Рок-цыпочка

Эшли Кристен

Рука Ли скользнула вокруг меня, и его губы нашли мои для быстрого поцелуя.

— Не смотри так испуганно, я тебя не съем, — пробормотал он, а затем его рука скользнула вниз по моей заднице и прижала мои бедра к его в обещании, которое противоречило его словам.

Святое дерьмо, дерьмо, дерьмо.

Ли ушел, и половина зрителей стала обмахиваться веерами, а другая половина поправлять промежность.

Мы со Стиви разобрались с вещами Бургунди. К тому времени, как я добралась до бара, там уже была давка. Команда Сэвидж/Найтингейл нашла столик впереди

по центру. За ним уместились все, Андреа оставила детей с няней и заставила мужа прийти с ней, по нему было видно, что ему примерно так же комфортно, как республиканцу на гей-параде. Тексу, напротив, это казалось еще одним будним днем. Он сидел расслабленно, положив ноги на стул, который, вероятно, можно было бы использовать для отдыха чьей-нибудь задницы, но ни у кого не хватило бы смелости сказать ему об этом.

Два других места пустовали, дожидаясь меня и Стиви, напротив обоих стояли напитки.

Ли за столом не было, они с Хэнком стояли спиной к стене у входа, оба за горлышко держали по бутылке пива, скрестив руки на груди, легко и непринужденно излучая агрессивную гетеросексуальность. Даже в переполненном баре их обходили стороной.

Начало шоу запаздывало, и кто-то, выпивший слишком много и потерявший терпение, выкрикнул свои мысли по этому поводу, на что вышедшая на сцену Бургунди не замедлила ответить колким замечанием.

Послушайте моего совета, никогда не ругайте трансвестита. Они сделают из вас фарш.

Шоу было замечательным, напитки продолжали поступать, и я периодически убегала за сцену, когда мы со Стиви получали знак, что пришло время сменить костюм. За кулисами мы перетаскивали Бургунди и ее поролоновые бедра из одной тяжелой, украшенной блестками феерии в другую, а затем возвращались к столику. Во время выступлений наша компания щедро раздавала чаевые, вручая королеве доллар за воздушный поцелуй в щеку, и быстро превратилась в любимчиков, а значит, в центр внимания всех примадонн.

Все шло хорошо, я была расслаблена, счастлива, наслаждалась собой и жизнью, которая была веселой и захватывающей без летающих вокруг пуль. Я пила уже пятую порцию пряного рома с колой, когда Бургунди вышла на сцену и сделала неожиданное объявление.

— Многие из вас знают ее и любят, а сейчас мы пригласим ее сюда, чтобы показать вам ее таланты. Приготовьте свои чаевые, леди и бродяги, мы нарушаем традицию и выводим на сцену настоящую женщину. Поприветствуйте Индию Сэвидж!

Эм, что?

Святое дерьмо.

Святое дерьмо, дерьмо, дерьмо.

И тут я услышала, как пианино и струнные начинают исполнять мелодию «No More Tears» Барбры Стрейзанд и Донны Саммер. Я пела ее миллион раз с Тодом у них в гостиной после чрезмерного поглощения охлажденного игристого вина и марафона ятцы.

Перед аудиторией — никогда.

Никогда.

Элли стащила меня со стула, Марианна, Долорес и Андреа подтолкнули к сцене, оказавшейся трагически слишком близко, а Стиви сунул мне в руку выключенный микрофон. Бургунди уже подпевала «хмм» Барбры, у меня не было выбора, кроме как открыть рот под «о-о-о» Донны.

Затем я

оказалась на сцене, и после медленного вступления запела о том, чего не хватало в романтической жизни Донны, и пыталась подыграть Бургунди, смотря ей в глаза, будто чувствовала слова глубоко в душе.

Проблема состояла в том, что я двигалась деревянно, а начинался диско-бит.

Ли наблюдал. Последнее, чего мне хотелось, это танцевать на сцене перед сотней людей, один из которых Лиам Найтингейл, невпопад открывая рот под фонограмму гребаного диско.

Я должна была взять себя в руки, это было ради благотворительности. Я понятия не имела, какой, но разве это важно? Если я не расслаблюсь, да побыстрее, буду выглядеть еще большей дурой.

Но я ничего не могла с собой поделать.

Мы пели, глядя друг другу в глаза под дуэт Барбры и Донны. Бургунди бросила на меня взгляд «ради Бога, возьми себя в руки», и я застенчиво пожала плечами, испытывая дискомфорт.

Бургунди выложилась по полной на длинной ноте Барбры, с чувством закрыв глаза и прижав руку к груди. Я нарочно держалась напряженно, притворяясь, что мне неловко, и желая быть где угодно, только не там.

Когда началось диско, раздалось мое «а-а-а», и я заерзала от дискомфорта, продолжая притворяться.

Затем вступили трубы, и я сделала все возможное, расхаживая с важным видом по крошечной сцене, покачивая бедрами, как белая, разозленная Тина Тернер, ведя себя дерзко, что Чаулина бы гордилась мной.

Обезумев, толпа вскочила на ноги. Помогло то, что впереди по центру стояли все мои друзья и семья, не говоря уже о том, что шоу было в самом разгаре, и почти все ужрались в хлам. Зрители подняли руки, указывая в нашу сторону, отбивали ритм пальцами и подпрыгивали в такт.

Используя слова Донны, я обращалась к аудитории, а затем мы с Бургунди оказались нос к носу, голося, встряхивая волосами в тандеме с сердитыми словами, и толпа начала скандировать припев.

Это была часть Барбры, Донна всего лишь выступала десертом, поэтому я работала с толпой, согнувшись пополам, положив руку на бедро, и смотрела в лица людей, которые осмеливались подойти ко мне с долларовыми купюрами, я выхватывала банкноты из протянутых рук, словно чаевые были даны мне Богом по праву. Морщась в притворном раздражении, я не подарила ни одного поцелуя. Даже зашла так далеко, что толкнула босоножкой в грудь короткостриженного байкера, отчего тот отступил назад, глупо хихикая.

Толпа поглотила его, крича, подбадривая и издавая оглушительные свист и вопли.

Это было прекрасно, самый большой гребаный счастливый кайф, который я испытывала в жизни.

Когда диско замедлилось до фанкового бита, до этого момента звучавшего фоном, и Барбра так вошла в кураж, что ее голос охрип, я увидела в другом конце зала Седого Рика, направившего на меня пистолет.

Я замерла.

Затем, без всякой подсказки от мозга, развернулась и бросилась на Бургунди, прикрывая ее своим телом и сбивая с ног. Чаевые и микрофоны вылетели из наших рук, и Бургунди крикнула очень по-мужски: