Роковая любовь немецкой принцессы

Арсеньева Елена

Бецкой был, казалось, уязвлен, однако вскоре с головой погрузился в заботы о гардеробе Глашеньки, о подготовке ее к выпуску. Выражения его любви становились все ярче, уже понятно делалось, что он видел в девушке не только милое дитя, но и прекрасную женщину, что вовсе не отеческие чувства движут им… а между тем случилось так, что Бецкой и его любовь вовсе перестали волновать Алымушку. Произошло это по причине двух событий – ею увлекся великий князь, а сама она по уши влюбилась в Андрея Разумовского.

Алымушка была очаровательна, спору нет, однако графа Андрея к ней не влекло ни чуточки. Он меньше всего хотел отбивать последние радости жизни у Бецкого, это раз, кроме того, Алымушка

была для него всего лишь ребенком. Граф Андрей не принадлежал к числу тех, кто непременно желает сорвать цветок невинности, – во-первых, он был до крайности брезглив, кровь мог видеть только в бою, а расставание с невинностью, согласитесь, связано с обагрением некоторых частей тела кровью; а во-вторых, он предпочитал женщин, уже изучивших науку любви, а потому хорошо знающих, чего хотят они – и чего хотят мужчины.

– Я не обнаруживаю в себе педагогических способностей, – откровенно признавался он в интимном кругу друзей. – Слуга покорный, внимать наивному лепету девичьих признаний и утирать слезы, которые непременно следуют за первым падением, – это не для меня! Я желаю, чтобы женщина в моей постели смеялась над грехом, – так же, как над ним смеюсь я! Обнимая меня, она должна быть готова в любой миг разомкнуть объятия. Боже сохрани, если я только почувствую намек на то, что дама повиснет на моей шее камнем… Я готов даже прослыть подлецом, только бы не делить ложе с маленькой дурочкой, от которой потом не смогу отвязаться.

И вот, учитывая все это, можно вообразить, с каким выражением смотрел сейчас граф Андрей на явление Алымушки в его капитанскую каюту!

– Что вам угодно, сударыня? – спросил он сухо.

– Я приехала… я… – залепетала она робко, словно обвиняемый, который пытается отыскать последние оправдания, потом, вспомнив, встрепенулась: – Государыня назначила меня для встречи будущей великой княгини на русской границе! Поэтому я здесь!

– А что, – с деланым изумлением окинул взглядом каюту граф Андрей, – здесь русская граница?!

Павел прыснул.

– Не смейтесь надо мной! – в исступлении вскричала девушка, адресуясь, впрочем, не ему, а Разумовскому, который даже не улыбнулся. – Я на все готова, только бы…

Она осеклась, видимо, не в силах произнести последних откровенных, непристойных слов.

– Только бы что? – неприветливо проговорил граф Андрей, которого начинала раздражать эта нелепая сцена.

– Только бы вам… вам… – нелепо заикалась Алымушка. – Только бы вам при… при… – и наконец выпалила, словно в море с обрыва кинулась: – Только бы вам принадлежать!

Андрей невольно скользнул взглядом к Павлу. Он знал, что тот неравнодушен к Алымушке, а потому полагал, что столь откровенное признание может вызвать у него ревность, ранить его чувства. Однако великий князь ничуть не выглядел раненым – напротив, на его курносом, некрасивом лице цвела заговорщическая ухмылка. Он хорошо знал своего очаровательного и себялюбивого приятеля!

Да, но его не знала бедная Алымушка.

В самом деле – не знала…

Если бы граф Андрей был героем чувствительных романов, которые он во множестве прочел (редкостно привередливый в одежде, женщинах, лошадях и еде, он был совершенно неразборчив в книгах и с одинаковым удовольствием поглощал, к примеру, и «Histoire du chevalier des Grieux et de Manon Lescaut» некоего французского аббата по имени Прево [11] , и «Vitae XII imperatorum» [12] Гая Светония Транквилла), он непременно должен был восхититься смелостью юной девушки, которая отважилась на такое пылкое признание, расчувствоваться –

и немедленно заключить ее в объятия. Однако Разумовский не был героем чувствительных романов (ему лишь предстояло сделаться таковым, о чем он, конечно, знать в сию минуту никак не мог!), а этот трепетный лепет вызывал у него только досаду.

11

«История кавалера де Грие и Манон Леско» (фр.) написана аббатом Антуаном Франсуа Прево.

12

«Жизнь двенадцати цезарей» (лат.).

«Если она ждет, что я сейчас, немедля осыплю ее поцелуями и под звуки томных признаний лишу невинности, она ошибается, – подумал граф Андрей раздраженно. – Но что же мне делать? Послать разве ее к черту и выставить вон? Невежа, скажет она, и будет права. К тому же это бестактно по отношению к Павлу, который ее так жаждет… не может же он взять женщину, от которой я с презрением отвернусь! Вдобавок она непременно нажалуется императрице, которая с ней носится как с писаной торбой… Конечно, Катерина Алексеевна решительно не умеет долго на меня злиться, а все же возможны некие неприятные моменты… Я терпеть не могу оправдываться. Ага, кажется, придумал! Теперь главное, чтобы Павлушка не подкачал, сумел воспользоваться моментом».

– Все это, конечно, очень трогательно, – сказал Разумовский, усилием воли добавив в голос подобающую случаю дрожь, – и я бы с удовольствием разделил с вами ложе страсти, однако, вот досада, я не лишаю дев невинности. В этом я некогда поклялся моей матери.

На самом деле такую клятву дал матушке брат Андрея, Петр, ну а нашему герою клясться нужды не было, потому что невинность и нетронутость, как уже было сказано, его ничуть не влекли, более того – отвращали.

– И даже ради вашей любви я эту клятву не нарушу, – продолжал он, с хорошо разыгранным сокрушением глядя в смятенные карие глазки, наливавшиеся слезами отчаяния. – Вот кабы вы явились ко мне замужней дамою или чьей-нибудь любовницей, клянусь, я бы вас не упустил. Поскольку клятву faire pas adult`ere я не давал.

– Что же мне делать? – робко спросила Алымушка, дрожа губами и последним усилием удерживаясь от слез. – Как же мне быть?!

– Ну, не знаю… – пожал плечами Разумовский. – То есть знаю, конечно. Попытайтесь расстаться с этим цветком, которые многие ценители находят восхитительным. Вот, к примеру, великий князь… А кстати! – воскликнул он, словно его только что, вот сейчас, осенило. – Вы заставили великого князя привезти вас сюда угрозами, что покончите с собой. Правильно я понял?

– Истинно так, – кивнул Павел с веселым блеском в глазах. Он смекнул о намерениях приятеля, находил их очень умными и готов был подхватить игру.

– Но неужели вы не посулили ему какую-нибудь награду за исполнение вашего неразумного желания? – вкрадчиво спросил граф Андрей.

Доселе бледная, словно восставшая со дна утопленница, Алымушка внезапно покраснела, по расхожему выражению, как маков цвет.

– Как же, как же! – покивал Павел. – Посулила исполнить все, что я ни захочу!

– Любое желание? – с коварным выражением изломил соболиную бровь граф Андрей.

– Любое! – истово повторил Павел, а Алымушка промолчала, потому что это была правда. И она снова начала бледнеть, понимая, в какую ловушку попалась. В ту минуту, когда она вынуждала влюбленного великого князя отвезти ее к Разумовскому, она просто забыла, что по всем счетам нужно платить… C’est la vie, что поделать!