Робин Гуд против шерифа
Шрифт:
Сейчас Сулейман Абу-Акыр кроме традиционных, причитавшихся подношений королевскому двору, привез с собой полное и окончательное согласие всех участников сделки, находившихся в это время в халифате и Средиземноморье, и это было, пожалуй, главным успехом его продолжительной и исполненной неисчислимых противоречий жизни. Поэтому письмо любимой дочери — единственного воспоминания о безвременно ушедшей первой и единственной любимой жене Фатии — могло не только повредить планам Саланки и Робина, но и поставить под угрозу их жизни. Слишком уж большие ставки были в этой игре, чтобы человек, даже случайно оказавшийся между жерновов наживы, смог бы благополучно выбраться на волю, не
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Во всяком случае, наши друзья сейчас особо не задумывались об этом риске и продвигались по Лондону в сторону резиденции норвежского посланника, где сейчас располагался Торстведт.
Преодолев выстроенный из хэмпширского камня узкий и длиннющий Гринвичский мост, друзья оказались в близком к лодочным причалам предместье, где находились посланнические и торговые миссии. Рядом, возле причалов, был огромный рынок, на котором купцы из разных стран — и смуглые арабы, и бровастые, заросшие бородами русичи — закупали свозимый сюда со всех концов мира товар. Здесь Саланка с Робином хотели встретиться с купцами из северных стран, которые должны были устроить товарищам переговоры с Торстведтом. Сарацина, который, по давнему разбойничьему навыку изменил свою внешность, было и не узнать. Недаром за умение пользоваться накладными бородой и усами йоркширские йомены из отряда Робина считали его настоящим оборотнем и даже немного побаивались.
Поглядывая иногда на сарацина, Робин усмехался про себя и подумал даже, что в случае провала их предприятия сарацин вполне мог бы стать популярным уличным актером. Многие из сценок его собственной жизни пошли бы на ура среди неприхотливой публики.
Встретившись в условленном месте с кривоглазым рыжебородым Петером — одним из главных поставщиков Торстведта и давним приятелем Саланки — друзья на какое-то время расстались. У Петера была назначена встреча с начальником экспедиции по поводу кое-каких поставок, и он согласился, за определенную мзду, посодействовать Саланке в проникновении в посольство при условии, что его приятель будет без оружия. Выдав Саланку за своего секретаря, Петер вместе с сарацином миновал охранников и устремился в глубь здания.
Это был довольно новый трехэтажный домина из темно-серого тесанного камня, со стенами, доходившими книзу до полутора метров толщины. Словом, настоящая крепость. К дому были пристроены обширные склады для хранения многочисленных припасов и партий товара, регулярно завозимых варяжскими купцами. К этим хранилищам по узкому, довольно-таки мрачному коридору и отправились гости Торстведта.
На пороге их встретил легендарный пират. Увидев его, Саланка был немало удивлен. Лицо Торстведта, как и вся его фигура, с годами все более напоминали глыбу, обтесанную двумя-тремя ударами скандинавского топора. Прямой холодный взгляд глаз цвета наскального мха, тяжелый жесткий подбородок, покрытый не менее жесткой давнишней щетиной, несколько глубоких складок, строго очерчивающих почти безгубый рот и подбородок, и густые пряди седеющих волос, обрамляющие спокойный ровный лоб. Таким предстал Торстведт перед загримированным Саланкой. Он все более походил на легендарного богатыря из древних скандинавских саг. Но южанин Саланка с присущей ему змеиной мудростью и гибкостью ума сразу сообразил, как можно взять на абордаж это казавшееся таким неприступным судно.
— Как он на вас похож, черт возьми, такой же богатырь! Лет через десять, я уверен, он снищет себе не меньшую славу, ей-богу! — И Саланка, приподняв руку для того, чтобы дружески похлопать Торстведта по плечу, в последний момент ограничился тем, что протянул
— Саттар Аль-Джабури, — представился он, почтительно кивая головой.
Торстведт не сразу отреагировал на такое приветствие. Не разжимая крепкого рукопожатия и не отводя холодного взгляда, которым он с самого начала сковал нежданного гостя, норвежец глухо произнес:
— Я вас, наверное, не понял.
— Я говорю о нем, о Раски, вашем сыне. И говорю я, к сожалению, от имени людей, уполномочивших меня предложить вам их условия. В данную минуту ваш сын находится в плену у одной из шаек местных разбойников. Волей случая и я оказался их пленником, но, к счастью, мои покровители быстро предоставили выкуп за меня, и разбойники отпустили меня на свободу. Я пробыл в Шервудском лесу четыре дня, там-то мы и познакомились с Раски. Он славный парень, ваш сын, и чертовски, повторяю, на вас похож. Так вот, выходя на волю, я получил от разбойников некоторые сведения о выкупе за их пленника. Сами понимаете, что никто не обязывал меня искать вас, дабы передать условия разбойников, но я порядочный человек и, кроме того, разделил участь пленника с вашим сыном. Одним словом, держите, — и он протянул Торстведту амулет, тот самый, который был на Раски, когда тот отважно воевал под стягом самого Торстведта. Перепутать его с каким-либо другим было невозможно.
— Это амулет моего сына, — спокойно заметил Торстведт, не принимая, однако, протянутую ему вещицу.
— Раски дал мне его, когда я выходил на волю, и попросил найти вас. А разбойники хотели передать вам следующие условия: двадцать пять тысяч золотом и два породистых коня. Все это должно быть доставлено к старому ветряку Хаарлема, в пяти милях от Лондона по северной дороге. Из придорожной харчевни «У Гутена» этот ветряк хорошо виден у опушки леса: так просил передать их вожак.
— Время? — спросил норвежец столь невозмутимо, что Саланка не мог не восхититься его самообладанием.
— Завтра к восьми после полудня они будут ждать выкуп. Это все, что я должен был вам передать. От себя же могу добавить, что шутить с этими лесными чертями небезопасно. На моих глазах они отправили на тот свет едва не половину Нью-Хэмпстедского сторожевого отряда, который попытался всунуться в их владения. А в отряде было без малого семьдесят человек, из них не меньше пятнадцати конных дворян. И, представьте себе, эти бестии лазят по деревьям не хуже белок, посылая свои дурацкие стрелы из таких неожиданных мест, что порою кажется, будто сами лесные духи на их стороне…
Саланка хотел было продолжить свою мысль, но норвежец, не проронив ни слова, развернулся и пошел в глубь комнаты. Сарацин был удивлен, ведь Торстведт не дал ему никакого ответа, более того, эта северная льдина настолько удивила Саланку, что на какое-то время он даже забыл, что норвежец и не должен был давать ему, просто исполняющему чужую просьбу, никакого ответа. Любопытство взяло верх, и он осмелился войти в комнату. Каково же было его удивление, когда он увидел норвежского богатыря спокойно сидящим на широкой дубовой скамье с игральными костями в руке.
— Вы будете бросать жребий? — невольно вырвалось у Саланки.
— А вы хотели бросить его за меня? — медленно поднимая голову, спросил норвежец, и тут Саланка почувствовал, что уже не может больше выносить этот леденящий душу тяжелый северный взгляд.
— Рад был служить вам, — едва сдерживая свое неудовольствие, произнес самозванный Саттар Аль-Джабури, выходя из комнаты.
— Я буду молить сегодня Одина о здравии ваших детей, — услышал Саланка за своей спиной, и на какое-то мгновение по спине его пробежала леденящая дрожь.