Родитель номер два
Шрифт:
– Мне незачем возвращаться в город. Ничего хорошего меня там не ждет. К тому же мне здесь понравилось. То, что я вижу, мне по сердцу. Наверное, я с самого детства мечтал о таком…
Марк успел прийти в себя от неожиданности и решил вмешаться.
– Ему нельзя оставаться у вас, – твердо сказал он. – Этот человек – преступник. Он арестован и должен предстать перед судом.
– Вот как? – удивился Захария. – Какое же преступление совершил твой друг?
– Он мне не друг, а арестованный, – упрямо повторил Марк. – Он убийца. Посуди сам, Захария: зачем вам оставлять у себя убийцу? Хочешь, чтобы он и у вас кого-нибудь убил?
Это был сильный ход, но он не сработал. Захария был вождем своего поселка, а значит – человеком опытным и не склонным слишком уж доверять словам, как бы они веско ни звучали…
Он чуть задумался, как бы взвешивая сказанное Марком, а затем спросил:
– Кого убил этот человек? За что убил? Это доказано? Он признался?
Марк рассказал о преступлении Аякса, а затем добавил:
– Мне кажется, тут не о чем спорить. Убийство – это преступление: так считается у нас, и так же считается у вас. Ты же сам говорил вчера, что жизнь священна. Тебя возмутило, что мы убили кабанов, а здесь речь идет о жизни человека. Разве не так?
Результат поверг Марка в смятение.
– Не так, – помотал головой Захария, и темные глаза его сверкнули. – Жизнь человека священна, и жизнь любого существа, в котором течет горячая кровь, тоже священна. Но если женщина совершила грех, то она не человек и муж может сделать с ней что угодно. Если он счел нужным умертвить ее – это его право.
Он повернулся к Аяксу.
– Твоя жена изменила тебе с другим мужчиной?
Тот кивнул и потупился.
– Супружеская измена – грех, – твердо отрубил Захария. – Ты правильно сделал, что уничтожил ее.
У Марка земля уходила из-под ног. Для него, как и для всех цивилизованных жителей Земли, понятия «грех» вообще не существовало. Из учебников истории было известно о том, что прежде, в далекие и дикие времена, понятие греха было, но эти времена давно прошли, уступив место цивилизованности и гуманизму.
А гуманизм гласит, что самое главное, самое важное – это человек и его удовольствия, исполнение его желаний. Все, что служит человеку удовольствием, – морально, а любые запреты – аморальны, потому что ограничивают свободу личности…
Вдруг Аякс заговорил снова. На этот раз он обращался только к Марку.
– Послушай, – сказал он. – Я мог бы тебе ничего и не объяснять, но мы с тобой вместе кое-что пережили, и мне почему-то хочется, чтобы ты меня понял. Дело даже не в том, что в городе меня ждет суровое наказание. Не такое уж оно и суровое, кстати: подумаешь – сошлют на завод-автомат, где не будет Царства… Да плевал я на ваше поганое Царство! Только идиоты могут увлекаться этой иллюзией настоящей жизни! Променять свою реальную жизнь на иллюзорное Царство – какая глупость!
Так что не наказания в городе я боюсь – дело в другом. Понимаешь, мне здесь и правда понравилось. Здесь люди живут настоящей жизнью. Здесь – крепкие семьи, любящие жены, заботливые мужья. Здесь у всех куча детишек, и никто не отдает их в воспитательные дома.
Аякс перевел дух. Он был рыбаком и не привык так много говорить, да еще умничать, так что сейчас сильно напрягался.
– И насколько я понял, – добавил он наконец, – здесь на тебя не станут смотреть косо, если ты не вступаешь в однополые связи. Я всю жизнь этого не любил, а мне говорили, что это значит – я враг свободы и опасный тип…
Собственно, говорить больше было не о чем. Аякс вышел из землянки вместе с Захарией, а Марк стал готовиться к долгому пешему переходу. Если Захария сдержит свое слово, скоро можно будет вернуться в город, домой. Про Аякса, вероятно, лучше всего будет сказать, что потерял его из виду при крушении вертолета…
Но Марк попросту не мог отправиться в путь, не попытавшись хотя бы выяснить самый главный вопрос: а зачем их вообще похищали? Зачем схватили и притащили сюда – в лесной поселок? Зачем устраивали пиршество? Зачем все это, если наутро их все равно отпускают?
Но Захария отказался отвечать на этот вопрос. Многословный во всем остальном, он теперь лишь улыбался в свою длинную бороду и молчал.
– Разве тебе не понравилось у нас? – только и промолвил он в ответ.
– Понравилось, – серьезно кивнул Марк. – Я ведь на самом деле ничего не знал прежде о вашей жизни.
– Ну вот, – удовлетворенно хмыкнул Захария. – А теперь знаешь. Разве этого мало?
Путь до затерянного среди лесов завода-автомата действительно занял четыре дня. Вместе с двумя спутниками – немногословными молодыми людьми – Марку пришлось проходить по многу километров через лесные буреломы, продираться сквозь заросли и даже перебираться через реки – где-то вброд, а где-то – вплавь.
Спутники Марка – сноровистые, ловкие и сильные – умели, казалось, все. Они владели искусством ориентироваться в лесу, могли сделать плот, если река оказывалась слишком широкой. Им было даже доступно общение с животными. Лес буквально кишел ими. Городские легенды о том, как опасно находиться в лесу, оказались чистой правдой: медведи, волки, кабаны и прочая живность заполонили леса. В этом смысле горожане не ошибались, но люди внешнего пространства научились вступать с животными в некий ментальный контакт.
Марк несколько раз пытался расспрашивать своих провожатых об этом умении, но из их коротких ответов сумел понять немногое. Судя по всему, речь не шла о передаче какой-либо осмысленной информации. Здешние люди и звери в лесу научились понимать друг друга в смысле общего настроения, на уровне эмоций.
– Главное – не бояться животного и не пугать его, – объяснил один из спутников по имени Никита – бородатый детина лет двадцати пяти, с длинной иссиня-черной бородой, доходящей до середины могучей груди.