Родина имени Путина
Шрифт:
Но через три дня у меня на столе чудесным образом оказывается бумага. В правом верхнем углу по всем правилам: тов. Зюганову (секретно, лично в руки), от Сайфутдина какого-то там Оглы, проживающего в каком-то ауле им. Карла Маркса, хотя могу путать, паспортные данные те-то, те-то. Далее посередине листа большими буквами «АНОНИМКА». Ниже следует примерно такой текст. «Довожу до вашего сведения, что кандидат в депутаты от списка КПРФ Чеченской республики такойтович активно сотрудничал с вакхабистами, содержал больше трех русских рабов. Накануне прихода федеральных
Меня обескуражило даже не то, что указанные граждане в это время уже гостили у Аллаха, а совпадение фамилий негодяя и автора анонимки. Стал выяснять, оказалось, что они братья по отцовской линии.
Вызываю к себе этого аксакала, спрашиваю: «Товарищ, зачем вы пишете анонимки на брата?»
— Это не я! — взвизгивает. — Зачем меня оскорбляешь и почему такое говорите?
— Мы провели работу секретную и выяснили, что именно вы написали анонимку на брата.
— Откуда вы это придумали?! — не сдается Сайфутдин.
— Товарищ, — говорю. — Мы же от самого Зюганова приехали. Это вам не рыло свинячье, а коммунистическая партия.
— Уважаемый! — поник Сайфутдин. — Я просто хотел, чтобы информация дошла до руководства.
— Теперь я вынужден сообщить в ГРУ и ФСБ, что брат достопочтенного на всю Чечню Сайфутдина скрывал от следствия видных лидеров международного терроризма. Пусть сами во всем разбираются, вы их методы знаете. Сейчас ваш брат продолжает общаться с ваххабитами?
— Нет! Не надо никуда сообщать. Он перековался. Влился в новый жизнь.
— И все же я обязан дать законный ход вашей анонимке.
Ну, в конце концов, уговорил он меня переехать к нему в гостевой дом в Гудермесе: павлины, пальмы, барана каждый день резали, на восемь килограммов поправился. При этом продолжал мелко стучать на своих родственников и все удивляться, как я узнал про авторство анонимки.
На улице висел снег старческими, редкими, жидко- грязными патлами. Я помог девушке забраться в машину. Она включила музыку. Стыдливо взглянув на меня, Лиза достала из сапога пакетик с порошком.
— Подержи, — девушка сунула мне в руку диск, на зеркальную сторону которого она сыпанула немного порошка. — Прошу тебя, ничего не говори.
Не успел я опомниться, как порошок, сбитый кредиткой в дорожку, был жадно поделен между двумя ноздрями.
Лиза спрятала диск и принялась распечатывать скукоженный на морозе мандарин.
— Давно на коксе?
— Года четыре. Почти соскочила. Потом клиника.
— Соскочила, говоришь?
— Остаточные явления. Я в Москве почти не юзаю. Химка сплошная. В Лондоне 70 фунтов — боливийский чистоган, а здесь за двести евро тащат химку, суки. Чем только не бодяжат — амфитаминами, героином. Сейчас новый тренд — добавляют молотое стекло, мне по пьяни девка, которая барыжит, проболталась.
— А это еще зачем?
— Микропорезы в слизистой, чтобы порошок всасывался в два раза быстрее. Резкий скорый приход, почти как инъекция. Короче, сожгла я печь этой дрянью.
— Гепатит?
— Почти. Не хочу об этом говорить. Да завязала я. Иногда, под настроение. Поехали туда, где наливают. Водки хочу. Можно, а?
Ответить мне не дал звонок телефона. Лиза резко отрыла в сумочке «Верту», судорожно прижала к уху.
— Тихо! — словно по привычке выпалила девушка и включила связь, вкрадчиво продолжив. — Милый, привет. Все хорошо. Я по делам мотаюсь. Да, в банке уже была. И я тебя. Пока.
Через пять минут мы причалили к итальянскому ресторану и были препровождены за круглый столик на изящной металлической треноге.
— Как за руль сядешь? — вздохнул я, когда Лиза, не тяготясь отсутствием собутыльника, махнула первые сто.
— Ты же номера видел! Если совсем буду, «трезвого водителя» вызову, — девушка мотнула головой в сторону официанта. — Молодой человек, принесите мне еще сельдереевый фреш и тирамису.
— Вам что-то еще? — Выговаривая утвердительно, парень склонил надо мной голову.
— Чаю зеленого принеси.
— Две чашки?
— Я не буду, — Лиза вскинула голову. — Зеленый чай в больших количествах вреден.
— А шмыгалово полезно! — хмыкнул я, когда официант удалился. — Это ты так удачно с Г. спуталась?
— Удачно?! Это же я из-за него на всю эту дрянь подсела. Чтобы терпеть это животное. Он хороший, но не мужик. Каково, думаешь, спать со свинячим слюнявым холодцом. Ваня, я же не проститутка. Мне двадцать три года. Я юзала, чтобы только не блевать, чтобы забыться, чтобы не чувствовать себя, чтобы быть далеко, когда рядом с ним.
— Что тебя с ним держит? Бабло? Недвижка?
— Уже нет. Я ему ничего не должна.
— Как это?
— Так это! Он мне дачу подарил за полляма, прямо накануне скачка цен. Естественно, оформил на меня. А это 2003 год — выборы. Там налички. У меня два шкафа были заложены целлофановыми блоками с баксами. Десять «кислых» минимум. Через пару лет дача вместе с землей уже под два миллиона тянула. Ну, шестой год: деньги кончились, у Г. кризис. Это он для пролетариев классовый родственник, а в быту пятьдесят тысяч долларов в месяц подъедает за здрасте. Дети, семьи, телки, челядь. все жрать хотят. Я дачу продала за два ляма, все деньги ему отдала. Еще спросила: «Я что-то должна?». Он типа обиделся: «Что ты, Лизонька, ты мне никогда ничего.». Я тогда ушла от него. на месяц.
— Зачем вернулась?
— Жалко мне его. Он без меня сдохнет. Я точно знаю. Любит. Говорит, хочешь, всех баб выгоню, разведусь. Замуж зовет. Последний год даже в постель не тащит, боится, что вообще от него уйду. Детей от меня хочет. А у меня от него и так два аборта. Правда, знает только об одном. Чуть не убил, когда узнал. Он же типа верующий. А я ему в лицо: «На хрена инвалидов плодить? От тебя ничего здорового не родится». Наверное, у меня никогда не будет детей. Ты мне не веришь? — Лиза давила под глазами слезы. — Я тебе пришлю историю. Давай почту!