Род-Айленд блюз
Шрифт:
На кладбище было сиротливо, в небе кружились чайки, как будто им взбрело в голову, что они не чайки, а стервятники. Возле зияющей могилы стояла кучка людей, все с откровенным любопытством глядели на остановившийся неподалеку “мерседес” и на двух старушек в дорогих туалетах, которым Чарли помог из него выйти. Да и на что еще было смотреть? Перед ними была лишь зияющая чернотой могила, дешевый гроб, который опускали в нее на веревках равнодушные могильщики, и поглощенный собственными заботами священник.
У Джой замерзли ноги. Надо было надеть меховые сапожки на высоких каблуках, в них ногам тепло, но походка делается нетвердой, а ей не хотелось, чтобы Чарли видел, как она ковыляет, пусть лучше знает, что она крепка и здорова и душой и телом. Прошло время, когда можно было ходить неряхой и распустехой, теперь вокруг нее сплошь мужчины: ее ближайший сосед —
Один из внуков Джой увлекался компьютерными играми, она видела, как в какой-то игре тебя зашвыривают за край и ты падаешь в белую сверкающую пустоту, и это было очень страшно. Сейчас она именно так и представляла себе свою жизнь: нечто на грани виртуального, балансирующее у бездны. Джек протягивает ей руку, но ее не спасти, она все равно сорвется в белое сияние, а там, внизу, в белых волнах плавает Франсина, она, мертвая, тянет ее на дно, как тянула живая, и торжествующе смеется. Джой поняла, что спит, стоя возле зияющей могилы, и даже видит сон. Осторожно, так недолго сорваться и упасть в могилу.
Она стряхнула сонную одурь и принялась считать собравшихся вокруг страшной ямы, их оказалось двенадцать, кого-то, наверное, специально позвали из церкви. Интересно, подумала она, кто оплатил похороны. Приличные похороны стоят больших денег. А покойный был явно не богат и сколько-нибудь заметного положения в обществе не занимал. На месте Фелисити любой нормальный человек просто послал бы венок. Сестра Доун даже спустилась с мисс Фелисити до автомобиля, умоляя ее не ездить, вдруг она простудится, расстроится, сломает ногу в снегу, и вообще надо концентрироваться не на смерти, а на жизни. Да уж, Фелисити не ошиблась с “Золотой чашей”: здесь о тебе действительно заботятся, что есть, то есть.
Кто Фелисити этому самому Томми и кто он ей? Пасынок, сказала она, сын мужа, с которым она развелась сто лет назад. А разве кто-нибудь знает правду о прошлом, знает, за кем мы были замужем, а за кем нет? Все лгут, даже она, Джой, лжет самой себе, она ходила к психоаналитику, и ей все про это известно. В наших воспоминаниях любовники становятся мужьями, мужья — любовниками. Возраст дает нам привилегию подгонять факты под собственные представления о них. Тем более что и сама память становится дырявой: например, ты помнишь антураж церкви, в которой венчалась, помнишь тарталетки с закуской, помнишь, в чем была одета твоя новая свекровь и что тебе ее туалет не понравился, но помнишь ли ты лицо мужчины, который поцеловал тебя и надел на палец кольцо? Не всегда.
Джой была замужем четыре раза и может подтвердить это свидетельствами о браке: сначала за врачом, потом за адвокатом, потом за деятелями страхового бизнеса — именно в такой последовательности. Если ты сама бросаешь мужа, ты поднимаешься в обществе на более высокую ступень; если же он тебя бросает, выбирать тебе особенно не из чего. В первый же день совместной жизни мужья меняются, хотя все как один утверждают, что изменилась как раз ты, потеряла к ним интерес, то есть можешь заснуть, когда они в сотый раз рассказывают какую-нибудь историю. Зря она ушла от врача, к нему хотя бы приходили разные пациенты, и болезни у них были разные, случалось, они даже умирали, а вот судебные дела не отличишь одно от другого, и уж тем более попробуй не заснуть, когда тебя с увлечением посвящают в тонкости страхового бизнеса. Все это можно было обсуждать с мисс Фелисити; когда Фелисити переселилась в “Золотую чашу”, Джой радовалась, но, оставшись без нее, стала скучать. Теперь не забежишь в “Пассмур” по-соседски, надо ехать в “Золотую чашу”, хорошо еще, что есть Чарли, Джек не хочет, чтобы она водила машину. Джек начал вести себя как муж, то есть она начала засыпать, когда он говорит. Он то появится, то исчезнет, даже не заказал ей кредитную карточку со своего счета, а уж о том, чтобы утешить ее в постели, и не мечтай. Всем этим владела Франсина. Теперь Франсина умерла и хотя бы не стала ее, Джой, наследницей. Ладно, каждому свое. Фелисити вредная, не рассказывает о своем прошлом, однако с интересом
Джой думала, что, возможно, здесь, на похоронах, появится кто-нибудь из бывших мужей Фелисити, это объяснит, почему она так рвалась на кладбище, но нет, никакого мужа не было. Против них, по ту сторону могилы, над которой под вой ветра что-то бубнил священник, стоял довольно красивый пожилой мужчина, правда, не в ее вкусе: Джой нравились мужчины блондинистые и уверенные в себе, в серых костюмах и с бычьими шеями. Богатые мужчины с возрастом делаются жизнерадостными и корпулентными, а этот вряд ли чего-то добился в жизни — кожа да кости, высокий, поджарый, скорее уж в духе Фелисити, но лет семидесяти, по возрасту ей не подходит. Пальто словно с чужого плеча, ботинки сто лет не чищены. Наверное, так будет выглядеть Чарли в старости. Орлиный нос, острый взгляд, густая белоснежная шевелюра — именно белоснежная, а не седая, есть же счастливчики, совсем не лысеют. Мужчины с густыми волосами обескураживали Джой, это противно природе, считала она, они ее обманывают. Мужчинам положено лысеть, так Господь наказал их за то, что они мужчины. С седым была женщина лет сорока в дешевом пальтишке, возле нее стояли два угрюмых подростка, наверное — жена и дети покойного. Седой что-то сказал женщине, и она пошла вместе с мальчиками прочь от могилы, не то чтобы сломленная горем, скорее очень сердитая. Интересно, почему она так рассердилась, подумала Джой.
На гроб упали брошенные сверху комья земли, несколько жидких голосов нестройно затянули гимн. Джой молча открывала и закрывала рот, зачем попусту напрягать голосовые связки, все равно ветер уносит звуки… А это как прикажете понимать? Что за фантасмагория? Фелисити и снежноволосый переглядываются, и при этом как переглядываются! Ну просто двое юнцов, которые понравились друг другу с первого взгляда: отведут глаза чуть в сторону, не встречаясь взглядом, потом поймают ответный взгляд. Она что, умом повредилась? Джой толкнула Фелисити локтем в бок, чтобы та перестала изображать из себя посмешище, но Фелисити — ноль внимания. На ее лице горел яркий румянец. Может быть, это от холодного ветра, какие там румянцы, когда тебе за восемьдесят? Кому интересно, краснеешь ты или нет? С годами мы становимся словно бы невидимы, мир скользит по нас взглядом, не замечая. Продавцы в магазинах продолжают болтать, будто нас и нет. Мы растворяемся на заднем плане среди множества неотличимых друг от друга старушек. По мнению Джой, бороться можно только одним способом: надо одеваться в яркие цвета и носить как можно больше золотых украшений, тогда на тебя будут обращать внимание. Надень она сегодня свои драгоценности, вместо того чтобы из дурацкого уважения к покойному, который его явно не заслуживал, оставить их все дома, этот снежноволосый уж конечно выбрал бы ее, Джой, а не Фелисити. Они с Джой одного возраста, а Фелисити — на тысячу лет старше.
— Ты знаешь этого мужчину? — спросила Джой.
— Нет, — ответила Фелисити. — Пожалуйста, потише.
— У него парик, — сообщила Джой, надеясь по привычке в зародыше пресечь самую возможность развития новых нежелательных отношений. Именно так следует поступать, заботясь о благе подруг, именно так она всю жизнь и поступала. Однако старалась она зря. Пока пели гимн, мужчина потихоньку-полегоньку передвинулся на другую сторону могилы и встал рядом с Фелисити. У Фелисити до сих пор сохранился приятный голосок, в один из трудных периодов своей жизни она зарабатывала пением, это была ее профессия — Фелисити мало рассказывала о себе, но это рассказала. Конечно, ее голос потерял силу и слегка дрожал, но она искусно им владела и сейчас так и разливалась соловьем для незнакомца с белыми волосами. Заговорить им, ясное дело, проще простого: у них общий покойник. Джой услышала, как он с участием спросил Фелисити:
— Ваш близкий родственник?
Чего ему надо? За деньгами охотится? Фелисити выглядела роскошно, она всегда выглядит роскошно, хотя весь ее гардероб не стоит и десятой доли того, что заплачено за брошку Джой, за этого медвежонка.
— Пасынок, — ответила Фелисити и — нет, вы только подумайте! — потупила глазки. Глаза у нее остались красивыми и в старости — большие, серо-зеленые, с тяжелыми веками, они почти не ввалились, может, Фелисити даже делала когда-то подтяжку. Джой проследила за кокетливо опущенным взглядом Фелисити: она вроде бы рассматривала более чем странные башмаки незнакомого мужчины, грубые, тяжелые, стоптанные, бесформенные.