Родитель дубль «N»! Снято!
Шрифт:
Как Петр появился в Москве, так отовсюду посыпались пригласительные билеты, абонементы, делегации. Приглашали на торжества, премьеры, семинары, они тогда «слушаниями» назывались, торжественные заседания, пленумы. И очень обижались, что от большинства из них он отказывался.
– Ну Вы же первый трижды Герой в стране, вы должны показать пример, рассказать, как вы добились таких выдающихся результатов. Вдохновить воинов и трудящихся на новые подвиги.
И, в конце заседания или премьеры, обязательный фуршет или просто застолье, знакомство с примой или просто симпатичной особой, нацелившейся на двойной оклад директора завода и отдельную, пусть и служебную, квартиру. Собственно, из-за этого Петр выбрал ресторан на окраине, неподалеку от мест обитания, чтобы его поменьше видели в тех местах, где вновь и вновь будут пытаться заставить его выйти на сцену и говорить никому ненужные словеса, отвлекая его от своих мыслей, расчетов и дел. Больше всего третировали партийные чиновники и женщины от Мельпомены.
Петр ворчал, после каждого такого приглашения:
– Как добился, как добился? С трудом! Если им правду рассказать, то хрен поверят! За все приходилось платить
С женским полом в Москве тоже ничего не получалось. Его одногодки либо еще учились, либо были призваны в армию. А институты из Москвы были все эвакуированы. Чаще всего на него обращали «пристальное внимание» «слегка подержанные» дамы неопределенного возраста, которым требовалось обратить на себя внимание, что они еще в самом соку. Или войти в определенный круг. Этим они буквально отпихивали тех, кто, может быть, мог бы добиться гораздо большего. Но тут сказывалось то обстоятельство, что в МАИ практически не принимали девушек, а если такие и попадались, то это были либо чьи-либо «дочки», либо они быстро становились замужними дамами в чисто мужских коллективах. И быстро привыкали к повышенному вниманию со стороны мужчин. Плюс к этому высокая занятость мешала личной жизни. Прокалываться, как это уже было несколько раз, Петр не хотел. Плюс, из-за занимаемых постов и имеющихся званий, настрой у всех женщин, с кем доводилось общаться, был слишком решительным и радикальным, а надевать дополнительный хомут он пока не рвался. Он был молод для этого. Я был в курсе того, что в 45-м он женился в первый раз на стрелке-радистке из соседнего штурмового полка. Но брак был коротким и печальным. В самом начале 46-го ее не стало, последствия ранений, полученных в мае 45-го. Вспоминать об этом отец не любил.
Ну и еще один момент, который помогал ему сохранять необходимую дистанцию: он не употреблял спиртное, вообще. За все время было два таких случая, один из которых закончился неприятностями. О втором он иногда вспоминал, и даже выяснял где и что делает та самая «нимфочка». Она оказалась замужней, и он поставил на этом эпизоде точку. Сам я за него в этом отношении не волновался, что будет, то и произойдет. От судьбы не уйдешь, как ни старайся.
Круг его интересов был окончательно сформирован, выходить за него или позволить кому-нибудь нарушить «спокойствие на его границах» он уже вряд ли кому-нибудь позволит. Несколько весьма удачных машин и большое количество изобретений, запущенных в серию в различных направлениях, обеспечили его достаточно раннее вхождение в элиту авиапрома. Так что, вряд ли его кому-нибудь удастся сместить с этой работы. Во всяком случае, пока жив Сталин. Весьма интенсивные телодвижения в этом направлении предпринимали и спецы из ЦАГИ, и чиновники из НКАП, да и часть военных принимало в этом участие. Но, я – калач тертый, и привыкший действовать в более сложной обстановке, когда дефицита инженерных кадров просто нет. Плюс, в отличие от них, я «знаю как» и что предпринимать, чтобы находиться на пике исследований и впереди всех. И не потому, что хочу урвать от жизни все, а для того, чтобы не допустить того, что происходило чуть позже со страной и населением. Уже сейчас заметны резкие сдвиги в ходе войны, значительное уменьшение потерь, в цейтноте уже находится Германия, а не Советский Союз. Инициатива перехвачена еще зимой 42-го, а летнее наступление немцев, кроме больших потерь, ничего им не дало. Возвести «Днепровский вал» они просто не успели, и теперь откатываются все дальше и дальше. Но, я слишком хорошо помню слова будущего Президента Соединенных Штатов: «Если мы увидим, что войну выигрывает Германия, нам следует помогать России, если будет выигрывать Россия, нам следует помогать Германии, и пусть они, как можно больше, убивают друг друга, хотя мне не хочется ни при каких условиях видеть Сталина или Гитлера в победителях. Ни один из них не держит обещанного слова». Именно для него мы готовим маленький сюрприз в виде кумулятивно-проникающей боеголовки, которая уже готова и ждет своего часа. И чем ее доставить – у нас тоже есть. Требуется только больше обезопасить тех людей, кто пойдет в атаку на линкоры и авианосцы. Задача сложная, но решаемая.
Глава 5. «Скорость стука выше скорости звука» (из наблюдений)
Вечером Петр встретился с группой Кузнецова, с которыми проработал пятиступенчатый компрессор, его уплотнители, три турбины высокого, среднего и низкого давления, и планетарно-дифференциальные редукторы для двух винтов и вентилятора двигателя. Постарались ужать до минимума внешний диаметр, но сохранили коэффициент двухконтурности 15.2. Удалось отыграть почти 98 мм диаметра.
– Делайте изменения в чертежах, и запускайте в производство модифицированный двигатель. Первую разработку не бросать, четырехступый тоже найдет себе нишу. Мест, куда можно его бросить, много!
Фактически мы делаем два двигателя по этой схеме. Первый из них более отработан, там изменения коснулись только турбинной части, и его быстрее можно будет показать Госкомиссии. Второй позволит реализовать ту задумку, которая оставит далеко позади все существующие на сегодняшний день истребители. С этим движком наше «летающее крыло» просто никто не достанет, ни по высотности, ни по скорости. «А там посмотрим: кто – кого!». Петр практически перестал бывать дома, как только начали сборку двигателей и планера. Модель продули в ЦАГИ, причем сумели добиться секретности продувки, услав нашего «общего друга» Шишкина в Новосибирск. Из директората ЦАГИ машину видел только Некрасов, наш научный руководитель. Продули сразу три модели, в том числе с работающими двигателями, с размахом крыльев в 16,8 метра. Получив «добро» от института по управляемости и прочности, сразу начали подготовку этого варианта к испытательным полетам. Сама
Сталин к столу не пригласил, так что, разговор предстоял совсем не о том, как идут дела с совместным самолетом.
– Мы получили письмо начальника ЦАГИ Шишкина… – и дальше полилось такое откровенное вранье, что мы с Николаем Николаевичем от удивления начали переглядываться. Дескать, вышеупомянутый товарищ получил запрос Северо-Западного сектора ПВО Москвы, одновременно с этим такой же запрос получил Наркомат Авиапрома, что в секторе проводятся неустановленные полеты аппарата неизвестной конструкции, и так далее, и тому подобное. Когда Сталин выговорился и пригрозил нам обоим, что делом будет заниматься Наркомат Внутренних Дел, то Петр обратился к нему с вопросом:
– Тащ Сталин! Это же не письмо, это – закладная, в которой все перевернуто с ног на голову! Один из постов управления ПВО сектора находится у нас на СКП. Любые полеты в секторе разрешаются ими. Без этого ни одна машина взлететь просто не имеет права. Заявки, суточные, мы подаем ежедневно, и все полеты проходят только после получения такого разрешения. Ни ЦАГИ, ни НКАП, к процессу подачи заявок на испытания никакого отношения не имеют. Никто им никаких запросов не присылал. Им нужна информация о том, что происходит у нас на аэродроме. И у меня возникает резонный и законный вопрос: зачем Шишкину такая информация? Вот пусть с этим НКВД и разбирается: куда решил передать Шишкин эти сведения?
– Ну, он же пишет, что все летательные аппараты должны иметь разрешение ЦАГИ на допуск к полету.
– Такая бумага у нас есть, получена 18 августа, подписана руководителем лаборатории прочности Антоновым и замначальника Института Некрасовым. Вот она. Испытывается летающая модель будущего бомбардировщика, задание на строительство, которого, на средства внебюджетного фонда ГКО, было нами получено в июне месяце непосредственно от вас. Ведем отработку новых систем управления и подготавливаем летчиков, которым предстоит испытывать саму машину, на модели, изготовленной в масштабе 1:4, так называемом самолете-аналоге. Так дешевле, особенно, когда приходится строить довольно большую машину, еще и сложную, к тому же.
– То есть, у вас все готово?
– Нет, товарищ Сталин, машина будет готова не ранее января будущего года, если не выявим каких-нибудь неприятностей на моделях. – ответил Поликарпов.
– Так долго? Ви понимаите, что идет война, товарищ Поликарпов? Показывайте, что сделано, иначе мы отстраним вас от задания!!!
Он, видать, не с той ноги встал, и желает разрядиться на нас! Этого нам только и не хватало!
– Максимально готово у меня, в плане планера и систем управления, товарищ Сталин. Вот сама машина, это она в воздухе, это взлет с помощью ракетных ускорителей. А вот эта пачка – описание всех 65-ти полетов. Летных происшествий не было, программа полетов выполнена на 100 %.
– А почему не предъявляете на Госиспытания?
– Это же модель, а не самолет, товарищ Сталин. Экспериментальная машина.
– Какую скорость она показала?
– 1075 километров в час в горизонтальном полете на участке в 200 километров.
– Сколько? – спросил Сталин, и, после повтора мной установленной скорости, взорвался: – Ви понимаете, что это новый мировой рикорд?
– Отчетливо, товарищ Сталин. Мы уже говорили с вами на эту тему. Идет война, и речь не о рекорде. Речь о жизни наших летчиков. Они должны иметь возможность нанести удар и безопасно оторваться от противника. И никаких рекордов мы ставить не будем. Тем более, что двигателей для этой машины у нас нет, и в ближайшее время их не будет. Летает она на двигателях от крылатых ракет «Х-Х», не принятых в серию. Ресурс этих двигателей – 25 минут работы на полную мощность. Здесь полную не давали, чтобы не переходить за скорость звука.