Ривермонтский Большой приз
Шрифт:
Голос из громкоговорителя снова зазвучал:
«Официальные данные о Ривермонте. Тронулись в 2 ч. 32 с половиной. Выиграл № 4, Фистикэфф. Вторым № 7 Блэк Ревель. Третьим — № 3 Сара Беллум. Время пробега 1 минута 24 секунды. Вот выдачи: Фистикэфф 5д. 60, — 3д. 10, — 2д. 90. Блэк Ревель 3д. 90 — 3д. 20. Сара Беллум — 5 д. 8. Второй заезд начинается в 3 ч. 5. Теперь переселимся в Кольд Спрингс»…
Гарден закрыл громкоговоритель.
— Ну, Вэнс, — сказал он, — вы одни выиграли в первом заезде, а вы, Лоу, потеряли два доллара с половиной.
Так
Свифт был то истерически весел, то подавлен и часто подходил к бару. Один случай со Свифтом меня очень поразил. Я заметил, что он и Зелия Грэм ни разу не заговорили друг с другом за все время, пока они были в гостиной. Раз они столкнулись около стола Гардена, и каждый как бы инстинктивно отшатнулся. Гарден склонил голову набок и сердито заметил:
— Что же, вы теперь друг с другом не разговариваете? Будет у вас вечная вражда? Почему бы вам не поцеловаться, не помириться и не разделить общей веселости?
Мисс Грэм никак на это не отреагировала, а Свифт бросил на кузена негодующий взгляд. Гарден кисло улыбнулся и пожал плечами. Даже Хаммль при его благодушии, казалось, чувствовал себя не по себе и то и дело посматривал на Круна и мисс Уезерби. Раз, когда Зелия Грэм находилась у их стола, он поднялся, подошел к ним и громко хлопнул Круна по спине. Разговор мгновенно смолк, и Хаммль заполнил возникшее молчание каким-то плоским анекдотом про скачки в 1890 г.
Второй заезд на Ривермонтских скачках дал собравшимся лучший результат, чем первый. На этот раз проиграл только Крун. В третьем заезде никто не выиграл. Свифт вообще во всех трех случаях не делал ставок.
Следующий заезд, четвертый, который должен был начаться в 4 ч. 10, был розыгрышем Ривермонтского Большого приза. И когда Гарден закрыл громкоговоритель после третьего заезда, я почувствовал, как в комнате создалась наэлектризованная атмосфера.
ГЛАВА 4
Первая трагедия
(Суббота, 14 апреля, 3.45 дня)
— Великий момент приближается, — объявил Гарден, — и хотя он говорил с напускной веселостью, я почувствовал напряжение и у него. — Телефон Ханникса будет очень занят последние десять минут, и поэтому я прошу вас всех заявить свои ставки раньше, чем настанет последний момент.
Воцарилось молчание. Свифт, подняв глаза от печатного листа, сказал странным голосом: — Узнайте-ка новейшие сведения, Флойд. Мы их не получали с самого начала, и, может быть, кто-нибудь
— Все, что вам угодно, дорогой кузен, — сказал Гарден и взялся за телефонную трубку. — Не очень отличается от утренних сведений, — объявил он, послушав. — Молния — на два пункта ниже, Поезд — на три ниже, Лазурная звезда на две выше. Флирт — на одну ниже, Гранд Скор поднялся с 6 на 10, вот удачно для матушки, если он придет первым! — Любитель риска на один выше. Головной — на две ниже, Сара Ди на одну выше, а остальные без перемен. А Хладнокровие понизилось с 2,5 на 2. Я думаю, и этого она не даст! Ну, как же вы? Решили все, кто сколько ставит?
Крун встал, допил свой коньяк, вытер рот аккуратно сложенным платком из карманчика на груди и сделал несколько шагов по комнате.
— Я решил уже вчера, — сказал он, — запишите меня в вашу книжку на сто долларов на Хиджинса в ординаре и двести на него же в двойном. И можете приписать двести на Головного на третье место. Вот мой вклад в празднество этого дня.
— Головной — плохой актер, — заметил Гарден.
— Ну что же, — вздохнул Крун, — может быть, сегодня он будет пай-мальчиком, — и он направился в переднюю.
— Что это, вы сбегаете от нас, Сесиль? — окликнул его Гарден.
— Крайне сожалею, — ответил Крун, — я охотно бы остался, но юридическое совещание у моей тетушки, старой девы, назначено на 4 ч. 30. Надо подписывать бумаги и т. п. Постараюсь вернуться возможно скорее.
Мэдж Уезерби подобрала листы и прошла к столу Зелии Грэм, с которой начала разговор вполголоса.
— Что же? — спросил Гарден. — Это единственная ставка, которую я должен сообщить Ханниксу?
— Запишите меня на Поезд, — сказал Хаммль. — Я играю его на второе и на третье место, по сто в каждом случае.
— Записано, — сказал Гарден. — Кто еще?
В эту минуту в дверях появилась необыкновенно привлекательная молодая женщина и робко поглядела на Гардена. Она была в форме сестры милосердия безупречной белизны, в белых туфлях и чулках и в белом накрахмаленном чепце. Ей было не больше тридцати лет, но большая зрелость чувствовалась в спокойных карих глазах; энергия проявлялась в твердых очертаниях ее подбородка. Она не была накрашена, и ее каштановые волосы были расчесаны на пробор и заложены за уши. Она представляла собой разительный контраст с обеими другими женщинами.
— А, мисс Битон, — сказал Гарден. — Я думал, что у вас свободные часы, так как матушка настолько оправилась, что пошла за покупками. Хотите вы тоже присоединиться к нашему сумасшедшему дому и послушать скачки?
— О нет, у меня слишком много дела. Но если вы ничего не имеете против, мистер Гарден, ответила она робко, я хотела бы поставить два доллара на Лазурную Звезду и в ординаре, и в двойном, и на третье место.
Все слегка улыбнулись. Гарден хихикнул:
— Ради Бога, мисс Битон, — ответил он, — почему вам в голову пришла Лазурная Звезда?