Рок в Союзе: 60-е, 70-е, 80-е...
Шрифт:
Затем — Рыба (Алексей Рыбин), тощий бледный первокурсник с одним глазом больше другого. Быстрый одноминутный рок:
"Не хочу быть лауреатом, Не хочу в "Астории" жить. Мне плевать, что никогда я не буду В номере "люкс" шампанское пить…"Потом он спел "Звери" — одну из самых сильных песен в советском роке. Удивительно, что, в отличие от Цоя, Рыба с тех пор практически ничего не написал. Но эта первая проба стала классикой:
"Подставляй стаканы, Наливай скорее, А что дальше будет, Ты увидишь сам. Только мне вопросов Не задавай: Знай, что люди — как звери! Все мы — как звери! В темном лесу… … Твои кости остры, Мои зубы целы, Нас пока еще непросто НаДело тут не в тексте: захватывающая мелодия словно катапультировала слово "звери", которое просто невозможно было не петь всем вместе. Если бы провести сейчас опрос на тему "Какая из советских рок-песен подошла бы вам в качестве гимна?" — большинство, я думаю, назвало бы "Рок-н-ролл— мертв" "Аквариума"… Я назвал бы "Звери" — произведение безвестного Рыбы [46] , несмотря на ее нелестную аллегоричность.
Алексей Рыбин ("Рыба")
46
Леша Рыбин, уйдя из "Кино" в 1983 году, расстался и с роком вообще. Он работает сейчас в одной из Ленинградских театральных студий.
На следующее утро Гребенщиков, в доме у которого я остановился, дал мне почитать два свежих документа под заголовками "Устав рок-клуба" и "Положение о рок-клубе". В абсолютно казенной манере там перечислялись по пунктам цели и задачи, права и обязанности, привилегии и штрафы, иерархии и функции. Изредка попадалось слово "рок", и оно выглядело диковато в этом контексте. Скажем, такая фраза: "Рок-клуб ставит перед собой задачи по привлечению молодежи к широкому самодеятельному творчеству, повышению культуры зрительского восприятия и идейно-художественного уровня исполняемых произведений, а также по выявлению и пропаганде лучших образцов отечественной и зарубежной музыки данного жанра".Эти бумаги означали, что в Ленинграде была предпринята очередная, шестая по счету, попытка создать официальную организацию для неофициальных групп.
Спустя пару лет Николай Михайлов, президент рок-клуба, объяснил мне мотивы его создания следующим образом: "В начале 1981 года количество "сейшенов" в городе резко сократилось — "легальных" концертов почти не было, поскольку группы не имели официальных разрешений на выступления, а "нелегальные" администрация и милиция научились достаточно эффективно пресекать. Однако в Ленинграде было порядка пятидесяти групп и колоссальная нереализованная тяга к выступлениям и общению. К тому же после Тбилиси отношение властей к року как будто смягчилось… Поэтому музыканты и устроители концертов настойчиво атаковали городские организации, требуя решить эти проблемы. В конце концов Дом самодеятельного творчества пошел нам навстречу. В то время там сменилось все начальство во главе с директором, и руководителями стали женщины… Они шутили: если мы из-за вас погорим, наши мужья нас прокормят".
Коля Михайлов
Фото И. Малорацкого
Я думаю, впрочем, что городские власти пошли на сознательный и умный компромисс, ибо контролировать ситуацию было совсем не просто, как доказывал только что прошедший "день рождения" Свиньи. Но в то утро я долго хихикал и банально высмеивал бюрократические параграфы "Устава" как очевидный анекдот. В этот раз интуиция начисто изменила мне, или я просто недооценил со своими московскими мерками силу и сплоченность ленинградских рокеров.
Вообще, Ленинград и Москва — два совершенно разных города и внешне и по духу. Физически я не переношу Ленинград: он театрально-красив, но абсолютно плосок и прям, как шахматная доска. Единственные отступления от плоскости — это арки мостов, единственные нарушения прямизны — это изгибы рек и каналов. Петербург был построен на пустом месте среди болот, и эта напряженная искусственность, кажется, давит и по сей день. Можно восхищаться архитектурно-геометрическими прелестями Ленинграда и одновременно сходить с ума от какого-то клаустрофобического чувства. Похоже, что это стимулирует творческий процесс (вспомним Гоголя и Достоевского). Кроме того, Ленинград — более "западный" город, чем Москва. Наличие порта и обилие иностранных туристов (особенно скандинавов, приезжающих тысячами на уик-энд) не только создали огромную паразитическую индустрию фарцовки, но и способствовали более оперативному проникновению в массы молодежи всевозможных новых заграничных веяний.
При этом Ленинград заметно меньше Москвы и, несмотря на утонченность, в чем-то провинциальнее. Москва — гигантское столпотворение, ворох не связанных между собою клубков; это место, где можно жить годами, так и не зная, что вокруг происходит. Ленинград более статичен, там все "на виду". Частным проявлением этого и стало то, что в Ленинграде сформировалась единая община рок-музыкантов и примыкающей к ней богемы. Как в большой деревне, там есть места, где каждый, не договариваясь, может увидеть каждого. Главное из таких мест для рокеров, хиппи, панков, художников-авангардистов и т. д. — знаменитое кафе на углу Невского и Литейного проспектов, имеющее неформальное наименование "Сайгон" [47] . Каждый представитель местной примодненной публики хотя бы раз в день там отмечается, а от пяти до шести вечера у малокомфортабельных стоек с кофе можно найти почти всех
47
О происхождении названия существует множество одинаково правдоподобных версий. В любом случае оно восходит к 60-м годам.
Итак, "дети "Сайгона" объединились в рок-клуб, и 7 марта состоялся первый концерт. Главными группами Ленинграда тогда были "Россияне", "Пикник" и "Мифы". Два последних ансамбля почти идентичны — они играли хард-рок и блюз, а пели нечто очень напоминающее Макаревича; штампы 70-х проникли в них максимально глубоко [48] .
(Юрий Ильченко тем временем халтурил у "Землян", после чего купил автомобиль и бросил "большой рок" вообще.)
"Россияне" были, бесспорно, оригинальны, по-своему очень обаятельны и вызывали жестокие споры среди фанов и экспертов. Если можно вообразить нечто среднее между бесшабашной застольной песней и "хэви метал" — то именно таков был их стиль. Дремуче длинноволосые и беспредельно развязные на сцене, они источали массу энергии и доводили залы до экстаза. Их гитарист и певец Георгий Ордановский, редко выступавший трезвым, выделывал на сцене такие спонтанные акробатические номера, что Лофгрен и Спрингстин могли бы позавидовать. У их бас-гитариста по кличке Сэм на правой руке не хватало трех пальцев. С "Россиянами" было очень весело и свободно, они могли бы быть законченным образцом аутентичного "русского рока", но им не хватало даже элементарной "осмысленности". Поэтому "Россиян" презирали интеллектуалы, и даже далекий от эстетства и снобизма Коля Васин назвал их "талантливыми бездарностями"… Тексты были простоваты и минимальны, а музыка, казалось, состояла из одних припевов. Разумеется, это не мешало им быть настоящей "народной" группой. После легализации "Россиян" рок-клубом на их летние концерты под открытым небом собирались тысячи людей. Ходило даже словечко "россияномания".
48
Сейчас обе группы выступают профессионально и звучат чуть более современно.
Жора Ордановский ("Россияне")
Да, с весны 1981 года концерты начались и проходили с повальным успехом, но это не означало, что рок-клуб [49] решил проблемы все и для всех. Во-первых, группы могли выступать только бесплатно. Надежды "коммерческих" групп ("Аргонавты", "Дилижанс"), таким образом, не оправдались, и они вскоре откололись от рок-клуба, предпочтя провинциальные, но профессиональные филармонии.
49
Организационная структура рок-клуба представляла собой трехступенчатую иерархию. Основание пирамиды — "Общее собрание" членов клуба — несколько сотен музыкантов плюс художники, фотографы, коллекционеры. организаторы и т. д. На "общем собрании" раз в год избирался "Совет рок-клуба" — семь наиболее уважаемых и инициативных членов клуба во главе с президентом, которые управляли всей текущей работой: прослушивали новые группы, находили места для репетиций, устраивали концерты и учебные семинары, занимались прессой, рекламой и т. д. Наконец, на самом верху, "кураторы" — сотрудники Дома самодеятельного творчества: они не вмешиваются во внутреннюю работу клуба, но именно от них зависит окончательное утверждение программ и разрешение на проведение концертов. Независимость рок-клуб получил только в 1989 году.
Во-вторых, у рок-клуба не было ни собственной аппаратуры, ни отдельного помещения: зал ЛДСТ на улице Рубинштейна, 13 приходилось делить с народным театром и прочей городской художественной самодеятельностью. Эти нищенские условия поставили рок-клуб перед необходимостью балансировать между чистым энтузиазмом и традиционными для "сейшенов" хитрыми махинациями.
В-третьих, либерализм "кураторов" не распространялся на "экстремистские" группы. За бортом рок-клуба осталась компания Свиньи и "Трубный зов" — скучная группа (нечто вроде "Юрая Хип" с обильной реверберацией), певшая банально-прямолинейные песни на евангельские сюжеты и пользовавшаяся особой благосклонностью Би-Би-Си и "Голоса Америки". Свой отказ сотрудничать с этими группами рок-клуб мотивировал в основном тем, что они не могли бы давать концерты. "Трубный зов" — потому что религиозная пропаганда в "светских" учреждениях у нас запрещена (у себя в баптистской церкви они могли выступать и выступали) [50] . "Удовлетворители" же, по мнению Совета клуба, просто не могли играть… Действительно, по этой же причине в клуб не было принято и много других слабых и совсем не "панковых" ансамблей.
50
Позднее, примерно в 1983 году, двое из "Трубного зова" были арестованы, как было официально заявлено, при попытке перейти советско-финскую границу и осуждены. Так закончилась история единственной нашей номинально "диссидентской" рок-группы. Я не общался с "Трубным зовом" просто потому, что их продукция, на мой вкус, была совершенно неинтересной" и не знаю деталей их "крестного похода". В любом случае результат мог бы быть не столь печальным, если бы рок-клуб и городские власти проявили больше гибкости, а "Трубный зов" больше заботился бы о своей здешней аудитории, а не скандальном паблисити на Западе. В конце 1987 года руководитель "Зова" А. Баринов был освобожден и уехал в Англию. С тех пор о нем ничего не слышно.