Роковая блондинка
Шрифт:
Воцарилась тишина; он задумался, и вскоре мне показалось, что связь прервалась.
– Професс…
– «Ты ругани наслушаешься вдоволь». Это говорит Баптиста в «Укрощении строптивой».
– При каких обстоятельствах? – спросила я. Эту пьесу Шекспира я не перечитывала со школы.
– Петруччио уверен, что Катарина охотно примет его ухаживания, поскольку он так же упрям, как и она. Баптиста желает ему удачи, но предупреждает, что его ждут неприятности. Он говорит Петруччио: «Ты ругани наслушаешься вдоволь».
– Эта цитата или вся пьеса целиком имели какое-нибудь особое значение для Тома?
– Одну сцену из этой пьесы мы ставили на занятии. Не конкретно эту сцену, но Том играл Петруччио. Я запомнил, потому что у него чертовски хорошо получилось. А потом он рассказывал, что играл эту роль в Нью-Йорке. В каком-то маленьком театрике на Бродвее. Или в студии. Не помню.
– Но зачем ему цитировать эту строчку?
– Понятия не имею. Том любил Шекспира. Он вообще любил цитировать.
– К слову о пьесах, Том говорил вам, что пишет пьесу?
– Да. Отличную пьесу, которую он надеялся поставить. Полиция что-нибудь обнаружила? Мы все просто с ума сходим.
Я призналась, что полиция не делится сведениями со мной, и пообещала позвонить и рассказать, если что-нибудь узнаю.
Я мыла салат и подводила итоги. Если у Тома была привычка цитировать Шекспира, он мог использовать эту фразу в каждом случае, когда ему предстояла встреча с неприятной личностью. Но возможно, она имела для него особое значение. Все, что было нужно, так это узнать, когда и где Том играл Петруччио. Я отдала его резюме шерифу в Андах, но, быть может, Крис сумеет мне помочь.
Лэндон так ко мне и не заглянул – вероятно, ушел рано и на целый вечер. Я убрала одну из цыплячьих грудок в морозилку на следующий раз, а вторую как следует отбила, обваляла в яйце и сухарях и поджарила в оливковом масле. Из салата и помидоров, добавив лимон, я сделала гарнир. В кухне стоял райский аромат; между делом я выпила бокал холодного вина и принялась подпевать Марии Каллас. Чего еще можно желать? Я решила, что стоит присоединиться к числу тех одиноких женщин, которые готовят роскошные ужины для себя одной, покупают сами себе в подарок хрусталь и живут полной жизнью; время от времени им, возможно, хочется мужчину, но это не так уж необходимо. Проблема была в том, что я, по собственным ощущениям, словно упала в грязь.
Когда я в одиночестве ужинала на балконе, мне стало еще хуже. Было достаточно прохладно, так что пришлось надеть куртку, но безоблачно – именно такой вечер, который так приятно разделить с кем-то. Мое одиночество подчеркивал веселый шум, доносившийся из открытых окон студенческого общежития в квартале от моего дома; видимо, студентам не объяснили, что вечером в воскресенье нужно почитать конспекты, а потом лечь спать пораньше, чтобы приготовиться к рабочей неделе.
Покончив с едой (причем соотношение еды и вина явно сложилось в пользу последнего), я вспомнила, как два месяца назад Красавчик спас меня от вечерней хандры. Я приготовила спагетти с морепродуктами, а он пришел и, опустошив блюдо, соблазнил меня на моей крошечной кухне.
Сработает ли план Джесси, если я рискну оставить ему сообщение на автоответчике? Мне нечего терять, здесь Лэндон прав. Если я ему не нужна, то он мне не ответит, и я останусь при своих интересах. Но зачем вообще звонить человеку, который так бесчестно со мной обошелся? Если сегодня в программе Шекспир, вот в чем вопрос! Не важно, насколько сильно мне хочется узнать, что имел в виду мой обидчик. Я не могу унизиться до того, чтобы заискивать перед ним.
Джесси… Я очень ее люблю, но мне стало очень неприятно, когда она попросила отдать ей «второго». Может, я и тоскую по Красавчику, но мне действительно нравится Крис, и я не собираюсь уступать его другой женщине.
Когда в девять часов на следующее утро я отправилась на такси в Челси-Пирс, голова у меня просто раскалывалась. Я прикончила почти всю бутылку, пытаясь избавиться от бессонницы, и проснулась с адской болью в затылке.
В Челси-Пирс я была лишь несколько раз. Это ряд зданий, построенных на четырех соединяющихся между собой пирсах в том месте, где западная часть Нью-Йорка подходит к Гудзону. В начале двадцатого века это был процветающий прибрежный район; в промежутках между заокеанскими рейсами тут стояли в доках огромные корабли. Если верить мемориальной табличке, «Титаник» должен был прибыть к причалу № 59, и сотни людей после гибели корабля собрались здесь, ожидая весточки от своих друзей и родных. Со временем доки пришли в упадок; год за годом они все глубже уходили под воду, пока наконец их не перестроили. Теперь в Челси-Пирс есть все, начиная с гольф-клуба и боулинга и заканчивая фотостудиями и ресторанами с видом на реку. Огромное, похожее на склад синее строение служит съемочной площадкой для целого ряда сериалов, которые так любят на Манхэттене.
Крис сказал, что задний вход расположен на углу здания, и такси едва не проскочило мимо. Все же я успела крикнуть: «Остановитесь здесь!» Проскользнув внутрь, я оказалась в пустом замусоренном помещении; на полулежал ковер. Каких только пятен на нем не было – жвачка и бензин. На стенах, доказывая, что я не ошиблась адресом, висели афиши фильмов, которые снимались здесь раньше. Висела даже афиша «Морга». На ней в центре небольшой группы браво стояла Локет и сурово хмурилась. Справа от нее находился Крис, явно обработанный в фотошопе, но все такой же привлекательный. Следуя инструкциям, я поднялась по лестнице на один пролет.
На втором этаже я обнаружила нечто вроде приемной; дежурная за столиком с головой ушла в любовный роман. Внизу царила загадочная тишина, тогда как Здесь отовсюду слышалась возня. Когда я уже собиралась назвать дежурной свое имя, кто-то подошел сзади:
– Бейли?
Я обернулась и увидела рослую девушку с короткими черными волосами, в широких брюках, на голове красовались наушники.
– Меня зовут Кэра, – сказала она прежде, чем я успела подтвердить, что я действительно Бейли Уэггинс. – Крис просил встретить тебя. Идем я провожу тебя к нему.
Получив пропуск, Кэра повела меня по длинному коридору, кивая тем, кто пробегал мимо. В коридор выходило множество дверей; я предположила, что это гримерки, причем, судя по расстоянию между дверями, довольно тесные. Из одной вышел мужчина в полицейской форме, и я увидела, что большую часть узкой клетушки занимает кресло, обитое кожзаменителем.
– Это гримерки для тех, у кого всего пара строк в сценарии, – объяснила Кэра, заметив, мое любопытство. – Комната Криса вон там.
Но самого Криса в гримерке не было. Кэра постучала и, увидев, что она пуста, движением плеча предложила мне войти.