Шрифт:
Королевский шут по прозвищу Лорд-мэр-генерал Сарацинии фон Коротыш сидел в углу и строил карточный домик. Его часто заставали за таким занятием, и вообще он был странный — тихий, угрюмый, бормочущий себе под нос на непонятном наречии. Был фон Коротыш черный волосами, как галка, смуглый и крючконосый; когда он сидел, казалось, что он нормального роста.
Принц и принцесса, задевая друг друга плечами и хихикая от веселого возбуждения, прятались за колонной. Она — в пышном голубом платьице, он — в бархатном костюмчике со штанами до колен. Подкрасться так близко было нелегко — Коротыш, как ни казался погруженным в себя, то и дело вскидывал голову и подозрительно озирался.
«Т-ш-ш… Раз… Два… Три… Давай!» — одновременно, как чертики из табакерки, они выпрыгнули из-за плеч шута, и…
Впрочем, что это я? Рассказывать сказку нужно по порядку. Значит, так: в некоем королевстве под названием Окраинная Христиания жил-был король. Звали его Альберт II Благочестивый, и был он не то что бы плох, но и не то что
Старшего сына и наследника престола звали Ричард. Это очень подходящее имя для принца; да и сам он был какой-то очень подходящий — именно такой, каким королевскому сыну надлежит быть. Ричард был добрый, смелый и честный, и даже если бы он при этом не уродился красивым, он бы таковым непременно казался. Но он был и красивым тоже — со своим открытым, веселым лицом и светлыми волосами он, по мнению многих девушек, походил на солнышко. Да, он был немножко веснушчатый и немножко не выговаривал букву «р», но это ему даже шло. Впрочем, что-что, а светлые волосы и высокий рост в Окраинной Христиании не редкость. На всю округу причитался, пожалуй, только один темноволосый человек — фон Коротыш, королевский шут. Этого самого Коротыша король выпросил себе в услужение у одного заезжего рыцаря, который утверждал, что карлик — самый настоящий сарацин, может даже, ихний сарацинский принц. Шутить Лорд-мэр-генерал не умел и учиться, скорее всего, не собирался, характер имел прескверный, но выглядел до того забавно, что король им очень дорожил. Впрочем, всему свое время; сначала надобно рассказать о принце Ричарде.
Королева Бригита умерла, когда ему сравнялось двенадцать лет; за эти годы она успела научить сына всему самому главному, что должен знать принц. Она научила его обращаться учтиво со всеми встречными, молиться перед сном и перед едой, никогда не капризничать и быть добрым со слабыми, спокойным с сильными и открытым с равными. Остальное — как владеть мечом и копьем, сидеть в седле, читать латинские гимны и разбираться в старых и новых картах — Ричарду втолковали его наставники, и учеником он оказался очень хорошим. В общем, по всему было видно, что из мальчика вырастет именно такой король, каким хотел бы стать его отец, и все этому очень радовались. Больше всех радовался сам король Альберт II Благочестивый, он сам и подсовывал принцу все те замечательные книжки, которыми так увлекался в его возрасте — и таким образом вносил отцовскую лепту в воспитание. Как бы то ни было, к двадцати двум годам Ричард вырос сильным, веселым и очень правильным, и когда он в семнадцать лет победил на турнире для оруженосцев, отец его своей рукой посвятил в рыцари. Вскоре он уже вовсю командовал отцовскими воинами, и король даже посылал войско под его началом, когда случалась в том нужда. Причина успеха заключалась и в том, что принца Ричарда все любили, и умирать за него казалось не таким уж большим несчастьем. В нем как будто возродилась вся королевская стать многих поколений. Понимаете, о чем я? Да, он уж очень походил на Истинного Короля.
Неудивительно, что при таком брате двое младших детей росли как хотели. Ничего особенного от них не ждали, никаких невозможных надежд на них никто не возлагал. Что выросло, то выросло — вот что говорят о таких детишках няньки, когда те в темном коридоре внезапно сбивают их с ног. Арнольд и Агнесса были близнецами, и может быть, именно это и убило их благочестивую матушку, когда она производила их на свет. Как бы то ни было, королева Бригита умерла родами, а король так сильно ее любил, что решил больше никогда не жениться. Так и выросли двойняшки безо всяких мам и мачех, а отец так сильно их боялся, когда они были маленькими, что подходил к ним как можно реже, да так и привык держаться в стороне. Бывают люди, которые боятся маленьких детей; кроме того, у короля уже был один замечательный сын в том возрасте, когда ты с ним можешь поговорить, как с человеком. При таких обстоятельствах младшие дети могли бы сильно невзлюбить старшего — если бы этот старший не был Ричардом. Он их очень любил, всегда с ними разговаривал и никогда не отсылал от себя прочь, как обычно делают все взрослые, и они твердо верили, что их брат — лучше всех на свете.
А вот про них самих это сказать весьма затруднительно. На вид Арнольд и Агнесса были просто ангелы — светленькие, голубоглазые, с очень красивыми голосами — не в пример их матушке королеве, не в упрек ей будь сказано, певшей в церковном хоре… (Постараемся ее понять, ведь она была королева, и все стеснялись ей сказать, что она поет не очень хорошо — а король, который единственный мог бы это сделать, и вовсе не имел слуха, поэтому ему нравилось, как поет его жена. На самом деле королева была очень хорошей женщиной.) Так вот, голоса у принца и принцессы были красивые, а характеры подкачали. Может быть, дело в том, что их никто как следует не воспитывал? Детей надо любить и все им рассказывать, а на Арнольда с Агнессой даже у Ричарда никогда не хватало времени. Имелась у них бонна, по имени мадам Изабель фан Абершмайсер, и была она иностранка. Правда, никто не помнил толком, из какой она страны. Говорить правильно она так и не научилась до конца, вернее, забывала чуждый ей язык, как только начинала сердиться, а сердиться ей приходилось часто… И еще она очень не любила, когда ее передразнивали. Так и начинала гневно сопеть: «Ви есть бить нехорош… Я есть жаловать вас королю суть…» Была мадам Изабель сухонькая, старенькая, с такой прямой спиной, будто только что проглотила палку, и носила очень смешные шляпки с вуалью. В ее обязанности входило присматривать за детьми и учить их приличным манерам и географии.
Также был у близнецов учитель латыни и закона Божия, маленький круглый монашек по прозвищу Волюнтас Туа. Сокращенно — просто Волюнтас. Прозвали его так за то, что как только с ним случалась какая-нибудь неожиданность, он тут же начинал креститься и бормотать себе под нос: «Фиат волюнтас Туа, Домине… Волюнтас Туа…» [1] У монашка нашлась замечательная особенность — он плохо видел, а читать мог, когда подносил книжку к самым глазам и щурился на нее минуты две («Как кролик», по определению Агнессы). Эта отличная черта личности Волюнтаса позволяла над ним очень весело шутить. Например, стащить у него молитвенник и подсунуть взамен книжку любовных стихотворений. До чего же здорово у него глаза на лоб полезли в часовне! Он, конечно же, сразу закрестился и забормотал свой «волюнтас», дети едва от смеха не лопнули! И с жабой в тарелке тоже очень весело получилось. И тогда, когда Арнольд натер пол у порога своей комнаты воском… Ну, неважно. Много всякого случалось за десять лет их жизни.
1
«Да будет воля Твоя, Господи…» (от лат.)
Да, им же исполнилось по десять лет! На момент рассказа — по десять! Мало кто может похвастаться такой карьерой за столь короткий срок: не было недели, чтобы никто не пожаловался на них королю. Иногда получалось совсем неприятно: например, когда они на пиру проползли под столом, повстречавшись там в темноте с парой-тройкой длинноносых псов, и стащили бархатную туфельку с ноги какой-то дамы. Потом начались танцы, и бедная девица сидела за столом вся пунцовая и стойко отказывалась от предложений Ричарда пройти с ним в залу и танцевать, а близнецы неподалеку так и покатывались со смеху… Оказывается, эта воображала была дочкой соседнего короля, родственницей им по матушке, и собиралась остаться здесь при дворе ради какого-то там укрепления дружбы и межкоролевственных отношений. Она отбыла домой на следующий же день, злющая, как мадам Изабель, и король Альберт вызвал к себе малолетних шутников и долго с ними о чем-то разговаривал, после чего запретил им три дня выходить из замка. Ничего, они и дома нашли, чем себя развлечь.
Отец, признаться, поначалу хотел их выдрать, не посмотрев, что принц и принцесса — но Ричард его отговорил. Они же дети, сказал Ричард, а детей бить не надо. А то они решат, что их даже отец не любит, и характер у них с горя совсем испортится… Король подумал, подумал — и согласился. Тем более что положительный пример — старший сын — все время находился у него перед глазами. Они больше так не будут, сказал Ричард отцу в тайной надежде — и оказался совершенно прав: так больше и не было. Арнольд с Агнессой больше никогда не воровали туфелек у приезжих принцесс. Может, потому, что принцесс последнее время не заезжало.
А сейчас случилась война. В некоем северном баронате. Северный барон много о себе возомнил, не явился на королевский суд, когда чем-то там провинился (гонца, что ли, убил?) — и вообще про него разные слухи ходили. Говорили, что он едва ли не чернокнижник. Король Альберт послал войско под командой своего сына Ричарда — с мятежным бароном разобраться, усмирить, привести его на суд или, если он окажется совсем уж мятежным и на суд не приведется, прямо там разгромить окончательно. Прошло уже около месяца, как близнецы Ричарда не видели; то и дело приезжали гонцы — но сам брат не показывался. Вести были такие: баронский замок в осаде, все то и дело совершают вылазки и ведут переговоры, собираются штурмовать. Все это для Агнессы с Арнольдом казалось не более чем досадным препятствием их планам: они хотели, чтобы Ричард играл с ними в битву с великаном вместо своих дурацких дел или вырезал им пару новых деревянных рыцарей. Игрушек у них на самом деле было хоть отбавляй, но когда ты совсем избалован, тебе все время хочется внимания… Кроме того, Ричардовские рыцари были в сто раз лучше всех остальных кукол.