Роковая кукла. Сборник фантастических романов

Хайнлайн Роберт Энсон

— Что же представляет собой это место? — перебила его Сара. — Как вы узнали о нем? Как вам…

— Что такое это место? — переспросил старик, приглушенно вздохнув.

— Да, что же это за место? Как вы его называете?

— Я никогда не размышлял над этим. Никогда не задумывался. Ни у кого не спрашивал.

— Вы хотите сказать, — спросил я, — что жили здесь все это время и никогда не удосужились задуматься, где находитесь?

Он посмотрел на меня с ужасом, словно я совершил неслыханное святотатство.

— Какой смысл в том, чтобы

спрашивать об этом? — воскликнул он. — Какая нужда в пустых размышлениях? Неужели что-то изменится от того, будет иметь это место название или нет?

— Простите нас, — вмешалась Сара. — Мы здесь новички и не хотели вас обидеть.

Бесспорно, она поступила правильно, извинившись, но я, признаться, действительно хотел вывести его из равновесия и таким образом хоть как-то добиться от него логичных объяснений. Если эта долина была безымянной, то я бы желал узнать (хотя, может быть, это мне ничего бы и не дало), по какой причине она не имеет названия, и потом, мне казалось странным, почему старик никогда не интересовался, как она называется.

— Вы говорили, что дни здесь полноценны, — спросил я. — А чем же вы их конкретно заполняете? Как вы проводите время?

— Майк! — возмущенно воскликнула Сара.

— Я хочу знать, — настаивал я. — Просто знать, проводит ли он часы в праздных размышлениях или…

— Я пишу, — с достоинством ответил Лоуренс Арлен Найт.

— Сэр, — заволновалась Сара, — прошу прощения. Капитан, устраивая допрос с пристрастием, вы демонстрируете свои дурные манеры.

— Для меня нет дурных манер, — я огрызнулся. — Я неисправимый упрямец, который всегда добивается правды во что бы то ни стало. Мистер Найт утверждает, что любой пришедший сюда никогда уже не захочет уйти. Он говорит, что дни здесь наполнены смыслом. Если уж нас навечно притянет к этому месту, я бы хотел знать, чем я буду здесь заниматься…

— Каждый, — мягко перебил меня Найт, — делает то, что ему хочется. И делает только потому, что ему так нравится. И у него нет других мотивов, кроме желания получить удовольствие того, что он хорошо сделал задуманное, или от того, что просто занимается любимым делом. Он не испытывает материальной нужды, не зависит от общественного мнения. Он работает не за вознаграждение, деньги и не ради славы. Здесь чувствуешь всю суетность и ничтожность этих побуждений и остаешься верен только себе самому.

— И поэтому вы пишете?

— Да, пишу, — ответил Найт.

— А о чем вы пишете?

— О том, о чем мне хочется писать. Я излагаю мысли, которые приходят мне в голову. Я стараюсь выразить их как можно яснее. Я излагаю их, а потом заново переписываю. Шлифую их. Я ищу точные слова и фразы. Я пытаюсь передавать посредством слова накопленный мною жизненный опыт. Стремлюсь понять, что я такое и почему я такой, какой есть. Хочу развить…

— Это то, ради чего вы живете? — спросил я.

Он указал на деревянную шкатулку, стоящую на столике.

— Все, что мне необходимо — здесь, — ответил

Найт. — Пусть это только начало. Намеченная мною работа займет много времени, но я от нее никогда не устаю. Нужно сделать вдесятеро больше, чтобы завершить ее, если это вообще возможно. Хотя об этом глупо говорить, так как в моем распоряжении неограниченное время. Некоторые из здешних обитателей увлекаются живописью, другие сочиняют музыку, третьи ее исполняют. Некоторые занимаются вещами, о которых я раньше не имел никакого представления. Один из моих соседей — весьма оригинальное существо, если его можно так назвать, — играет в очень сложную игру с разными наборами фигур и фишек на доске, размещенной в трех измерениях. Иногда мне кажется, что даже в четырех и…

— Не надо! — закричала Сара. — Пожалуйста, прекратите. Не нужно все это нам объяснять.

Она пронзила меня презрительным взглядом.

— Меня это не обижает, — сказал Лоуренс Арлен Найт. — В действительности, мне это даже нравится. Я хочу столько всего рассказать вам, что ваше любопытство может меня только радовать. Мне вполне понятно, что для вас, только что пришедших сюда, все кажется удивительным и вызывает много вопросов. Сразу просто невозможно все переварить.

— Майк, — свистящим шепотом позвал меня Свистун.

— Тихо, — прервала его Сара.

— Ведь это трудно, — продолжал говорить Найт, — очень трудно осознать, что здесь время неподвижно, и, если бы не смена дня и ночи, которая порождает обманчивую иллюзию его течения, было бы легко понять, что времени просто не существует. Надо привыкнуть к тому, что вчера — это то же, что сегодня, а завтра — это одно целое с вчерашним днем. Каждый окунается в бездонную пучину вечности, неподвластную переменам. Здесь можно выйти из-под тирании времени…

Свистун громко прогудел:

— Майк!

Сара поднялась, одновременно с ней встал я, и пока я поднимался, все на глазах переменилось — и комната, и человек. Теперь я находился в лачуге с прогнившей крышей и грязным полом. Кругом стояли расшатанные стулья, а стол без одной ножки был прислонен краем к стене. На нем стоял деревянный ящик и лежала пачка бумаги.

— Это выше человеческого восприятия, — вещал Найт. — Это за пределами человеческого воображения. Иногда мне кажется, что в древние времена кому-то каким-то непонятным образом удалось увидеть это место, уловить его суть, и тогда он назвал его Раем Небесным…

Найт был очень стар. Он был невыносимо старым и дряхлым — настоящий ходячий труп. Кожа обтягивала его скулы, обнажая желтые гнилые зубы. Через огромную прореху в его задубевшей от грязи одежде просвечивали ребра необычайно худого, как у изголодавшейся лошади, тела. Его руки были похожи на клешни. У него была нерасчесанная грязная и забрызганная слюной борода, а запавшие глаза источали рассеянный свет. Это были наполовину мертвые глаза, но все же не настолько старые, чтобы принадлежать такому древнему и иссохшему телу.