Робинзонка
Шрифт:
А отец и не предполагал, как хорошо Блажена его понимала!
Вот и сейчас Овокаки сидит себе дома и покуривает.
Блажена поднимается по лестнице и как наяву видит прошлогоднюю сцену. Она позвала в гости Новотную. Они болтали, развлекались, и вдруг Блажена вспомнила, что не сделала задания по арифметике. Новотная с готовностью согласилась ей помочь, они присели к письменному столу и принялись вместе, вслух, разбирать примеры. Новотная была в математике сильнее и с самодовольным видом подгоняла Блажену.
Мама на них не обращала внимания. Ей было
Но отец, заметив, что Новотная делает задание за Блажену, вскочил со стула, словно его что-то кольнуло, принялся взад и вперед ходить по комнате. Наконец повернувшись к ним спиной, он застыл у окна, и Блажена ясно почувствовала его недовольство. Стоя у окна, отец не смотрел на улицу, а просто отвернулся, чтобы не видеть ее.
Ей это было неприятно: ведь отец всегда был внимателен и приветлив с гостями. И, разумеется, ни за что на свете он не сказал бы Новотной, чтобы она не помогала Блажене, что лишь тот человек стоит чего-то, который сам, своими силами преодолевает трудности.
Но, с другой стороны, он не мог оставаться спокойным и мириться с тем, что он считал неправильным.
Блажена сразу поняла его и отодвинула тетрадь, словно ей надоело заниматься.
«Пойдем лучше сыграем в шахматы, — сказала она Новотной, — я доделаю задание вечером, мне уже все понятно».
Правда, она не без труда уговорила самолюбивую первую ученицу оставить уроки. Новотная любила хвастаться своими знаниями и охотно демонстрировала перед всеми свои таланты. Блажене пришлось растолковать ей, что игра с перестановкой фигурок занимала еще римских воинов под Карфагеном (об этом Блажена совсем недавно где-то прочитала) и что они, осаждая упрямый город, проводили за этой игрой немало времени…
Сейчас отец, такой же милый и искренний, уже поджидал ее. Он только удивился, с какой радостью Блажена прибежала домой и целый вечер охотно занималась составлением меню на следующую неделю.
11
В воскресенье утром Тонечка уже поджидала Блажену, а когда та появилась в дверях, удивилась ее радостной готовности работать.
Теперь Блажена занималась домашними делами проворно и ловко. Ее тонкие пальцы, верткие, словно комары, легко касались всех предметов.
Прошло время, пока Тонечка наконец поняла, как нужно обращаться с этой изменившейся Блаженой. Невольно в ее обращении с Блаженой появилось что-то материнское — и в этом оказался секрет ее успеха.
В одну тарелку Тонечка насыпала муки, в другую разбила яйца. На третью тарелку она просеяла через сито натертую булку.
— Будь внимательна, Блажена: смотри, чтобы в белок не попала скорлупа, а не то можно получить воспаление слепой кишки.
Тонечка слегка взбила яйца, добавила немного молока и все это опять взбила до желтоватой пенистой массы.
На сковородку она налила масла, добавила сала, затем поставила ее на маленький огонь.
— А теперь, все подготовив, мы сделаем отбивные.
На столе лежала целая гора розового, как промокашка, мяса,
— Но не бей мясо слишком сильно, а то оно не будет сочным.
Блажена слушала постукивание скалки, и в памяти у нее всплыли тихие воскресные утра с их особым настроением, когда она готовила уроки в комнате, а мама в кухне отбивала мясо… Да, это мимолетное воспоминание вдруг вызвало отчетливую картину чудесного воскресенья. Постукивание скалки на кухне всегда было признаком праздничного дня. Во всем доме звучал этот деревянный гонг в честь воскресенья и отбивных.
— Посмотри, Блаженка, — сказала Тонечка, оторвав Блажену от воспоминаний, — теперь все отбивные хорошенько посолишь, обваляешь в муке с яйцом и, наконец, в сухарях. Ну, а теперь попробуй сделай сама.
Блажена попробовала было управляться вилкой, да из этого ничего не получилось, и принялась за дело руками. Но смесь из муки, яиц и сухарей прилипала к пальцам, и вскоре у нее все руки покрылись белыми «нашлепками», словно она играла в снежки. Панцирь из муки с яйцом то и дело распадался и крошился.
— Не беда, — успокаивала ее Тонечка. — Научишься! Разик-другой, и все пойдет хорошо. Только помни, в каком порядке что делать. Вот видишь, масло уже шипит, бросим в него немного сухарей; если масло затрещит, значит, отбивные пора уже класть на сковородку. И теперь смотри в оба глаза — не сожги отбивные, осторожно переверни их, не разрывая поджаренной корочки.
Отбивные зашипели, от них шел дразнящий аромат.
Блаженка вертелась около плиты, и лицо ее так и пылало от усердия и жара, идущего от огня, плиты и горячего масла.
Она получила от Тонечки маленький шницель на пробу и вечером с увлечением готовила отцу его любимую еду.
Разумеется, Блаженины шницели совершенно не походили на румяные, словно дышащие, шницели Тонечки, но есть их все же было можно. Отец ел и похваливал, и Блажена была совершенно счастлива от этой похвалы.
В общении с Тонечкой Блажена приобрела ценные познания в области кулинарии. «Я не сумею!» — говорила обычно она своей учительнице, робко наблюдая и с испугом думая, сколько разных советов нужно запомнить. Взять хотя бы этот вредный огонь! Из помощника он легко становится врагом.
«Не беда, — отвечала учительница, — просто немного думай обо всем».
Думать! А она-то считала, что стряпать — совершенно бездумное занятие.
Думать о том, чтобы дома были все вещи, необходимые при варке обеда, и то целая наука. Сколько она сделала лишних шагов, сколько ступенек пробежала, пока научилась всему этому! То она забывала о соли, в другой раз — о муке, а в третий — о лапше. И невольно ей вспоминалось, как мама иногда говорила о самой себе: «Дурная голова ногам покоя не дает», когда ей приходилось перед самым обедом посылать Блаженку за зеленью. И теперь Блажена нередко перед обедом бегала в магазин раза по три, и отец удивлялся, почему Блажена такая разгоряченная и запыхавшаяся.