Робин Гуд против шерифа

Кинг Диана

— Тебя послал Таумент? — спокойно, глядя Раски прямо в глаза, спросил норманн.

В сущности, Раски, шедший в отряде Гарольда с вполне определенными целями, не считал нужным скрывать, по чьей воле он выбрался в такое небезопасное ночное путешествие, и утвердительно кивнул головой. Засада поджидала их неспроста — следовательно, нападавшие достаточно ясно представляли себе, что уже успели сделать и куда направлялись четверо путников с Гарольдом во главе. А успели они сделать немало.

На собрании старейшин местных деревенских общин Гарольд с ребятами учинил скандал, который стал поводом к настоящей резне: двое неуступчивых

в вопросе о земле старейшин — Йельский и Дертонский — были зарезаны в сутолоке, которая образовалась после оскорбительного выступления Гарольда, сподручного Таумента, явившегося как «официальное лицо из Лондона».

Вскоре после этого все четверо, переодевшись странствующими монахами-францисканцами, пробрались в укрепленное поселение, которым руководил Робин из Локсли, зачинщик волнений, разразившихся в округе Ноттингема по поводу вопроса о земле. «Монахи» попытались похитить детей Робина — восьмилетнюю Джанетт и десятилетнего Коккера, а когда этому воспрепятствовал гостивший у Робина бдительный Лопин (тот самый, с которым мы повстречались в хижине), незваные пришельцы подожгли дом Робина и, растворившись среди кривых узеньких улочек, исчезли, не оставив никаких следов.

Однако даже места, в которых они очутились, сама земля, леса, деревья — все было против них. Сама природа, казалось, помогала местным йоменам выследить и наказать хитрого и жестокого врага, проникшего сюда с недобрыми намерениями. Дым от костра, незнакомый для местных жителей говор, хитрое заморское оружие, которым пользовались Гарольд с приятелями, — все это раз за разом выдавало непрошеных гостей. Таумент, снарядивший этих четверых лазутчиков еще в Лондоне, ежедневно получал от них сообщения, но главной вести — о смерти ненавистного противника, вновь возникшего из небытия, — так и не смог дождаться.

Гарольд, Раски, Шеннон и Зануда, непревзойденный мастер боя с секирой и алебардой, — все четверо были проверены и во время стычек с французскими гарнизонами в захваченной континентальной Нормандии, и во время очередного, четвертого, неудавшегося крестового похода. Там они вошли в особое доверие к Таументу, выполняя самые секретные и самые грязные его поручения. Поговаривали даже, что таинственное исчезновение маркиза Бюссо, бывшего, как вы помните, судьей во время несостоявшейся экзекуции Робина, было подстроено Таументом и его людьми. Причиной, мол, послужило нежелание Таумента оплачивать маркизу проигранное пари. И, хотя этот скупердяй не был похож на любителя побиться об заклад, такая версия случившегося получила особое распространение в королевском лагере. Это значило лишь одно: от Таумента теперь всякого можно было ожидать, и его побаивались.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Робин тем временем собственноручно проверял упряжь приготовленных для выезда коней. В решении вопроса о земле наступил момент, когда впору уже было отчаяться и оставить надежду на мирное разрешение этого вопроса. Дальновидный Таумент, зная, насколько выгодны окажутся вложения в поместье Локсли, путем бесконечных переговоров с сильными мира сего, путем сложнейших махинаций достиг-таки того, чтобы выгнать Робина из его родового поместья. Необходимые бумаги уже были подписаны в королевской канцелярии.

А тем временем в саксонских общинах Северной Англии, обложенных непомерным налогом, начинался настоящий голодный мор. Крестьяне не могли уже не только заплатить в казну,

но и прокормить свои семьи. После первых стычек с помощниками шерифа, собиравшими дань с окрестных жителей, волей судьбы Робину пришлось заняться защитой своих крестьян от грабительских притеснений и возглавить их борьбу. Таким образом, он оказался под перекрестным огнем: с одной стороны — ощерившийся Таумент со своими прохвостами-сподручными, с другой — королевский шериф Ноттингема, призванный усмирить со всей строгостью меча и огня дерзкое сопротивление крестьян.

На сей раз у Робина была запланирована встреча и не с кем-нибудь, а с самим шерифом Ноттингемским. Дело было куда как серьезным: отряд алебардщиков, посланный шерифом для усмирения жителей в одной деревне, захватил по возвращении нескольких особенно близких Робину людей: толстого Блу, ирландца Гэкхема и его возлюбленную Мэйбл. Также были схвачены оба брата Фогерти. Все вместе они устроили накануне бурную вечеринку по поводу успешной стычки со сборщиками податей. В главном доме деревушки Джекобсон после пирушки невозможно было найти чистого места на полу. В конце концов, нарадовавшись вволю, утомленные разбойники насвинячили в доме старосты.

Когда на следующее утро алебардщики зашли в дом, то застали следующую картину. Рыцари удачи, благородные йомены, как мешки, лежали на полу, на низкой лаве вдоль стены. Кое-кто во сне побулькивал, как греющийся на костре котелок. Не видно было, впрочем, самого Робина, который накануне тоже участвовал в схватке и собственноручно сломал здоровенную рогатину о голову страшного, как слон, Джека-повесы.

Похватав недвижимые тела и побросав их на обозную телегу, алебардщики с глубочайшим удовлетворением, несомненно, вызванным чувством выполненного долга, отправились прочь, в Ноттингем. И вот теперь Робин каким-то образом хотел добиться освобождения своих приятелей. Неизвестно еще, что его ожидало при встрече с шерифом: то ли меткая стрела английского лучника, то ли заведомо неприемлемые унизительные условия. Благо, Робину самому было что предъявить противнику: его слово необычайно ценилось и было, пожалуй, решающим при попытках властей угомонить бунтующие деревни.

Встречу назначили у опушки Селькиркского леса, близ часовни — в четырех часах езды от Ноттингемского замка. Робин и шериф Реджинальд давно уже знали друг друга. Едва что не обнявшись при встрече, они, впрочем, тут же приступили к делу.

— Ты знаешь, сколько мне стоит каждый день бунта? — обратился к Робину шериф Реджинальд, постаревший за время, которое прошло с тех пор, как они последний раз виделись года четыре назад. Тогда из-за расправы над браконьерами вот так же готовы были вспыхнуть окрестные села. — Представь себе, мне легче будет сжечь дотла несколько упорствующих деревень, чем дожидаться, пока твои разудалые йомены опозорят меня перед всем королевством.

Робин окинул собеседника долгим и, казалось, весьма печальным взглядом. «Тебе детей бы нянчить, а пора уже и внучат. Бедолага, все о том же — дешевле, дороже… Поди выжги деревни, тронь хотя бы одного справедливо восставшего…»

— Твои дни уже сочтены, Реджинальд. Предоставь решать это дело тем, для кого это хлеб насущный. А то ведь — как собака, один, всеми брошенный, подохнешь тут.

— Угрожаешь мне, что ли, приятель? У меня в руках твои мерзавцы, конченые бродяги. Следовало бы тебе попридержать язык за зубами.