Род-Айленд блюз
Шрифт:
Это был наш первый скандал, и он нас обоих так вымотал, что мы притащились домой, и неожиданно нам так хорошо было в постели, что это уже больше походило на любовь, чем на страсть. По-моему, даже Гарри был изумлен. И как всегда, когда я уже хотела только одного — спать, позвонила Фелисити. У нее такой дар. Как всем женщинам в любом возрасте, ей хотелось поговорить о своем новом романе — не важно, есть ли желающие слушать, — немедленно, во что бы то ни стало, прямо сейчас, не откладывая до моего приезда. У меня уже был куплен билет. Я улетала в субботу. А сегодня четверг. Все это я ей объяснила.
— А до той поры, если ты не собираешься за него замуж, — сказала я, — и не начала ссужать ему деньги и если тебя не смущает положение подружки игрока, я думаю, ничего непоправимого
— Он уже попросил меня стать его женой, — ответила она. — Я пока медлю с ответом. Не хочу слишком быстро соглашаться.
Я встревожилась, но показывать это было бы неразумно.
— Играющая подружка — это одно, а жена игрока — совсем другое. Тощища. И совершенно не в твоем духе, Фелисити.
— Ты и понятия не имеешь, что в моем духе, а что не в моем, — отозвалась она. — Когда я была совсем молоденькая, со мной происходили такие вещи, о которых ты ничего не знаешь.
— Я много чего знаю, — заспорила я. И тут же, от усталости и не подумав, брякнула глупость: — Знаю про Лоис и Антона. И сколько тебе всего пришлось пережить, бедняжка Фелисити.
Наступило молчание. Потом телефон разъединился. Я в ужасе набрала ее номер. Хорошо хоть, она ответила.
— Послушай, — сказала я. — Я буду у вас через пару дней. И тогда мы толком поговорим, ладно? По телефону это невозможно.
— Как ты смеешь, — набросилась на меня Фелисити, — копаться в моей жизни! Зачем только я родила Эйнджел! И зачем Эйнджел родила тебя! Я не желаю тебя видеть, не желаю, чтобы ты приезжала. Единственное, чего я хочу, — это чтобы меня оставили в покое и чтобы можно было начать заново.
Это был двойной удар под дых. Я скрючилась, как от боли.
— Я все равно приеду в Род-Айленд, это решено, — ответила я ей и, положив трубку, обнаружила, что боль реальная: у меня начались месячные и все мое тело сопротивлялось.
Я немного поплакала, и тут телефон зазвонил опять.
— Прости меня, — попросила Фелисити. — Я что-то не то сказала. Приезжай обязательно. Только, пожалуйста, не вмешивайся.
А Красснер мирно спал, как это свойственно Красснерам. Я думаю, это у меня атавизм: во время месячных я стремлюсь гнать мужчин вон, как кошки прогоняют котов, когда у них должны родиться котята. Шипят и бросаются, покуда те не уберутся подобру-поздорову. Говорят, они гонят котов, чтобы те не сожрали котят, потому что такие случаи бывают, но кто может знать, что у кошки на уме? Можно, конечно, наблюдать за поведением кошек и выводить какие-то дарвинистские законы выживания, но, по-моему, это просто всплеск раздражения, которое мужские особи вызывают у женских, когда не до них. Эти здоровенные ленивые существа и их непрактичные мужские мнения! В предменструальный период подсознание, с присущими ему ясностью взгляда и четким пониманием, поднимается из глубин к поверхности, только и всего, и оно обычно не обманывает. А остальная часть месяца — это сплошной самообман, выдавание желаемого за действительное и дурацкие улыбочки.
34
Я была приглашена к Гаю и Лорне обедать в субботу к часу дня. У них почти нет друзей — некоторым людям подобрать себе партнера легче, чем обзавестись другом. Гай беспрестанно жалуется на бывшую жену, и эти обиды занимают в его душе место, которое у других отведено под дружбу. А унылый характер Лорны люди принимают за неприветливость и сторонятся. Эти двое довольствуются обществом друг друга, какое им дело до остального мира? Мне они, однако, будут рады и с удовольствием послушают мои рассказы о забавных происшествиях в мире кино. Сегодня Лорна даже поделилась со мной, что у нее когда-то был роман с сослуживцем из института, тянувшийся годы, — кино или концерт, потом ужин, потом постель; но, объяснила она мне, фильмы становились все скучнее, по крайней мере на ее вкус, концерты — все однообразнее, и под конец даже привычка уже не помогала, Лорна стала искать предлоги, насморк, например, чтобы не явиться на свидание, и к нему тоже то приезжала жена с детьми, то еще что-нибудь. Года через два они уже встречались не еженедельно, а раз в две недели, потом — вообще как придется, и наконец свидания совсем прекратились. Они еще иногда встречаются по работе — сейчас, например, готовят площадку под выставку “Новые открытия в сказочном мире кристаллографии”; на самом-то деле их нет, новых, есть только новые способы показать старые открытия в приукрашенном виде, — и Лорна уже вообразить не может, не то что вспомнить, что она такого в нем находила? У меня тоже было в жизни несколько случайных романов в подобном роде, многие, я думаю, даже женятся в результате по принципу “почему бы и нет?”, а раз так, чего же удивляться, что происходит столько разводов.
Лорна при более близком знакомстве становится лучше, по крайней мере на мой взгляд. Начинает свободнее разговаривать. Меня тронул и обрадовал ее рассказ о любовнике. Я тоже ей рассказала немного про Гарри. Мы вдвоем накрывали стол на веранде, выходившей в сад. День был солнечный, на лужайке из травы поднимали головки маленькие желтые крокусы, в дальнем конце сада, пенясь, катила полные воды Темза. Люди катались на лодках, на прогулочных катерах, мегафоны разносили голоса. Лорна подала неаппетитный, ничем не заправленный салат и, порывшись в глубине холодильника, выудила пакетики с ветчиной. О характере человека можно судить по содержимому его холодильника. Лорна — человек со скромными аппетитами, экономная, но не падающая духом. Три мисочки жирной застывшей тушенки, банка бульона, оставшегося от варки моркови, треть бисквитного торта, одинокая завалявшаяся головка брюссельской капусты — жалко ведь выбрасывать недоеденное накануне. Я приготовила винегрет, и Лорна выразила восхищение тем, какое это практичное блюдо. Я показала ей, как его делать, но не думаю, чтобы она когда-нибудь стала его готовить. Ни к чему потакать вкусовым излишествам. Я нисколько не сомневаюсь, что она прекрасный кристаллограф, ценительница холодных каменных восторгов, но не живых удовольствий. На стол она поставила мороженый зеленый горошек, смешанный с морковью, без соли, перца или масла. Но не важно, я пришла к ним не за угощением. А она проявила щедрость, поделившись со мной своими сердечными секретами, а также своим обедом, что далось ей не без усилия, и я это оценила.
Гарри уехал бриться и стричься в шикарный парикмахерский салон в Мэйфере, а после этого у него встреча со звукоинженером в одном кабаке на Уордор-стрит. Я сказала ему, что теперь в кабаки никто не ходит, только в клубы. Он возразил: почему же тогда в кабаки набивается столько народу? Разве люди, которые занимают даже столики на тротуаре, это никто? Я ответила, что он прекрасно знает, что я имею в виду, а сейчас мне надо отдохнуть: я еду за город в гости к родным. По крайней мере, теперь наконец у меня имеются родные и мне есть к кому ездить. Родные. Я с удовольствием повторяла это слово.
— Стоит мне на пару часов куда-то выйти, — заметил Гарри, — как ты сразу же исчезаешь не меньше чем на пять часов. Почему бы это?
— А что я, по-твоему, должна делать? Сидеть дома и считать минуты до твоего возвращения? Ты этого хотел бы? Холли так поступает?
— Почему ты все время поминаешь Холли? — спросил он, изобразив недоумение. Мужчины умеют прикидываться. — При чем тут она?
— Я о ней даже не заикаюсь.
— Нет, ты постоянно о ней говоришь.
— Неправда.
Права была я, и мы оба это знали. Просто я о ней думала, а он нет. Он потопал по своим делам, я — по своим. Но уже через полчаса мы звонили друг другу по мобильным телефонам (и как раз поэтому не сразу смогли дозвониться), чтобы удостовериться, что ни он, ни я не отнеслись к этой размолвке всерьез. Появление мобильных телефонов чувствительно затруднило сочинение интриги в современных кинодрамах: раньше мы изводили горы пленки, чтобы показать трудности, возникающие оттого, что двое не имеют связи друг с другом. А теперь даже на большом расстоянии или из какого-нибудь медвежьего угла они могут болтать часами. И вместо реплики: “Почему же они не обратились в полицию?” — теперь спрашивают: “Он что, не мог позвонить ей на мобильник и все объяснить?” Но такова логика развития.