Родная страна
Шрифт:
— Что вам Россия, приятель? Оставайтесь здесь, у меня на службе. Люди, знающие дороги в Бухару, нам очень нужны.
Ефремов сжал кулаки, нахмурился. Потом сказал толмачу:
— Переведи ему: в Бухаре под пытками устоял, а здесь тем более родине не изменю. Шпионом английским не стану. Прошу
И, подумав, добавил:
— А за угощение спасибо.
Толмач переводил, и у Мидлтона багровело лицо. Однако он ничего не ответил, только пожал плечами и махнул рукой.
Тогда Ефремов решил припугнуть Мидлтона:
— Скажи ему, что я российский подданный и офицер. Майор, мол, по чину. И знатной фамилии, — Ефремов помолчал, думая, чьим бы родичем назвать себя, чтобы пострашнее вышло. — Скажи, графа Чернышева родственник. За меня вся Россия вступится!
То ли комендант и вправду поверил в знатные связи своего пленника, то ли просто испугался дипломатических осложнений с великой северной державой, но на следующий день Филиппа Ефремова освободили из тюрьмы. Больше того: ему даже выдали от имени коменданта охранное письмо для вручения некоему мистеру Чамберу в портовом городе Калькутте.
Прочитав письмо, мистер Чамбер не проявил большой охоты помочь Филиппу Ефремову. Но солидная взятка быстро улучшила его настроение, он стал весьма приветливым и расторопным. В два дня раздобыл билет на почтовый корабль, отправлявшийся в Англию, и скоро Филипп Ефремов уже смотрел, как берега Индии тают в океанской дымке.
Через Индийский океан плыли долго — два с лишним месяца. Чтобы скоротать время, Филипп Ефремов раздобыл у писаря побольше бумаги и стал продолжать записки
В душной качающейся каюте ему снилась по ночам аталыкова ключница. Теперь она казалась молодой и красивой.
Вспоминалось многое: какие-то жаркие схватки в степи, пыльный двор, где палачи насильно вливали ему в рот теплый отвратительный рассол. Часто Ефремов вспоминал друзей. Приходил во сне Егор, тревожно спрашивал: «А об этом не забыл написать?» Покойные друзья продолжали с ним путь…
В воспоминаниях Ефремов словно вновь проходил через казахские степи и бухарские пески, через высокие горы и снежные перевалы.
Мешала только навалившаяся болезнь. Странствуя по трудным дорогам, держался Филипп Ефремов усилием воли, тоской по родине. А теперь все тяготы прошлого давали себя знать. Ныли старые раны, от мытья морской водой слезла вся кожа с натруженных ног.
Но он крепился и все время работал. Уже придумал и название для будущей книги: «Российского унтер-офицера Ефремова девятилетнее странствование и приключение в Бухарин, Хиве, Персии и Индии и возвращение оттуда через Англию в Россию, писанное им самим». Получалось немножко длинновато, но зато каждому захочется прочесть.
А в предисловии он решил написать так: «Не хвастовство тем, что претерпел я разные бедствия, ниже безрассудное желание прославить себя описанием испытанных мною странных случаев, побуждает меня представить краткое начертание своего похождения, но единственно то, что земли, в коих судьба определила мне страдать, и народы, которым долженствовал я раболепствовать, малознаемы единоземцами моими и другими европейцами…»