Рижане и их окрестности
Шрифт:
Три месяца доставки арбузов от машины до лифта на четвертый этаж без следа не проходят. Почти везде у меня теперь красивые мышцы. Особенно, в районе почек, видно даже через куртку. Возможно, это почки и есть. Набухшие, готовые дать побеги, куда глаза глядят. Я их понимаю, нам всем пришлось нелегко. В искусстве избавления от лишней влаги организм достиг вершины: научился писать, плакать, потеть и пускать слюни одновременно.
В консультации, выданной Джерому, так же значились «ежедневная десятимильная прогулка и кровать в 11 вечера». Если выйти с утра и жрать на ходу, можно успеть. В плане
Валентинки
Праздновать в ЕС любят не меньше, чем в любой другой аббревиатуре. Математически все более или менее на месте: ушло 7-е ноября, пришел Хэллоуин, сдулся Первомай, появился День Независимости. Глубина же погружения величина индивидуальная, зависит от личной фантазии.
В День святого Валентина второй половинке принято дарить сердце, но Алдис заглянул в себя глубже – расстался с желчным пузырем. По внешним данным пузырь перикарду ничуть не проигрывает. А по латыни звучит даже красивее: vesica biliaris супротив суховатого cordis – погуглите. Плюс восхитительный бонус: любой алкоголь после операции запрещен от полугода до никогда, в зависимости от анализов. А это, поверьте обеим половинкам брака Алдиса, подарок неслыханной щедрости,
А что делать? «Реактивный» красивое слово, но с приставкой «панкреатит» теряет очарование стремительно. Циолковский и Королев не проглядываются. Хорошо видны Пирогов, Склифосовский и Боткин. В ожидании приема у врача, Алдис наблюдал, как разносят по палатам завтраки. «Чай с сахаром? Ну, тогда без хлебушка…», – доносились до ушей печальные сведения о своем скором будущем.
Затем явился хирург-романтик и назначил дату: 14-е февраля.
14-е прошло. Из праздничных атрибутов были только свечи, да и то не совсем те. Но одиноким Алдис себя не чувствовал. На соседней койке лежал страдающий точно так же Петерис. Они сделали своим женам одинаковые подарки, но Петерису его обошелся дороже.
Свой пузырь он проводил с помпой. Перед перемещением из уютного Петериса в посуду для «хир. отходов», пузырь подвергся нагрузке, незнакомой ему даже в золотые здоровые годы. Так сказать, «на дорожку». Осведомленный о неотвратимой строгой и долгой диете, Петерис за оставшиеся до операции недели решил заранее съесть и выпить все на свете, в мире и во Вселенной. Во внутрь Петериса потекли шашлыки и солянки, беляши и чебуреки, манты, хинкали и пиццы. Кавказские дни в стахановском желудке Петериса сменялись мексиканскими. Маринады и соленья стояли попрощаться с удаляемым органом бесконечной траурной вереницей. Свиной
Снимок, полученный Петерисом на узи, стоял во главе стола с траурной ленточкой, напоминая, что все мы не вечны и тоже когда-нибудь уйдем, если не целиком, сразу, так постепенно, по частям.
Праздник продолжался день и ночь, сутки за сутками, как будто не пузырь вырезали из Петериса, а всего Петериса отрезали от пузыря. Долго это тянуться не могло – чисто по физиологическим возможностям, выделенным природой человеческому виду. В конце концов, желудок стал намекать: если все это не прекратиться, он уйдет от Петериса вместе с пузырем. То же самое повторила и жена Петериса: что уйдет от него вместе с пузырем и желудком. И сдержала обещание. Желчный мот промотал также и средства, отложенные на операцию, чего супруга уже не стерпела.
Хмельной Петерис, однако, воспринял уход жены, как повод открыть еще и шампанское. Пара бокалов которого определили развитие событий. Камень, упавший с души Петериса, в виду самоустранения вечно все критикующей супруги, зацепил камень в пузыре, который, сдвинувшись, перекрыл ему желчные протоки. Керлинг внутри Петериса закончился тем, что на глазах желтея, он попросил кого-то из незнакомых поскорее вызвать «скорую».
Врач, открывший для себя Петериса, воскликнул: «Постойте! А почему только желчный пузырь?». Это, утверждает Петерис, он слышал через общий наркоз.
Сейчас они с Алдисом в одном положении. Из того, что им не вредит и еще какое-то время можно, молекулы самого нежирного самого немяса. К желудочному соку уже добавились слезы. Их выделяет сам желудок, усваивая больничный укроп вместо домашних котлет. К остальным органам тоже вопросы. 12-типерстная показывает фиги, используя все 12 перстов. Склочный аппендикс сидит на чемоданах, в любой момент готовый порвать с остальным организмом к чертовой матери. Поджелудочная просится наружу – глянуть в бессовестные глаза теловладельца. Печень ведет себя как НАТО (расширяется, если вы не поняли шутку), хоть и получила отпор в виде отказа от всех радостей жизни.
И это только про Алдиса. У Петериса все гораздо хуже. Единственное, что у него осталось здорового, это сердце. Парадоксально, ведь оно разбито вдребезги. Но этот орган, как понимаете, удалить не получится. С этим Петерису придется жить.
Он пробовал говорить с женой по телефону. Но лишенный резервуара для желчи, Петерис беззащитен и покорен, как ангел. Жена быстро вогнала его в похожую на лекарственную кому. Он даже минуты полторы потом ни с кем не разговаривал. «В отношениях нужно отдавать себя целиком, не размениваясь на органы», – желчно, насколько мог, сказал он, вернувшись в себя. Теперь оставшийся Петерис никому не нужен, хоть разорви он себя на валентинки всего.
Конец ознакомительного фрагмента.