Рога
Шрифт:
Ли даже вздрогнул от удивления, задумавшись на долю секунды, то ли она имела в виду, что ему примерещилось. Конечно то, конечно же она знает, как он ее поймет. Многое из того, что говорила Меррин, имело не одно значение, а два: одно — для окружающих, а другое — только для него. Она долгие годы делала ему намеки.
— Сколько ты ходишь в этой одежде? — спросила Меррин, окинув его критическим взглядом.
— Не знаю. Дня два.
— Ну хорошо. Я хочу, чтобы ты все это снял и принял душ.
Сердце Ли мучительно сжалось, его разгоряченный член буквально рвался из брюк. Он бросил взгляд на входную дверь. На то, чтобы вымыться перед сексом, времени отчаянно не хватало.
— Люди же придут, — пожаловался
— Пока еще никто не пришел, время есть. Мойся. Я принесу тебе выпить.
Ли прошел по ведущему к ванной коридору впереди Меррин, у него стоял, как никогда еще в жизни, и он был благодарен плавкам, что они удерживают член прижатым к ноге. Он не слишком, но все же надеялся, что Меррин тоже войдет в ванную и предложит помочь ему снять джинсы, но она осталась на пороге и тихо прикрыла за ним дверь.
Ли разделся, встал под душ и стал ждать ее прихода. Из душа хлестала горячая вода, поднимались облака пара. Его сердце билось сильно и часто, бессмысленно стоящий член дергался и качался. Когда из-за занавески просунулась ее рука со стаканом — снова ром и кока-кола, — Ли было подумал, что тут же появится и она, без одежды, но как только он взял стакан, рука исчезла.
— Приехал Иг, — сказала Меррин полным сожаления голосом.
— Добрался в рекордное время, — сказал Иг, стоявший, видимо, прямо за ней. — Ну как ты там?
— Привет, Иг, — сказал Ли. Слышать сейчас Игов голос было так же малоприятно, как если бы вдруг отключили горячую воду. — Все более-менее в норме, с учетом обстоятельств. Спасибо, что ты приехал.
Это «спасибо» звучало несколько натянуто, но Ли надеялся, что Иг этого не заметит, спишет все на обстоятельства.
— Я принесу тебе какую-нибудь одежду, — сказала Меррин, и они с Игом исчезли, щелкнула дверь.
Ли стоял по щиколотку в горячей воде, ярясь, что Иг уже приехал, и гадая, не подозревает ли тот чего, — нет-нет, конечно же нет. Иг приехал так быстро, потому что знал, что нужен другу, в этом вся его сущность.
Простояв так какое-то время, Ли заметил, что его правой руке очень больно. Опустив глаза он увидел крестик; золотая цепочка, обмотанная вокруг руки, врезалась ему в кожу. Меррин, чья блузка была наполовину расстегнута, посмотрела ему в глаза и предложила свой крестик. Было ясно, что она предлагает себя, ведь в этот момент его нога была между ее бедрами. Далеко не все она решалась сказать ему прямо, но Ли понимал ее намеки, прекрасно понимал. Он накинул цепочку на головку душа и стал смотреть, как качается блестевший на солнце крестик, качается, посылая вспышками «путь свободен». Скоро Иг будет в Англии, и не нужно будет больше осторожничать, ничто уже не помешает им делать то, чего хотят и он и она.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
После смерти его матери Меррин стала чаще звонить и посылать мейлы, якобы проверяя, как у него дела. А возможно, она и вправду думала, что проверяет — Ли ни в коем случае не недооценивал способности человека обманывать себя относительно того, что ему в действительности нужно. Меррин усвоила значительную часть Иговой морали, и Ли ожидал, что она пойдет только до какого-то предела, а потом ему нужно будет брать дело в свои руки. Кроме того, даже отбытие Ига в Англию не обязательно сразу расчистит путь. Меррин выработала целый набор жизненных правил для людей высокого статуса. Ее требовалось убедить, что, если она трахнется с кем-либо другим, это будет, если разобраться, в интересах самого же Ига. Ли это понимал и готов был ей помочь.
Меррин оставляла ему послания и дома, и в офисе конгрессмена. Она раз за разом спрашивала, как у него дела, чтоон делает, встречается ли он с кем-нибудь. Она говорила, что ему нужна женщина, нельзя же все время жить монахом. Она говорила, что думает о нем, и было трудно
Затем Иг уехал в Нью-Йорк для собеседований в «Международной амнистии», и буквально через несколько дней Меррин начала требовать, чтобы Ли к ней зашел. Ее соседка по съемной квартире съезжала, Меррин думала перевести ее спальню на себя, и у нее получалось в два раза больше места. В Гидеоне остался ее любимый комод, и она спросила Ли в мейле, не привезет ли он ей этот комод в следующий раз, когда будет в Бостоне. Она сказала, что ее белье лежит в нижнем ящике, так что в других местах можно и не искать. Она сказала, что разрешает ему примерить это белье, но только если он в нем сфотографируется и пришлет ей снимки. Она послала ему сообщение, что, если он привезет ей комод, она познакомит его с роскошной девицей, блондинкой в точности, как он, ледяной королевой. Она писала, что секс получится роскошный, ну прямо как дрочить перед зеркалом, только еще лучше, потому что у отражения будут сиськи. На случай, если у него все пройдет удачно, она напоминала, что с отъездом соседки в квартире будет свободная спальня, давая ему знать, что сама она будет одна.
К этому времени Ли научился понимать шифрованные послания почти идеально. Говоря об этой другой девице, она говорила о себе самой, о том, что им предстояло. И все же он решил не привозить ей комод — не был уверен, что хочет с ней встретиться, когда Иг еще в Америке, пусть и на расстоянии в несколько сотен миль. Может статься, у них не получится удержать себя в рамках. С отъездом Ига все станет значительно проще.
Ли всегда считал само собой разумеющимся, что это Иг бросит Меррин. Ему и в голову не приходило, что это она захочет на свободу, исскучается и станет готовой на все и что шесть месяцев отсутствия Ига дадут ей прекрасный шанс. Иг происходил из известной обеспеченной семьи с хорошими связями, и ему совсем не мешало погулять на травке. Ли всегда считал, что Иг ее бросит примерно тогда же, когда закончит школу, и тут-то все и устроится, наступит очередь Ли. Она поступала в Гарвард, а Иг — в Дартмут. С глаз долой — из сердца вон, думалось Ли, но вот Иг считал иначе и еженедельно приезжал в Бостон, чтобы с ней потрахаться, ну прямо как пес, метящий территорию.
Единственным, что Ли мог придумать, было, что на каком-то уровне Иг держался за нее из извращенного желания иметь над Ли еще одно дополнительное преимущество. Иг был рад держать Ли под своим покровительством — перевоспитание Ли Турно было его излюбленным хобби, — но ему хотелось, чтобы Ли знал пределы их дружбы. Он не хотел, чтобы Ли забывал, кому она досталась. Словно Ли не вспоминал это каждый раз, когда закрывал свой правый глаз и мир превращался в призрачную страну теней, где во мраке таились привидения, а солнце было холодной далекой луной.
Какой-то своей частью Ли уважал то, как Иг забрал у него Меррин — в те незапамятные времена, когда у них были на нее примерно одинаковые заявки. Иг просто хотел эту розовенькую шахну больше, чем Ли, и обстоятельства сделали его другим, хитрым и вкрадчивым. При его астме, плохих волосах и голове, полной библейских пошлостей, никто бы никогда не посчитал Ига безжалостным или расчетливым. Ли держался Ига большую часть школьных лет, во многом ему подражая. Он считал это уроками маскировки, уроками, как казаться безвредным. Ли давно научился, что, сталкиваясь с вопросами этики, лучше всего спросить: что бы сделал Иг? Ответ обычно состоял в том, чтобы извиниться, унизиться и тут же без всякой нужды постараться загладить свою мнимую вину. Ли научился у Ига признавать свою неправоту, даже когда был прав, просить прощения, в котором не нуждался, и притворяться, что совершенно не хочет того, что плыло ему в руки.