Родина против бесов
Шрифт:
Эти обстоятельства говорили о том, что «левая» линия в блоке, обгрызающая края электоратов Зюганова и Явлинского, давала, по самым оптимистическим оценкам, 3-4% голосов. Следовательно, для победы блока надо было рассчитывать на электоральный ресурс второй составляющей, «правой», представленной Рогозиным, Геращенко, Бабуриным и др. Состав блока, судя по лидерам второго плана, был явно «нелевый». В них не было ничего профсоюзно-социалистического. Соглашаясь на кремлевский проект, лидеры блока «Родина» рисковали подмочить репутацию, запачкавшись нелепой «левизной». Но «правая» (консервативная) линия в избирательной кампании реабилитировала их. Они могли говорить на своем политическом языке и привлекать голоса близких им по духу и взглядам избирателей.
Национально-консервативная
Две идеологически различные группы, составившие блок, пытались взаимодействовать, но за кулисами входили в достаточно жесткую конфронтацию. Доминирование «левого» фланга блока означало почти неминуемое поражение, усиление консервативного фланга давало надежды на победу. Конфликт между флангами, как оказалось, не так страшен, поскольку тематика выступлений лидеров редко перекрывалась, а некоторые противоречия в позициях для избирателя были малозаметны. Самая большая опасность «левизны» лежала в сфере политтехнологий. Заведомый провал группы Гельмана необходимо было нейтрализовать работой других групп. И это блестяще сделал Рогозин. Бесу прочно прищемили хвост.
Ревнивый Глазьев стоял на страже «левой» идеи, никак не желая впустить в идеологические документы блока национально-государственные идеи и русский национализм. Тем самым его участие в таких организациях, как Конгресс русских общин и Союз православных граждан, выглядело нелепо. Получалось, что проблема глазьевского фрагмента блока не в Гельмане, а в самом Глазьеве – в его мировоззрении и амбициях. Глазьев хотел быть «левым», а потому поначалу ко двору пришелся «троцкист» Гельман. Последний понимал «левизну» скорее в игровом, постмодернистском ключе, в виде этакого политического «стеба». Но это ему прощалось. Не прощен был Гельман за другое – за вторжение в сферу идеологии, где Глазьев считал себя непререкаемым авторитетом. Этот конфликт послужил на пользу «Родине». «Левый» фланг в штабе блока раскололся.
Еще один фактор, подрывавший перспективы блока, – попытка имитировать широкую коалицию, составив ее из малоизвестных и малосильных партий. Разбавление избирательного списка, стеснение себя коалиционными соглашениями и уступками союзникам, разношерстность и амбициозность лидеров микропартий – все это страшно мешало. Мелкие лидеры получили высокооплачиваемые посты в штабе блока и активно мешали работать, выдвигая собственные инициативы. Ставка на мелкопартийность вылилась в скандал, затеянный известным философским путаником Дугиным, обвинившим блок «Родина» в шовинизме. Его мало кто заметил. Но только потому что скандалы затерялись в хаосе безмерно расточительной
С Александром Гельевичем Дугиным я познакомился буквально за несколько дней до того, как он счел возможным высказаться по мою душу в интервью какому-то информагентству. До того я читал некоторые дугинские книги и статьи, среди которых более ранние мне показались в определенной степени новаторскими – Дугин первым начал пересказывать некоторых европейских философов. Правда, оказалось, что это вольный пересказ. Когда эти философы были переведены на русский язык, а их книги появились в магазинах, писания Дугина и его пересказы мне стали неинтересны, поскольку превратно трактовали первоисточники. Кроме того, его более поздние интерпретации евразийства перешли рамки творческого поиска и превратились в чванливую фанаберию и самозванство. Все это уже было не новаторство, а наглость, которая в ряде случаев переходила в русофобию.
Самолюбование привело Дугина к тяжким страданиям, если задето его самолюбие. А раз оно задето, то дурь выражается в мстительности. В иных людях странно сочетается ум и глупость. В одних аспектах жизни человек проявляет способность к глубокомыслию, демонстрирует неординарность и интеллектуальные достоинства. В других же аспектах он оказывается настолько глуп, что свою некомпетентность, свои завиральные идеи не только не считает возможным скрывать, но смело выносит их на публику и получает репутацию дурака. Личный бес оглупляет исходно вполне умного и даже талантливого человека.
Мы были представлены друг другу у кабинета Дмитрия Рогозина, где Дугин ждал аудиенции, что само по себе его все больше раздражало. Случайный разговор коснулся перспектив блока Глазьева-Рогозина. Случайно же Дугин обронил фамилию Гельмана, которого Старая площадь навязала блоку в качестве менеджера. Не зная, что Дугин с Гельманом приятельствуют, я возьми да и скажи: «Я бы этого Гельмана проводил хорошим пинком под зад». Вижу, Дугина начинает корежить. Но сгоряча я еще прошелся по левацкой идеологии, которую также навязывают блоку вместе с пресловутым Гельманом. Дугин и вовсе скособочился, с жаром забормотал, что патриоты у нас проиграли все, а вот левоцентристы очень перспективны. На этой невнятной ноте мы и расстались – мне надо было бежать по делам.
Через несколько дней Дугин выступил с отповедью блоку Глазьева-Рогозина, объявив его фашистским, расистским и шовинистическим. Это была месть за то, что Дугина никуда не пригласили и в список блока не включили. А дальше была то ли месть, то ли просто примитивная дурь, высказанная по моему адресу. Дугин объявил, что в блоке есть некий «Савельев» (почему-то писалось именно так – в кавычках), который является переводчиком «Майн Кампф». В списках блока «Родина» фамилия Савельев встречалась не единожды. Но как было не отнести пассаж Дугина на свой счет после того, как я затронул его собрата по провокациям и его «левые» ценности!
Надо сказать, что между этими событиями, мне позвонил один из знакомых активистов партии «Евразия» и попросил помощи в том, чтобы довести до Рогозина решение руководящего органа партии о том, что Дугин ведет все переговоры по своей личной инициативе, а не от имени партии. Никаких соглашений с блоком партия подписывать не собиралась, Дугин занимался самодеятельностью.
После публикации дугинского измышления мне очень захотелось поблагодарить Александра Гельевича. Теперь в руководстве блока я стал заметной фигурой – именно на меня пало главное подозрение в недюжинных способностях к переводу. Подозрение, надо сказать, необидное – если б я узнал, что человек перевел «Майн Кампф», я бы его скорее зауважал: недурно знает немецкий язык. Но симптоматичное. Идею Дугина о фашизме в блоке позднее подхватил Чубайс. И тем способствовал росту популярности «Родины». Если Чубайс говорил, что в блоке засели фашисты, то избиратели понимали: за этот блок как раз и надо голосовать. Используя поглупевшего философа, в игру вступил крупный бес.