Ритуал
Шрифт:
– Что, испугался? Я такой страшный? – с тихой, прочувствованной злостью спросил некромант.
Нет, если б он ко мне не обращался, то я бы промолчала, просто встала с пола и быстренько смоталась. Но если кто-то с тобой заговаривает, значит, дает негласное право дать совет или вмешаться в твою жизнь.
– По статистике, – буркнула я, – каждый третий пьяный маг наносит большие разрушения, а потом попадает в магическую тюрьму или лишается лицензии. Вы сдурели? Мне в этом городе еще до утра торчать, только на зомби пялиться мне и не хватало.
– Та-а-ак, малыш, ты меня совсем не боишься? – с интересом обратился ко мне некромант. Взгляд у него был как у пьяного, и я неожиданно подумала, что он вполне мог начать надираться дома, потом запасы у него закончились, как и остатки здравого смысла, и он решил продолжить уже здесь. Вариантов ответа было много, но я не знала, какой выбрать. Скажу, что маг, вызовет еще на магическую дуэль, не скажу, проклянет еще сдуру.
– Э-э-э… – промычала я. – Ну мне вообще-то уже приходилось общаться с некромантами…
– Да неужели? – так же ласково продолжал он, будто гладил ядовитую змею. Боюсь, подумала я. Бухие маги – это страшно. Это очень страшно. – Повидал многое в жизни, малыш? Такой опытный, да? Сумка за плечами, умудренный взгляд. Думаешь, можешь указывать мне? – заорал он. Я попятилась, споткнулась об очередной стул и снова рухнула. Некромант заржал, противно так, гаденько, и мне стало жаль, что рядом нет Ротара. Уж он бы ему все выступающие части тела пооткусывал, этому придурку. Драконам-то все равно, на них проклятия не действуют.
– Иди сюда, – настойчиво сказал он. – Со мной выпьешь. Посмотришь, как дядя некромант трупики поднимает, малыш.
– Оставь ее в покое, – вмешалась незаметно подошедшая Гельда. В ее руке была зажата непочатая бутылка. – Вот, бери и иди надирайся на кладбище, упырь проклятый! – в сердцах сказала она.
– Ее? Так ты девочка? – пьяно удивился темный маг с таким искренним изумлением, что я почувствовала, как покрываюсь неровными красными пятнами. И неважно, сколько покойников он поднял до этого, только за эту одну фразу я бы его прикончила. – А, плевать. Иди сюда, малыш… ка. Выпьем.
– Я говорю, оставь ее в покое!
– Молчи, Гельда! – Он сделал какой-то пасс рукой, и подавальщица и вправду замолчала, раскрывала рот, но не могла вымолвить и звука. Наверно, это и есть проклятие молчания, про которое говорил как-то Андреас. – Иди сюда! – рявкнул маг. Вот псих-то. Но, похоже, не знает, что я колдовать умею, и это был мой шанс. Я медленно направилась к нему, сложила за спиной пальцы знаком эмидельяниса. Конечно, как он, просто пассом, я колдовать не могу, мне вначале сконцентрироваться надо, пропустить силу через себя. – Иди, иди, – более-менее успокоился некромант, заметив, что я подчиняюсь. Сила накапливалась, покалывала запястья, а потом, представив, как она собирается в грудной клетке, я выпустила ее. Сейчас он слишком не в себе, защиту поставить не сумеет. Некромант рухнул со стула как подкошенный и пьяно засопел на полу.
Одолжив у Феолески книгу по боевой магии – мало ли какие психи в жизни встретятся, – из нее я вынесла три умных вещи. Старайтесь застать врага врасплох, будьте безжалостны и бейте тем, что гарантированно собьет его с ног. Я выбрала сонное заклятие. Тренировалась на крысах в подземелье, засыпали как миленькие. Повернув голову, я обнаружила, что подавальщица орет, беззвучно разевая рот.
– Да спит он, спит, – успокоила я ее. – Проклятие молчания с вас снять не могу, не умею. Я еще учусь типа. Вот он протрезвеет и снимет. – И тут пришло время откровенной наглости, но, завалив восьмидесятилетнего некроманта, я чувствовала себя крутой как никогда: – Ну я его усыпила, потратила много колдовской силы, и было бы неплохо ее восстановить. – Подавальщица смотрела уже с интересом. – Может, вы меня того… покормите?
К утру проклятие молчания с Гельды спало. Тетка оказалась сердобольной и не только разрешила мне поспать на раскладушке в подсобке, но даже и некроманта страже не сдала, а оставила его лежать на полу, прикрыв сверху одеялом. Судя по ее реакции, срывы у местного черного мага случались с печальной регулярностью. Причем Вел, как она его называла, этот худощавый сутулый неврастеник, вызывал у рослой, уверенной в себе Гельды материнские чувства, и она спускала ему любые его магические «шалости» и откровенно жалела. Она была вдовой, хозяйкой этого трактира, поэтому могла позволить кому угодно валяться на полу в любое время.
По ее рассказу, обычно он никаких бед и разрушений не причинял, приходил сюда, пьяно плакался ей в плечо и уходил. Конечно, если кто при его появлении не убирался или пытался с ним спорить, то тогда заканчивалось это чем-нибудь вроде молчания, паралича или потери сознания от ужаса, когда некромант перечислял все кары, которые сейчас свалятся на наглеца. Городская управа смотрела на все это сквозь пальцы. Этот Вел был единственным некромантом не только на весь город, но и на все окрестности, и в случае чего его помощь могла оказаться даже полезной. К тому же он был сравнительно безобидным. Мэр время от времени подкидывал ему работенку, боясь, что тот переберется в другое место, благо ему предлагали. Когда из меня вырвалось какое-то серое облако и окутало некроманта, а потом тот рухнул, тетка, грешным делом, решила, что я его прикончила.
– И часто у него такое? – поинтересовалась я, когда Гельда на обширной кухне трактира готовила оладьи на завтрак. Свой экипаж я уже пропустила и была дико этому рада. Никогда не была в задних рабочих помещениях всяких закусочных и сейчас с любопытством рассматривала висящие на крючках кастрюли, хранилище для еды и огроменную печь. Трактир открывался после полудня, так что времени было навалом.
– Да как сказать… – Гельда на секунду обернулась ко мне. – Временами на него такая необъяснимая тоска наваливается, что хоть волком вой. Вот тогда он надирается и приходит сюда. Вроде бы и благополучно все у него, в городе ценят и уважают, объясняла сколько раз, а он как заладит: я некромант, все меня боятся, на другую сторону улицы переходят, если меня видят, никакой жизни нет.
– Жениться ему надо, – как знаток жизни, авторитетно изрекла я. Моя маменька частенько выдает такие немудреные истины. Раньше, когда я спорила о чем-то, она всегда заявляла непререкаемым тоном, что я хочу спать, и гнала меня в детскую. Потом таким же непререкаемым тоном выдавала, что учиться мне надо лучше. Соседям тоже доставалось: жениться надо, бросать его надо и пить меньше надо.
Тетка отчего-то раскатисто заржала:
– Ой, молчала бы уж!..
Наверно, этот ее громоподобный смех некроманта и разбудил. Он ввалился на кухню, сонный, обросший щетиной и помятый после спанья на полу, с темными кругами под глазами и проблесками мук совести во взгляде. Немудрено, что он вызывает у жалостливой Гельды материнский инстинкт. Этакий небритый ребеночек.