Родовая отметина
Шрифт:
Князь остановился перед ясноокими, смахнул пот с подбородка, втянул воздух и изрёк:
– Кто старшой?
– Я… – смело выдвинулся вперёд Денислав.
Пронька обернулся к своему сопровождению:
– Этого в пыточную, а тех – в кутузку.
– Мы же с миром… – начал было Денислав, но его уже подхватили под руки и потащили.
Ярмошка искривился и крикнул людям:
– Братки! Дайте потешить души ваши, не губите песню добрую и танец озорной…
Народ зароптал неопределённо, но дружинники пинками уже толкали послов к воротам. Им вслед неслись крики непонимания, разочарования, на что Пронька среагировал
– Не ропщите, братия! Выведать надоть – подосланы они али нет! Акимка-крюк у мёртвого прознает правду. Не ропщите зазря! А мы округу оглядим: нет ли пришлых и войска чужого!
Последние слова подействовали, и народ потянулся в городище, возбуждённо обсуждая происшедшее. А князь с воями, выстроившихся в две шеренги, направился в прилегающий лес.
Летний день заканчивался. Унылое солнце висело над лесом в лёгкой дымке облаков. На городище наваливались длинные тени…
Утро начиналось хмуро, тревожно. Акимка-крюк, здоровенный мужик, с изрезанным шрамами лицом и оголённым мощным торсом, встретил Денислава, вошедшего в “пыточную” с двумя дружинниками, приветливо. Он благостно, даже ласково, осмотрел парня с головы до ног так, как примериваются к телку, перед тем, как его подрезать, разделать и приготовить поварам. Потом обошёл кругом и махнул стражникам рукой:
– Подьте вон, не мешайте…
Те подозрительно переглянулись и не спеша вышли.
Пыточная представляла собой странную смесь мастерской, кузни, фельдшерского пункта и скотской бойни! Механизмы, станки, верстаки, громоздились, как в столярке. Ножи, ножницы, крючочки, шила разных размеров, молотки, топорики и другой инструмент, аккуратно разложенный на отдельном столике, отдалённо напоминал медицинский. В углу горн, в котором тлели остатки дров. Свисающие с потолка верёвки: одна с крюком, другая с петлёй – и стены, обрызганные тёмно-коричневыми и красными, разной формы пятнами навевали тоскливые мысли о разделке туш.
Акимка продолжал обходиться с Дениславом учтиво. Он пододвинул громоздкий, неопрятного вида стул:
– Присядь…
Денислав торопливо уселся и заговорил взволнованно:
– Пошто меня пытать? У меня и моих людей нет злого умыслу. Пришли с добром, отыграть праздник шута горохового…
– Ого-го-го! – перебивая, передразнил его палач. – Ишо не встречал правдивых, – он наклонился с кривой гримасой и заговорщицки зашептал: – У каждого тайна есть… Скоки людишек через мой крюк проскочило, и у каждого нашлось тайное… Наш князь знает сие.
Зазвонили вдали колокола, палач выпрямился, посмотрел на маленькое оконце, перекрестился и продолжил философствовать. Денис слушал и покрывался смертным потом. То ли Акимка давненько не упражнялся в своём изуверском умении, то ли настроение у него было хвастливое, но рассказывал он страшное!
Оказалось, палач практиковал в пытках три главных ступени: обыкновенное битьё плетью узника, привязанного к колоде. Подвешивание за ноги. И, как последнюю, самую действенную ступень – на крюк за ребро! Применение молотков, раскалённых щипцов, спиц и тому подобных изувер считал промежуточными стадиями.
Искоса палач наблюдал за реакцией ясноокого и оставался доволен.
Его “милые” откровения прервал шум. Открылась дверь, и ворвалась девушка. Её глаза блестели слезами, а руки, которыми она придерживала полы длинного сарафана, дрожали.
– Отче! Мати рожае… А бабка Дуська мре…
Девушка захлёбывалась в чувствах, с трудом подбирая нужные слова. Грозный Акимка побледнел, скукожился, а его нижняя губа задёргалась:
– Повитуха Дуська мре? – переспросил он неожиданно писклявым голосом.
И тут Дениса словно бес подтолкнул. Он, пока Акимка, лихорадочно натягивал рубаху, предложил:
– Я умею у младенцев… пупки резать, во! – загорелся он.
Палач очумело посмотрел на свою жертву, но думал недолго:
– Пойдем…
Роды прошли успешно. Денислав в своих действиях руководствовался простыми принципами: чистота и аккуратность. Работал, как заправский акушер! Это было наитие, навеянное провидением…
Родилась девочка. Денис, смело отрезал ножом, который предварительно подержали в кипятке, а затем охладили, пуповину. Легонько хлопнул дитя по попке, и оно залилось криком. Потом омыл девочку в кадке, вытер расшитым полотенцем, запеленал в льняную простынь и передал счастливому отцу.
Палач выглядел растерянным мальчишкой! Он сжался, уменьшился в размерах и с глупой улыбкой, боясь придавить, трепетно прижимал кроху к груди. Его жена уже приходила в себя. Она облизывала губы, облегчённо вздыхала и обессилено прикрывала веки. А в дверях дома стояла девушка и восхищенными, припухшими очами смотрела то на новорожденную сестрёнку, то на раскрасневшегося парня…
Дальше события развивались для Дениса суматошно, смешавшись в один слабо воспринимаемый миг.
После родов Акимка потащил Дениса в соседний дом, где уже отпевали умершую повитуху, бабку Дуську. Отдав должное покойнице, палач, не выпуская руки парня, кинулся к княжескому терему: Пронька уже и сам намеревался послать гонцов в пыточную, дабы справиться, как проходит дознание.
По русскому обычаю, холоп упал на колени перед властителем и взмолился:
– Сей отрок спас и мою жёнку, и доченьку родившуюся! Не вели далее пытать. Злая душа не может делати добро…
Князь важно надулся, что-то обдумывая. Жестом показал, чтобы Акимка вставал и пронзительно уставился на Денислава:
– Ладно… Воев с собой не привели. Дитё родилось. Мужики мёдом зело разжились в медвежьем куту… Да и охотники ноне в удаче… Можно и потешить тело и душу! Так, Денислав?
Тот смотрел на лицо Проньки, в котором угрюмость и настороженность менялись на хитроватую усмешку, и не мог поверить, что самое трудное в их походе уходит… А князь продолжал:
– Праздник, говоришь, шута горохового?
Денислав неуверенно кивнул.
– Иди к своим, – сохраняя важность, продолжил Пронька. – А вечером, разведём костёр и соберём людей. Тогда и покажите, гости потешные, чё там вы могете. – Ступайте! – повелительно махнул он рукой.
Акимка заискивающе раскланялся:
– Благодарствую, княже, благодарствую…
Почему-то опять схватил Денислава за руку, и они вышли из терема вместе.
Ясноокие встретили Денислава со смешанными чувствами: не знали – радоваться или горевать. Но по блеску глаз парня Ярмошка всё же определил, что новости хорошие. Да и следы пыток явно не проглядывались. Скоморох бросился навстречу: