Родственные души
Шрифт:
— Это… — выпалил Флинт и замолчал. Слуга подождал, пока Беседующий и гном взяли по бокалу с подноса, затем Солостаран поднял свой кубок.
— Я пью за мастера, который украсил этот браслет и эти кубки, и надеюсь, что он окажет нам честь, оставшись при дворе на время, пока будет создавать специально для нас кое-какие предметы. — Он сделал маленький глоток, наблюдая за Флинтом миндалевидными зелеными глазами.
— Но это… — снова начал Флинт.
— Вы, — закончил Беседующий. — У меня есть для Вас поручение, если Вы воспользуетесь нашим гостеприимством. Но мы сможем подробнее обсудить это завтра. А теперь, пожалуйста,
Со спутанными мыслями от идеи, что повелитель всех эльфов Квалинести, народа, славящегося своим собственным мастерством в обработке серебра и золота, превозносит успехи гнома, Флинт залпом осушил кубок, который украшал годом ранее. На дне сосуда, он знал, была его метка, слово «Утеха» и год. Ему стало любопытно…
Он потерял мысль, когда вкус эльфийского вина ударил ему в голову; его глаза затуманились, а горло перехватило.
— Молот Реоркса! — завопил Флинт.
Он слышал об эльфийском цветочном вине. Оно славилось своим отупляющим букетом фруктового цветения и топорной мощью алкогольного содержимого. Только те, в ком была эльфийская кровь, могли вынести эту сладкую субстанцию, слышал он, и эффект от его алкоголя был таким, словно кентавр лягнул в голову. Аромат яблочного и персикового цветения, казалось, пропитал его тело изнутри и снаружи; у Флинта было такое чувство, будто его живьем забальзамировали в духах. Перед ним колыхались два или три Беседующих; тройка эльфов вокруг Портиоса превратилась в собрание из пятнадцати или шестнадцати. Хихиканье Лораланталасы возвысилось над хором абанасинийских соловьев, что внезапно принялись летать у него в мозгу. Флинт задохнулся и попытался сесть на трибуну Беседующего — протокол был послан к черту — но у трибуны явно выросли колеса; он никак не мог поймать ее.
Внезапно рядом с ним появился другой эльф. Флинт обнаружил, что сквозь слезы смотрит в глаза столь бледные, что они казались практически прозрачными. Это новое лицо было обрамлено столь же бесцветными волосами под капюшоном темно-красной мантии.
— Вдыхай носом, выдыхай ртом, — хрипло сказала фигура.
— Ак, — прокаркал Флинт. — Уфф!
— Вдыхай носом… — повторил эльф, и продемонстрировал. Гном, решивший, что все равно умрет, попытался сделать то, что командовал эльф.
— Ууффф! — тяжело вдохнул он.
— …Выдыхай ртом.
— Вууууффффф! — ответил гном. Эльф разбросал какие-то травы и произнес несколько слов, то ли на старом эльфийском, то ли на языке магии — а может и на том, и на другом. Флинт сразу же почувствовал себя лучше. Он неуклюже прилег на ступени трибуны с пустым кубком в руке. Зал покинули все, кроме Беседующего, Лораланталасы, молодого Полуэльфа и мага, что спас гнома.
— При всем уважении, Беседующий, вынужден утверждать, что наш гость не желает добавки, — проскрежетал эльф, помогая Флинту подняться на ноги. — Эльфийское цветочное вино, в самом деле, на любителя. — Гном покачнулся, и Полуэльф подскочил поддержать его. Флинт благодарно кивнул.
— Вероятно, мастер Огненный Горн предпочитает закончить эту встречу в другой раз, Беседующий, — учтиво произнес эльф в мантии.
Солостаран поднял брови и посмотрел на гнома.
— Вероятно, ты прав, Мирал, — ответил Беседующий.
— Ак, — кашлянул Флинт. — Я в порядке. — Он снова закашлялся и почувствовал, как его лицо побледнело. Маг щелкнул
Эльфийская девочка, чьи кончики заостренных ушей едва виднелись сквозь вьющиеся золотые волосы, сняла с шеи тонкую цепочку. С одного ее конца свисал одинокий совершенный осиновый листок, играя зеленью и серебром в золотистом свете. Хотя он и выглядел натуральным, как будто сорванным с живого дерева, этот листок был изготовлен из серебра и изумруда и так искусно обработан, что его нельзя было отличить от живого листка, если бы не искорки света, что он посылал танцевать на восхищенном лице маленькой девочки.
Гном от удивления открыл рот; это движение спровоцировало персиковую отрыжку, что снова вызвало смех у Лораланталасы.
— Я сделал этот листок шесть месяцев назад, — воскликнул Флинт, сглатывая последний кусочек квит-па. — Продал его проезжавшему через Утеху эльфу.
— Моему посланнику, — сказал Беседующий. Флинт хотел, было, что-то сказать, но Беседующий поднял руку. — Этот листок совершенен во всех отношениях. Нет дерева ближе сердцу эльфа, чем осина. Я решил найти художника, который может передать такое чувство в своей работе. И я обнаружил, что этот художник — не эльф, а гном.
Беседующий на мгновение отвернулся, затем сделал паузу.
— Должно быть, вы устали за время вашего долгого путешествия, — сказал он. — Мирал покажет вам ваши покои.
Солостаран наблюдал, как гном и маг вышли из зала. Прошло довольно много времени с того момента, когда в Квалиносте могли последний раз наблюдать подобное зрелище. Слишком много. Времена были темными в недалеком прошлом. Казалось, прошел только миг — а не тридцать лет — с того момента, когда был убит его брат Кетренан, и такие набеги еще не прекратились.
— Дружба… — повторил Солостаран свои недавние слова. — Миру не помешало бы немного больше дружбы.
Улицы эльфийского города простирались под ногами Флинта. Прежде, чем ему показали его покои, Флинт попросил Мирала отвести его куда-нибудь, где он сможет лучше осмотреть город. Эльф вел его вдоль покрытых плиткой проспектов, мимо зданий, украшенных мрамором и розовым кварцем, чьи кристаллы расщепляли свет только для того, чтобы сплести его снова в ослепительных новых цветах.
Осины, дубы и ели окружали здания так, что дома Квалиноста сами казались живыми, их корни глубоко уходили в землю. Фонтаны пузырились во дворах, где эльфы — женщины, одетые в серебряную паутину, и мужчины в зеленых камзолах — тихо переговаривались или слушали музыку цимбалы и флейты. Воздух был теплым и чистым, его прикосновение было мягким как в середине лета, хотя Флинт знал, что зима едва только ослабила свою хватку.
Пока он любовался, солнце опустилось ниже на западе, малиновый закат сливался с розовыми оттенками живого камня, чтобы искупать город в розовом свете. Лазурная и белая плитка улиц потемнела до пурпура. Аромат пекущегося квит-па и жарящейся оленины наполнил воздух, и мало кто из эльфов был слишком занят, чтобы подойти к дверям своих домов и офисов и насладиться угасанием дня.