В поэме проводилась политическая линия бухарских правителей из династии Саманидов, которые прямо или косвенно были заказчиками Фирдоуси. Когда роль повелителя Хорасана и части Средней Азии перешла к султану Махмуду из города Газни, поэт сделал попытку придать своему произведению новую политическую ориентацию. В те времена это было привычно и неизбежно. Махмуд отверг или недооценил «Шах-наме». Но вряд ли только потому, что изменения конкретной политической обстановки были учтены в новой редакции недостаточно полно. Для султана была неприемлемой вся внутренняя логика поэмы. Да, в «Шах-наме» воспеваются деяния иранских царей – мифических и исторических, но нельзя не согласиться с А.А. Стариковым, отмечавшим, что за описанием царских династий в «Шах-наме» скрыта «народная тенденция, противопоставленная абсолютизму владык Ирана» [pr10] . Недаром главный персонаж поэмы – не царь, а эпический герой Рустам. У нас во «Владимирском цикле» былин тоже главный – не князь Владимир, а народный богатырь Илья Муромец.
pr10
Стариков А.А. Послесловие к книге Фирдоуси «Шах-наме», т. 1. М., 1957, с. 500
Обращаясь к прошлому своего народа, Фирдоуси выражает мысли общенациональной важности, призывая к единству перед лицом завоевателей. Невольно напрашивается параллель со «Словом о полку Игореве».
Конечно, стихи больших мастеров писались и записывались. Но в основном они
передавались устно. Поэтому была так велика роль мушаиры – публичного состязания поэтов. На нем можно было читать свои стихи. А можно и цитировать знаменитого предшественника – только в пределах темы. После таких состязаний полюбившиеся стихи распространялись в устной передаче, популярность поэтов возрастала.
Саади, например, и прежде и сейчас цитирует любой, знающий персидский или таджикский язык, порой даже не догадываясь, кому принадлежат эти строчки. Отдельные стихи Сзади прочно вошли в язык в виде поговорок и афоризмов – так в русском языке живут стихи Грибоедова.
Крупный поэт – это всегда личность, и один из ярчайших – Саади.
Он сменил множество профессий, много странствовал, был рабом в Палестине у крестоносцев и почетным гостем в другом конце Центральной Азии – в Кашгаре.
Опыт сделал Саади знатоком жизни. Крупный русский востоковед, один из основателей АН СССР, С.Ф. Ольденбург писал: «Саади был большой сердцевед, и всегда его глубоко интересовали люди и их поступки и побуждения, и потому, вероятно, ему хотелось сравнивать людей разных стран и народов. Вывод, который он сделал из этих сравнений, если судить по его сочинениям, тот, что люди всех народов и стран, мало чем друг от друга отличаются: одинаково, как ему казалось, и любят, и ненавидят».
В этом отношении Саади стал естественным преемником традиций выдающегося центральноазиатского ученого-энциклопедиста Бируни, который проводил в жизнь принципы национальной и религиозной терпимости.
Саади видел много несправедливости, нищету тружеников и богатство угнетателей. Свои наблюдения поэт выразил в «Гулистане» и других произведениях.
Какие тайны знает небосводИ звезд, на нем горящих, хоровод!Один – слуга; другой – владетель трона,Суд нужен этому; тому – корона.Один – в веселье, в горести другой.Вот этот счастлив, тот – согбен судьбой.Вот этот в хижине, а тот – в палатах,Тот в рубище, другой – в шелках богатых.Тот жалкий нищий, этот – богатей.Тот бедствует, другой – гнетет людей.Один – величья мира властелин,Другой – ничтожный раб в цепях судьбин.Тот опьянен довольством, негой, властью,Другой привык к невзгодам и несчастью.У одного безмерно достоянье,Другой семье не сыщет пропитанье. (Перевод Л. Старостина)
Большим почетом у современников пользовался Абдурахман Джами.
Ученый, суфийский шейх, аскет, наставник государственных деятелей и поэтов, он и сегодня вызывает все больший интерес у любителей поэзии.
Для Джами характерна огромная искренность и чувство ответственности перед читателем. Он так формулировал свое поэтическое кредо:
Не хочу я пустословьем обеднять родной язык,Потакать лжецам и трусам в сочиненьях не привык. (Перевод Т. Стрешневой)
Персидско-таджикская поэзия принадлежит всем народам Центральной Азии. Среди классиков этой поэзии мы найдем и таджиков Рудаки и Руми, и азербайджанцев Низами и Хакани, и индийца Дехлеви.
Культура любого большого региона – всегда синтез. Этот синтез не обедняет никого. Он обогащает всех.
М.А. Дробышев
Абульхасан Рудаки
Об авторе
Абульхасан Рудаки (ум. в 941 г.) – родился неподалеку от Самарканда, значительную часть жизни провел в Бухаре и под конец жизни, попав в опалу, вернулся в родной кишлак. Из огромного поэтического наследия Рудаки (130 тысяч или 1 миллион 300 тысяч бейтов – сообщение источников допускает двоякое толкование) сохранилось всего немногим более одной тысячи бейтов.
Рудаки писал в самых разнообразных жанрах, главное же место в его творчестве занимали касыды с лирическими вступлениями.
Касыды
Перевод В.Левина
О старости
Во рту – ни единого зуба. Давно искрошилисьони.Но зубы – то светочи были в мои золотые дни.Как серебро, как жемчуг они сверкали тогда,Как перлы дождя, как светлая утренняя звезда.Но выпали, искрошились, зияет провалом рот,Иль в этом гнев Сатурна [1] и времени мстительныйсчет?Нет, то не ярость Сатурна, не месть затянувшихся лет.Так что же? Слушайте правду: то вечных богов завет.Наш мир вращается вечно, природа его такова,Таков закон вселенной: круговорот естества.Лекарство боль усмиряет, недуг исцеляет оно,Но станет источником боли, что нам как лекарство дано.Становится новое старым, потом промчатся года – И старое сменится новью, так было, так будет всегда.Песками лежит пустыня, где прежде цвели сады,Но сменят сады пустыню, алкающую воды.Не знаешь, мускуснокудрая, прекрасная пери моя,Каким был раб твой прежде, в расцвете бытия.Човганами локонов разве теперь разогнешь его стан?А был он прежде стройным, и кудри вились, как човган.Он радостен был и весел в те золотые года,Хоть в золоте нехватка была у него иногда.Он, не считая, сыпал дирхемы, когда завлекалТюрчанок с гранатовой грудью, с губами, как пламенный лал.А сколько прекрасных гурий желали его и тайкомПрокрадывались ночью в его роскошный дом!Искристые вина, красавицы, исполненные огня, —То было для многих дорого, но дешево для меня.Я жил, не зная печали, все блага изведать спеша,Для радости нивой цветущей моя раскрывалась душа.Как часто песней крылатой я в мягкий воск обращалСердца, что были жестки и холодны, как металл.Всегда для прекраснокудрых приветлив был мой взор.Всегда для красноречивых бывал мой слух остер.Ни жен, ни детей не имел я, амбары стояли пусты.И тело было свободно, а помыслы чисты.На Рудаки ты взираешь, о многомудрый маг,Но ты не видал его прежде, среди веселых гуляк.Увидев, как он чарует стихами врагов и друзей,Ты молвил бы: «Тысячепесенный к нам прилетел соловей!»Певцом Хорасана был он, и это время прошло.Песней весь мир покорил он, и это время прошло…Да, был я велик и счастлив, имел все блага земли, —Недаром Саманиды меня высоко вознесли.Но годы весны сменились годами суровой зимы.Дай посох! Настало время для посоха и сумы.
1
По поверьям мусульманских народов, планета Сатурн – источник несчастий.
Он умер. Караван Шахида покинул этот бренный свет.Смотри, и наши караваны увлек он за собою вслед.Глаза, не размышляя, скажут: «Одним на свете меньше стало»,Но разум горестно воскликнет: «Увы, сколь многихбольше нет!»Так береги от смерти силу духа, когда грозящая предстанет,Чтобы сковать твои движенья, остановить теченье лет.Не раздавай рукой небрежной ни то, что получил в подарок,Ни то, что получил заботой и прилежаньем долгих лет.Обуреваемый корыстью, чужим становится и родич,Когда ему ты платишь мало, поберегись нежданных бед.«Пугливый стриж и буйный сокол сравнятся ль яростью исилой,Сравнится ль волк со львом могучим», – спроси и дай себеответ.
(Из послания, приложенногок дарственному кувшину с вином)Сначала мать вина [4] приносим в жертву мы,Потом само дитя ввергаем в мрак тюрьмы [5] .Немыслимо дитя у матери отнять,Покуда не убьешь и не растопчешь мать.Но мудрость нам велит (ее закон блюди!)Дитя не отнимать до срока от груди.Семь месяцев ему питаться молокомСо дня, как расцвели цветы весны кругом.Когда же осени обильной минут дни,Сажай дитя в тюрьму, а мать его казни.И вот в узилище дитя заключено.Семь дней, смятенное, безмолвствует оно;Потом опомнится – припомнит боль обид,Из глубины души застонет, закипитИ шумно прянет вверх, подняв протяжный вой,И снова вниз и вверх – о стены головой.В плавильне золото, когда кипит оно,Не так свирепствует, как пленное вино.Но пена наконец, как бешеный верблюд,Взъярилась, вздыбилась и облила сосуд.Тюремщик, пену снять! Настал заветный срок.Исчезли муть и мгла – и светел красный сок.Кипенья больше нет, – недвижность и покой!Но укрощенное ты бережно закрой.Вино очищено, и свет играет в нем,И каждый род его другим горит огнем.Как йеменский самоцвет, багров один,Другому пурпур дал пылающий рубин.Одни – весенних роз дыхание струят,Другие – мускуса иль амбры аромат.Итак – сосуд закрыт. Пусть минет Новый год,Пускай апрель придет и полпути пройдет, —Тогда в полночный час раскупори сосуд:Как солнце яркое, струи вина блеснут.И трус, его вкусив, внезапно станет смел,Румяным станет тот, кто бледен был как мел.Кто осушил его, возвеселится тот,Свой разум оградив от скорби и забот,И новой радости изведает прилив,Десятилетние печали заглушив.И если выдержан годами пьяный сокИ не дерзнул никто отпить хотя б глоток, —Пир будет царственный. Укрась цветами стол,Чтоб он жасминами меж роз и лилий цвел.Преобрази твой дом в сияющий эдем,Такое зрелище не видано никем.Парча и золото, ковры, сплетенья трав,Обилье многих яств – на всякий вкус и нрав.Ковры цветные здесь, там чанг, а там барбут.Там ноги стройные влюбленный взор влекут.Эмиры – первый ряд, и Балъами средь них;Азаты – ряд второй, средь них – дехкан Салих.На троне выше всех сидит, возглавив пир,Сам Хорасана царь, эмиров всех эмир.И тюрок тысячи вокруг царя стоят,Как полная луна, сверкает их наряд,Пурпурный, как вино, румянец на щеках,И волосы, как хмель, в душистых завитках.И кравчий за столом красив, приветлив, юн,Отец его – хакан и мать его – хатун.Кипучий сок разлит, и царь внезапно всталИ, тюрком поданный, смеясь, берет фиал.И возглашает царь с улыбкой на устах:«Тебе во здравье пьем, о Сеистана шах!»
3
В основе стихотворения «Вино» лежит описание способа приготовления вина, восходящего к древним иранским обычаям. В персидской поэзии это стало своего рода поэтической традицией, и многие поэты отдали ей дань.
4
…мать вина… – виноград.
5
ввергаем в мрак тюрьмы. – Виноград помещают в бочки для брожения.