Шрифт:
ГЛАВА 1
Апрель 2015-го оказался для чарующего своей архитектурой Калининграда куда более дождливым и серым, нежели обычно. Впрочем, это нисколько не смущало его жителей, давно привыкших к подобным капризам погоды. Уже давно за полночь и город заботливо окутало мраком, а сверху над ним сгущались тучи. Тускло освещаемые лунным светом они отдаленно напоминали оскалившиеся пасти псов, готовых вцепиться друг другу в глотки. Где-то там, глубоко внутри туч, на мгновения вспыхивали еле заметные посеребренные огоньки. Казалось, вот-вот ударит гром.
Но вопреки ожиданиям, ударил ящик, ящик с сочными яблоками упал и с треском разбился о мокрый асфальт.
Кости его худощавого, но жилистого тела ломало так, словно каждая из них раскалывалась на мелкие осколки. Его судорожно трясло, он пытался подняться, но стреляющая по всему телу боль не позволяла ему. Он хотел было закричать, дабы позвать на помощь, но ему не удалось издать ни звука. Беззвучный крик замер на его широко открытом рту. Его будто бы лишили голоса, оставив только хруст ломающихся костей, слышимый им одним.
Сверкнула молния.
Ее свет оказался настолько ярким и ослепляющим взор, что Гавриилу на мгновение подумалось, что эта вспышка станет последним ярким пятном, возможно, самым светлым, увиденным им в жизни.
Раздался раскат грома, чей грохот прокатился звуковым ураганом, сотрясая каждую кость в его стонущем от дикой боли теле. Капли дождя стеной обрушились на его тело, вонзаясь в него тысячей игл. Приступ удушья, дышать становилось все труднее и с каждым вздохом, легкие, казалось, наполнялись песком.
В глазах темнело.
Гавриил невольно ожидал, что вот-вот, вся его жизнь пролетит перед глазами, но вопреки своим ожиданиям он начал видеть события, свидетелем которых никак не мог стать. Они врезались в его сознание и память совершенно хаотично.
Поначалу все затянуло леденящим мраком, и отголоски сознания Гавриила оказались где-то в кромешной тьме, где-то в месте, лишенном границ. И границы эти расширялись тем больше, чем темнее становилось все вокруг. Казалось, это могло длиться бесконечно, как вдруг окружающая тьма обернулась ночным небом, усеянным тысячами сверкающих звезд.
Глубокой ночью охотники в лохмотьях, освещаемые холодным лунным светом, сжимают длинные деревянные колья в руках, украдкой идут меж высокой, по пояс, траве, осторожно подбираясь к своей будущей добыче. Этой прохладной ночью она укрылась под небольшим уступом горы и издалека была похожа на огромный совершенно несуразный камень. Охотники приближались и неожиданно то, что секунду назад казалось огромным и недвижимым камнем сделало глубокий тяжелый вдох, будто сквозь сон, почуяв опасность, готовилось вот-вот пробудиться. Охотники тут же замерли. В шелесте высокой травы, игриво погоняемой ветром, ничто не выдавало их присутствия. Один из охотников, самый крупный и высокий из них, видимо – вожак, подойдя достаточно близко, издал едва слышимый стрекочущий звук-сигнал. Остальные охотники согнулись в спинах и замерли в ожидании. На вершине уступа, вдруг, по команде сигнала, появились силуэты еще одной группы охотников, а за ними – тяжело подкатанный к выступу, готовый в любой момент обрушиться на существо внизу массивный камень округлой формы. Подавший сигнал охотник одним отточенным движением метнул копье в спящее глубоким сном огромное животное, грубые очертания которого отчетливо обрамлялись лунным светом. Раздался оглушающий рев. Зверь, не
…яркая вспышка и перед глазами Гавриила растянулась бескрайняя пустыня, и черные точки на ее волнистых песчаных холмах – рабы в набедренных повязках, чью покрытую рубцами кожу подгонял знойный раскаленный ветер и плети истязателей. Рабы с трудом преодолевали золотой песок, но все же тащили на канатах за своими окровавленными спинами огромные камни к возвышающейся вдалеке пирамиде. Один из рабов, измученный жарой, жаждой и усталостью безжизненно упал в песок. Песчинки немедля начали заполнять каждый сантиметр его тела, каждую пору на коже, как вдруг из песка…
…прорезалась густая трава, а за ней, вдалеке, строители азиатской внешности воздвигали высокую стену, простирающуюся вдаль, и уходящую за горизонт, и взошедшее там солнце на миг ослепило Гавриила…
…солнечные лучи обрамляли величественное строение – Колизей, когда-то подаривший миру могучих и умелых воинов, зрелищные и кровавые сражения, а в центре арены – привязанная к столбу женщина, на ее грязном свободном одеянии виднелись пятна крови…
…толпа жадно орущих, почти ревущих людей, предвкушающих казнь женщины на столбе. Под ней неожиданно вспыхнуло пламя и когда его языки коснулись тела женщины, раздался пронзительный крик, вмиг затмивший собой ор одурманенных жестокостью и насилием людей…
…обреченные стоны, крики, доходящие до звериных, доносились откуда-то издалека. Из места, которое прижавшийся к влажной земле окопа солдат, в изношенной грязной шинели, не мог видеть. Его широко раскрытые глаза отчетливо передавали страх, вцепившись грязными пальцами в свою "моську", он в ужасе замер от происходящего вокруг – глухие звуки снарядов, разрывающиеся в нескольких метрах от него, свист то и дело пролетающих над головой пуль, десятки таких же напуганных и измотанных солдат по обе стороны от него. Прогремел взрыв, снаряд лег совсем рядом. Осколок пробил его шлем, а следом и голову, он не успел почувствовать, как что-то теплое и липкое стекало вниз по его голове, как земля под его ногами вдруг неожиданно резко содрогнулась…
…перед взором Гавриила возник огромный атомный взрыв. Он почувствовал дрожь, в то время как грибовидное облако, воспаряющее к небесам, уносило за собой сотни тысяч жизней. Гавриил мельком, еле разборчиво слышал их крики, а дрожь тем временем становилась все сильнее и сильнее пока в какой-то момент не нахлынула на него, ударив по ногам.
Гавриил будто бы почувствовал этот резкий толчок, а следом удар по голове, оборвавший цепочку странных видений. Яркая картина взрыва сменилась глубокой, беспросветной пустотой – Гавриил потерял сознание, его тело уже лежало на сыром асфальте. Он медленно, выдыхая, погрузился во мрак, сопровождавшийся чувством жуткого дискомфорта и легким жжением кожи.
Едва успев поднять веки, он увидел яркий, ослепительный свет, стремительно прорезавшийся сквозь его редкие ресницы. Потерявшись во времени и обманчивом потоке собственных ощущений, Гавриилу никак не удавалось сосредоточиться и взять себя в руки. Все будто окутало дурманящим туманом, а его движения сковывало что-то звенящее, отдающее холодом и запахом железа. В какой-то момент чувство беспомощности переполнило его, и вскоре обратилось необузданной яростью, озлобленностью на себя самого и свою беспомощность. Неожиданно, железные оковы показались ему совершенно невесомыми. Он потянул левую руку и цепь, сковывающая его с холодным полом, оборвалась, будто была и не из железа вовсе.