Родитель номер два
Шрифт:
– По-разному бывает, – философски сказал Захария. – Некоторым очень даже нравится.
– Всем им нравится, – прошипела Юдифь из-за его плеча. – Всем! Похотливые блудницы…
– Мне только непонятен вот какой вопрос, – решился все же сказать Марк. – Если все ваши мужчины такие моральные и нравственные люди, имеют семьи, то кто же тогда ходит к этим несчастным блудницам в Дом радости?
– Они и ходят, – пожал плечами Захария. – Что тут непонятного? При чем тут мораль?
– Но если человек – хороший семьянин и придерживается высокой морали, – попытался объяснить свой
– Одно к другому отношения не имеет, – покачал головой старейшина. – Я тебя не понимаю. Что же аморального в том, чтобы потешить плоть с блудницей? Семья – это святое, жена и дети священны для любого праведного мужчины, так велят боги. Но если пришла охота развлечься с горячей девушкой – что же тут плохого?
А поскольку ни одна девушка не хочет попасть в Дом радости, для каждой из них очень важно не потерять зря ни одних смотрин из возможных десяти.
– Если ты не выберешь сейчас себе одну из них в жены, – сказал Захария, важно поглаживая окладистую черную бороду, – это будет жестоко и несправедливо по отношению к ним. Ведь они потратили на тебя одну из своих попыток, а их и так не слишком много…
Марк оказался в сложном положении. Он совершенно не готов был к женитьбе. Если уж на то пошло, то у него вообще были совершенно иные планы.
Однако, оказавшись в традиционалистском обществе, приходится играть по его правилам. Как-то он этого не предусмотрел заранее…
Отказаться он, наверное, может все равно. Мало ли, в конце концов, чего можно наплести! Но, с другой стороны, по отношению к несчастным девушкам это будет форменным издевательством. Они же не виноваты в том, что живут в обществе, где царят такие чудовищные нравы. И это еще называется строгой моралью!
Решение пришло внезапно, как молния, которая озаряет темное небо. Как наитие, подсказанное свыше, или тихий шепот внутреннего голоса, который не каждый человек любит слушать…
– Среди этих девушек есть такая, для которой эти сегодняшние смотрины – последние? Десятые? – спросил Марк. – Среди них есть такая, у которой больше не будет шансов?
Захария внимательно посмотрел на Марка, затем медленно кивнул. Казалось, он пытливым взором заглянул в душу собеседника и многое там понял. Может быть, прочитал и то отвращение ко всей этой процедуре, которое испытывал Марк, не показывая при этом виду? Может быть, понял его душевное смятение и причину, заставившую все же принять такое решение…
Понял и одобрил, не говоря ни слова.
Вопросительно взглянул на супругу, и Юдифь задумалась на минутку.
– Вот эта, – сказала она, ткнув пальцем в невысокую шатенку, стоявшую с опущенной головой. – Анна. Завтра ей предстоит отправиться в Дом радости.
Юдифь сказала это и злорадно усмехнулась.
– А ну-ка, Анна, подними голову, – велела она, и несчастная девушка выполнила приказание. Ее округлившиеся от горя и страха глаза были полны слезами. Несомненно, она-то в течение всех смотрин постоянно помнила о том, что это – ее последний шанс и другого не будет. Сейчас она уже одной ногой как бы стояла в Доме радости – в ином мире, где ее ждет совсем иная, чем прежде, жизнь. И жизнь без возврата, потому что блудниц общество обратно не принимает.
– Погляди на нас Анна, – продолжала Юдифь, наслаждаясь своим положением законной жены старейшины, имеющей волею судьбы право голоса. – Завтра ты окажешься в Доме радости. Мужчины в поселке уже давно ждут этого дня – уж я-то знаю, сама слышала их разговоры. Уже распределились между собой, кто возьмет тебя первым, кто – вторым, а кто – пятым. Кто первым выпорет тебя, чтобы научить покорности, а кто – вторым и третьим.
Анна дрожала всем своим обнаженным телом. Ее буквально трясло от позора и страха – ведь она прекрасно понимала, что в данном случае Юдифь не лжет. Все именно так и произойдет, как уже происходило с сотнями и тысячами девушек до нее.
Каждая девочка видит, с каким презрением все жители поселка смотрят на измученных женщин из Дома радости, которые торопливо бегут на работу, прикрывая от стыда лица платками. На женщин, которые униженно кланяются каждому женатому мужчине: а вдруг сегодня именно он придет к ней и станет ее полновластным и строгим господином?
Каждая девушка знает о такой возможности с детства, но гонит от себя мысли об этом. Нет, только не с ней! С ней этого не может случиться! Такое случается с дурнушками, с корявыми, с глупыми. А она – такая красивая, изящная. Нет, ее непременно возьмут в жены, у нее будет много детей…
Невыносимо было смотреть на эту сцену.
– Хорошо, – внезапно услышал Марк собственный голос, как будто это не он сам говорил. – Я согласен, не о чем больше раздумывать. Я выбираю Анну себе в жены.
От подступившего волнения он даже встал. Горло перехватило. Что это он надумал? Что это вдруг пришло ему в голову?
Здешние браки – это не браки в городе, которые расторгаются легко и по взаимному согласию сторон. Здесь это означает многое, слишком многое. Большая ответственность…
Наступила пауза, все умолкли.
– Ты хорошо подумал? – спросил Захария и, помолчав, повторил свой вопрос, усилив его: – Ты твердо выбираешь себе в жены вот эту девушку?
– Да, – выдавил из себя Марк.
Захария протянул к нему руку и, дернув за рукав, заставил сесть обратно.
– Если так, мы можем сыграть свадьбу.
Анна на негнущихся от волнения, одеревеневших ногах сделала несколько неуверенных шагов в сторону Марка. Все смотрели на нее, и от этого съежившаяся голая женская фигурка казалась особенно жалобной.
Девушка несколько мгновений стояла перед Марком, а затем ноги ее словно сами собой подогнулись, и она опустилась на колени.
– Когда свадьба? – резким голосом спросила Юдифь. – Нужно же все приготовить.
Ясно было, что она здорово раздражена происшедшим, хоть и старается не показать виду. Марк взглянул на ее приторно-умильное лицо, обращенное к нему, и едва сдержался, чтобы не подмигнуть.
«Что, старая ведьма, осталась ты с носом? – хотелось сказать ей. – Обвели тебя, не дали вдоволь поглумиться над бедной девушкой? Вот и сиди теперь, изображай радость и удовлетворение. Анна, когда придет в себя, с тобой еще отдельно поговорит…»