы любите спать на животе?
— Я? — псевдоинтимность вопроса несколько удивила меня. — Когда я сплю, то не думаю, что я люблю, а что нет…
— Тоже логично. Стало быть, она спала, а ее убили… Нет, я не могу молчать!
— Рейно, — начала я издалека, чтобы не вспугнуть эстонца. — Вы же видели ее фотографии. И видели ее лицо…
— Ну, лицо там было не главным.
— Я говорю не о порноснимках. А о тех, где ее снимали уже после смерти. Вы их помните?
— К чему вы клоните? — нахмурился он.
— Все дело в том, что, когда ее убили, Алла не спала. Рейно снова открыл досье и вытащил фотографии, снятые на месте преступления. И несколько минут изучал их.
— Да, — нехотя признал он. — Вы правы. Она не спала…
— Более того… Вы никогда не обращали внимание на лицо своей подружки… когда занимались с ней любовью? — мой одеревеневший язык с трудом произнес эти слова.
— А в чем дело?
— Я не хочу вас оскорбить… Или достать. Не подумайте… Просто мне кажется, что, когда ее убивали, она не просто не спала… Она делала это самое…
Господи, Варвара, да ты ли это?! За твой послужной шлюшистый список тебе вполне можно вручать Нобелевскую премию мира! А ты вдруг стала мяться, жаться и обходить десятой дорогой родное до боли слово «трах»! Ок-стись! Приди в себя, пока не поздно!
Но приходить в себя я не хотела. Очевидно, события, произошедшие со мной после убийства Олева Киви, безжалостно снесли мою и без того покосившуюся башню.
— Она делала это самое, — упрямо повторила я.
— Да что?
— Она занималась любовью, — выпалила я и покраснела (!!!).
— Да? — Рейно нагнул голову, исподтишка посмотрел на своего попугая-неразлучника Рейно Юускула-младше-го, потом снова сунул нос в фотографии. — Обычно я не фиксирую на этом внимания… Но, похоже, вы правы…
— Я права.
Эта маленькая комната, исполненная немых свидетелей; эта комната, в которой была навсегда погребена память об убийстве, — эта комната проделывала со мной невероятные вещи. У меня как будто открылось внутреннее зрение… Нет, картины убийства я так и не увидела, но почти разглядела подпись под картиной.
Это называется вдохновение или я ошибаюсь?..
— Я права… А теперь вспомните, как был нанесен удар. Сверху вниз, со страшной силой…. Если она была наверху, а мужчина — под ней… Он бы физически не смог это сделать… Ну?! Что скажете?
Рейно мял в пальцах подбородок и смотрел на меня так, как будто видел впервые. А потом снова уткнулся в досье.
— Что скажете? — Я была чересчур нетерпелива. Но он уважал мое нетерпение.
— Что вы правы, пожалуй. Опять правы.
— А это значит…