Робот-насильник
Шрифт:
Микки огляделся. Оба входа в подворотню были пустынны. Пип вжимался в трансвестита, попутно раздвигая его ноги, и стонал, как мужчины во время оргазма. Слабый синеватый свет выхватывал из темноты сбившийся курчавый парик Ширли и голову Пипа в нелепой улыбающейся маске. Дёрнувшись в последний раз, трансвестит вытянулся на асфальте и замер. Голова его без парика была гладкая, с отверстиями и мелкими выступами, из которых торчали кончики проводов. Тело, сдувшись, стало тощим как скелет.
– Уфф, - пропыхтел Пип, отвинчивая штырь.
– Всё-таки самое милое дело - это вводить
– Как себя чувствуешь?
– Готов к любым подвигам!
– Тогда прячь штырь и ступай за мной, - Микки бесшумно двинулся к выходу.
– Надо пройти этого Билла, который, по-видимому, пасёт здешних проститутов...
– Я уложу его одной левой.
– Ни в коем случае. Руки тебе надо беречь.
Но здоровяк-робот даже не повернул головы в их сторону. Выйдя из подворотни, Микки неторопливым шагом двинулся к ближайшему углу. Пип шёл за ним. Микки нарочно не спешил, зная, что в кварталах красных фонарей торопливость может вызвать подозрение.
Они свернули за угол и зашагали по другой улице, где тоже стояли или прохаживались роботы-геи. Они улыбались Микки, подмигивали накрашенными глазами и зазывно гладили свои торчащие пенисы.
Микки с Пипом снова свернули, перешли перекрёсток и углубились в улицы, где красных фонарей уже не было, где было темнее и грязнее, меньше было прохожих и машин, и витрины почти все были забраны жалюзи. Но и здесь околачивались роботессы-проститутки, кучкуясь в основном под редкими фонарями. Кроме них, можно было встретить бродяг - как роботов, так и людей, копошащихся у мусорных баков или лежащих среди коробок.
Роботессы были уже не того сорта, что в кварталах красных фонарей. Потёртые, ржавые, с облезлой искусственной кожей, с какими-то тряпками на голове вместо париков. При приближении Микки они раздвигали ноги, показывая свою тёмную дыру, и надтреснутыми металлическими голосами предлагали улететь на небеса за пятьдесят центов. Когда над улицей, обдавая всех прожекторным лучом, пролетал полицейский аэромобиль, они отодвигались в тень, а бродяги прятались за баками или в подворотнях. Микки с Пипом спешили скрыться вместе со всеми.
Скоро они оказались в кварталах, где уже и фонари были редкостью. Громады высоток, вершинами уходившие в небо, стояли без единого огня и выглядели заброшенными. На улицах было больше мусора, хлама, крыс, ржавеющих остовов машин и разных подозрительных личностей, которые вдруг молча выныривали из мрака и так же молча пропадали. Если где горел фонарь, то под ним обязательно толпились роботессы-проститутки и нестройным хором зазывали клиентов, а то и крикливо переругивались друг с другом.
– Вот примерно на такой улице я подобрал тебя этой весной, - сказал Микки.
– Ты лежал у мусорных баков, почти совсем обесточенный, и к тебе подбирались уборщики, чтобы закинуть тебя в фургон и отправить в переплавку. Я дал каждому по пять баксов и отвёз тебя к себе. Мне надо было сделать прибор для лечения импотенции, а ничего подходящего у меня под руками не было. И я решил сделать прибор из робота...
– Значит, до встречи с тобой я был бесхозным бродягой?
–
– То-то я ничего не помню, что со мной было раньше!
– воскликнул Пип.
– А я ведь думал, что я только что сделанный, привезён с завода!
– Нет, Пип, на нового робота у меня не было денег. Но ты и так хоть куда. Я заменил в тебе многие детали и теперь ты проживёшь долго, тем более со своим штырём.
Из-за мусорного бака, шаркая, вышел скрюченный, уже совсем без кожи робот и, обращаясь к Микки, заговорил гнусаво:
– Беру в заднюю дырку и в рот. Что хочет джентльмен? Всё за пять центов, - он со скрипом наклонился, демонстрируя дыру между ржавых ягодиц.
– За пять центов, сэр...
Приятели обошли его стороной.
– Лучше уж быть бродягой, чем таким, - сказал Пип.
– Впрочем, если хочешь, я могу разблокировать твою память, - сказал Микки.
– Вспомнишь прежнего хозяина, дело, которым занимался. Но это может нанести ущерб твоему врачебному умению. Ты уже не сможешь так быстро и ловко лечить от импотенции.
Пип минут десять шёл молча.
– Не надо её разблокировать, - проговорил, наконец, он.
– Я хочу остаться Пипом, который лечит от импотенции, и чтобы ты был моим хозяином.
– Это правильно, - Микки улыбнулся.
– Тем более я на себе убедился, какой ты потрясающий лекарь. Знаешь, я снова хочу трахаться! Просто невероятно! У меня даже в лучшие годы член так не стоял, как в эту ночь.
– Только не трахайся со здешними бабами, а то подхватишь инфекцию.
Они шли, и если кто им и попадался, то только бродяги и проститутки. Проституток было больше. Создавалось впечатление, что по ночам жрицы любви заполняют все улицы Гелиополиса, от освещённых фешенебельных проспектов до самых тёмных и грязных переулков, выползая, как крысы, из каких-то укромных щелей, в которых прячутся днём. Приятелям довелось наблюдать драку между проститутками-роботессами и живыми путанами за место под единственным на улице горящим фонарём. От взаимных обвинений обе враждующие стороны перешли к решительным действиям: роботессы пустили в ход стальные кулаки, круша живым челюсти, а живые, избегая ближнего боя, прыскали несмываемой краской, которая залепляла роботессам глаза.
– Если в ближайшие пять минут не потрахаюсь, то пенис у меня взорвётся, - сказал Микки.
– Могу подрочить, - предложил Пип.
– Я и сам могу. Хочется всунуть в живую дырку, или, на худой конец, в рот.
К Микки подходили женщины в коротких юбках, с выставленными напоказ огромными наращенными грудями. С умильной улыбкой высовывали кончик языка или сосали палец.
Он выбрал девицу, которая показалась ему посвежее и помоложе остальных.
– Красотка, и давно ты на панели?