Роддом или жизнь женщины. Кадры 38–47
Шрифт:
— Из всех здесь присутствующих вы, Юрий Владимирович, больше всех и зарабатываете! А они, — обвела она веером аспирантов, ассистентов и соискателей, — уже внесли, между прочим!
— Их дело молодое, подневольное. У них мамы и папы есть на крайний случай. А я сам себе и мама и папа. У меня семья. Даже две. И даже три. А платить за то, чтобы выслушать, как вы плаваете в результатах моей работы, — увольте! — Доцент снова начал шумно прихлёбывать поданный ему старшей лаборанткой горячий чай, любовно обнимая шерстяными перчатками фарфоровую чашечку. — Так что не надейтесь на мой доклад. Я, разумеется, буду участвовать. Но только через
— Да что вы себе позволяете, Юрий Владимирович! — Веер замельтешил ещё безумнее, размазывая по пространству логотип корейского ультразвукового бренда. — Ладно! — внезапно успокоилась профессор. — Мы с тобой, Юра, потом поговорим, — завершила она почти ласково. — Людочка, закройте, пожалуйста, окно, — и вовсе уж трепетно обратилась Елизавета Петровна к старшей лаборантке.
Людмила Николаевна поднялась с кресла при журнальном столике, запахнула меховую жилетку и пошла закрывать окно.
— Следующий вопрос — защита докторской нашего начмеда. Вам туда идти не обязательно, но мы должны скинуться на подарок от кафедры!
— А вдруг Сёма ещё и не защитится? — хохотнул неутомимый доцент Матвеев. — Вот вдруг возьмёт кто-то из членов специализированного диссертационного совета да и проголосует против? А если против будут единогласно? Я такой туфты, что вы нагнали в работу нашего прекрасного Семёна Ильича, ещё и близко не встречал! Какая там докторская?! Это даже на толковый реферат не тянет! Хотя о чём я тут…
— Юрий Владимирович!
— Да?! — с подобострастной готовностью изогнулся в сторону профессора доцент.
— У Семёна Ильича отличная диссертация. Вы же читали отзывы оппонентов!
— О да! И даже сам написал хвалебную рецензию. Разве я могу отказать старому другу и тем более начмеду?! Разве может быть что-нибудь важнее экобиопсихосоциогеофакторов в развитии ранней преэклампсии у менеджеров среднего звена? — доцент откровенно заржал.
— Не надо передёргивать, Юрий Владимирович!
— Да ну что вы! Это я ещё недодёргиваю!
— Юрий Владимирович, вас не ждут в операционной? — язвительно поинтересовалась Елизавета Петровна.
— Нет. Вы разве не в курсе, что сегодня в клинике неоперационный день, дорогая моя? Профессор обязан знать, что понедельник в нашей клинике — неоперационный день. Оперирующий профессор, разумеется, — скромно завершил он, театрально потупив глазки.
— Вы, Юрий Владимирович, слишком много себе позволяете! — зловеще начала Елизавета Петровна.
— Апчхи! Апчхи!! Апчхи!!! — не выдержал несчастный аспирант.
— Прекратить! — рявкнула профессор и швырнула веер на стол.
— Изви… Изви… Изви… АПЧХИ!!! — грохнул бедолага-аспирант так, что со стола слетели бумаги.
— Вон!!! И не вздумайте просто уйти!!! Идите в поликлинику, открывайте больничный!
— АПЧХИ!!! — заплакал аспирант, отползая к двери.
— Людочка! Откройте окно!.. Теперь вы, Татьяна Георгиевна! Когда вы уже напишете статью, я вас спрашиваю?! В родзале бабки заколачивать — это, конечно, хорошо, но в вашем немолодом уже возрасте давно пора бы дописать несчастную кандидатскую диссертацию!.. Людочка! Закройте окно!
Людмила Николаевна уже не отходила от рамы.
— В общем, так, — Елизавета Петровна расстегнула халат и воротник блузки. — Фуф! Жарко! В общем, так. Каждый сдаёт на участие в конференции, каждый сдаёт на подарок начмеду. Завучи клинических баз остаются, чтобы мы могли согласовать расписание
Доцент Матвеев ткнул подбородком в Татьяну Георгиевну.
— Ну да, кто бы сомневался! — яростно шикнула профессорша. — Обо всех сложных случаях докладывать непосредственно мне, Татьяна Георгиевна.
— Зачем она будет вам докладывать?! — весело, талантливо изображая незамутнённое простодушие, уточнил Юрий Владимирович.
— Людочка! Сколько вам говорить? Откройте окно!
— Окно открыто, Елизавета Петровна, — спокойно ответила шестидесятилетняя «Людочка», завистливо косясь на шапочку и перчатки доцента Матвеева.
— Затем, что, когда нет начмеда, профессор курирует клинику! — выкрикнула в пространство профессор. — И когда есть начмед — профессор курирует клинику! А Татьяна Георгиевна себе слишком много позволяет!..
— Каждый позволяет себе ровно столько, сколько может позволить, — философски-равнодушно заключил Юрий Владимирович.
Татьяна Георгиевна все силы тратила на то, чтобы не рассмеяться. Или не разозлиться. Профессор её жутко бесила. Но не так, как бесила Татьяна Георгиевна саму себя. За то, что за каким-то чёртом несколько лет назад запланировала кандидатскую! Оно ей надо было? Всё потому, что Семён Ильич всё зудел и зудел, что полным-полна клиника малолеток с учёными степенями. Ни черта не умеют, а кандидаты наук! А ты, мол, кто? Никаких регалий! Татьяна Георгиевна согласилась. Запланировалась. Научным руководителем её работы была Елизавета Петровна. Тема дурацкая. Наукой заниматься совершенно неохота. «Наукой» — правильнее в кавычки брать. Потому что есть наука, а есть «наука». Пляши теперь тут под дудку с малолетками. Не по рангу ей, Татьяне Георгиевне, тут сидеть и профессору поддакивать. А как Юрий Владимирович она не может. Он вообще один такой. Вот что она, заведующая отделением, уважаемый человек, делает тут, на этом глупом невразумительном фарсе, именуемом «заседание кафедры»? Елизавета Петровна, разумеется, профессор. И даже заведующая кафедрой акушерства и гинекологии. Одной из многих кафедр. Но ей-то, Татьяне Георгиевне, что с того? Матвеев — он хотя бы доцент. И вообще забавный. Он тут развлекается. А она тут что делает? В термобелье. У профессорши жестокий патологический климакс. Долгоиграющий. Летом она в самую жару проводила кафедральное, закутавшись в оренбургский пуховой платок. И та самая несчастная аспирантка, что не падает со стула только потому, что заледенела, летом грохнулась в обморок, получив тепловой удар в духоте, при закрытых окнах. Профессор изо всех сил строит из себя мать-командиршу. И есть, есть достойные профессора, умеющие и мозгами и руками. Эта — только языком. Умела. Теперь, как климаксом накрыло, совсем мышей не ловит. А уж как её терпеть не может начмед…
В дверь постучали.
— Что там ещё?! Людочка, посмотри!
Шестидесятилетняя «Людочка» покорно метнулась к двери. Там обнаружилась молоденькая санитарочка.
— Татьяну Георгиевну срочно требуют в приёмное отделение! — несмело пискнула она. И тут же зажмурилась на всякий случай.
— Передайте, что Татьяна Георгиевна занята! — протрубила Елизавета Петровна.
— Там кровотечение! — широко распахнув глаза от собственной ответственности и недоумённо поёжившись от холода, смело прошептала санитарочка.