«Родного неба милый свет...»
Шрифт:
— Ба! Василий!
И другой голос — Петра Николаевича:
— Садись!
Жуковский прыгнул в коляску и попал в объятия своего крестного отца:
— Надолго ли к нам? На лето?
— Навсегда!
— Навсегда? — изумился Андрей Григорьевич. — А службишка?
— Бросил.
Андрей Григорьевич слегка хлестнул по лошадиным крупам, покачал головой. Коляска гремела; восемь лошадиных ног, подпрыгивающая сбруя и гривы — все это плясало перед глазами Жуковского, быстро приближалась дубовая роща Васьковой горы, разворачивался за ней парк Мишенского, вырастала церковь…
— Ничего! Проживем! — крикнул Андрей Григорьевич, осаживая лошадей у ворот усадьбы.
Петр Николаевич неопределенно молчал.
…Вечером Андрей Григорьевич рассказал Жуковскому о грандиозном пожаре, который был в Белёве прошлым летом: половина улиц обратилась в пепел; в Спасопреображенском монастыре выгорели кровли и стропила храмов, на большой колокольне семь колоколов растопилось — вышел сплав меди в 296 пудов! Два дня бушевало пламя. Ока шипела от головешек и горячего пепла. Ну прямо ливонская осада! — говорил Андрей Григорьевич. — А теперь — изволишь видеть: краше прежнего отстроились. Да не как-нибудь, а по высочайше утвержденному генеральному плану, с фасадами чуть ли не столичными… К зиме пожара уж и следов не осталось. Каков магистрат новый! А купчишки-лабазники теперь в таких домах живут — истинно замки! И колокола заново отлили…
Жуковский слушал, а в душе его какой-то печально-радостный голос повторял: «Навсегда… навсегда…»
Долго разбирал вечером книги. Разложил рукописи, развесил гравированные портреты Грея, Юнга, Флориана и Карамзина. Распахнул окно: луна вышла из-за темного гребня листвы, пепельные облачка невесомым флером перетягивались через нее. Так прошел его первый день в родном Мишенском.
3
Жуковский не спеша переводил «Дон Кишота», занимался самообразованием. Сшив тетрадь из больших синих листов, он надписал на обложке: «Историческая часть изящных искусств. I. Археология, литература и изящные художества у греков и римлян». Принялся делать выписки из книг. Завел тетради для выписок по философии и для занятий немецким языком, который знал пока еще недостаточно глубоко. В черновике — альбоме с застежками — делал планы будущих стихотворений, намечал что перевести.
Вскоре из Москвы прислана была ему изданная Поповым книжка: «Четыре времени года. Музыка сочинения г. Гайдена». Здесь было напечатано переведенное Жуковским либретто немецкого писателя Ван-Свитена для оратории Гайдна, сделанное по мотивам поэмы Томсона «Времена года». [52] И Томсон и Гайдн горячо любимы были в молодом тургеневском кружке. Андрей Тургенев писал друзьям из Вены, что ему посчастливилось видеть Гайдна, который дирижировал в концерте своими произведениями: «Я с величайшим наслаждением слушал, чувствовал и понимал всё, что выражала музыка».
52
Томсон Джеймс (1700–1748) — английский поэт, автор описательной — пейзажной — поэмы «Времена года», новаторской для своего времени и вызвавшей множество подражаний в других странах.
Андрей
Андрей Тургенев слал друзьям свои стихи, которые восхищали их совершенством формы, мрачной силой мысли.
Свободы ты постиг блаженство,Но цепи на тебе гремят;Любви постигнул совершенстваИ пьешь с любовью вместе яд.И ты терзаешься тоскою.Когда другого в гроб кладешь!Лей слезы над самим собою,Рыдай, рыдай, что ты живешь!«Это будет великий поэт, — думал Жуковский, читая стихи Андрея, — ему открылось что-то такое, что еще никому не ведомо».
В июле 1802 года в тринадцатой книжке «Вестника Европы» Жуковский нашел «Элегию» Андрея Тургенева с примечанием Карамзина: «Это сочинение молодого человека с удовольствием помещаю в „Вестнике“. Он имеет вкус и знает, что такое пиитический слог». Жуковский был так очарован стихотворением своего друга, что вытвердил его наизусть.
Уже первые строки поражали:
Угрюмой Осени мертвящая рукаУныние и мрак повсюду разливает…Обе строки начинаются с «у» — воют, как осенний ветер. И «мертвящая рука» Осени хотя и напоминала «зари багряную руку» Ломоносова, но более впечатляла. В стихотворении чувствовался дух Юнга и Грея, особенно — стихотворения Грея «Элегия, написанная на сельском кладбище», которое не совсем удачно перевел Жуковский. Вот, вот оно, Греево настроение у Тургенева:
Поблекшие леса в безмолвии стоят.Туманы стелются над долом, над холмами.Андрей Тургенев в этом стихотворении обращается к Карамзину:
Напрасно хочешь ты, о добрый друг людей,Найти спокойствие внутри души твоей…Пусть с доброю душой для счастья ты рожден.Но, быв несчастными отвсюду окружен.Но бедствий ближнего со всех сторон свидетель —Не будет для тебя блаженством добродетель!