Роковая монахиня
Шрифт:
Вот что может произойти с человеком всего за один вечер! Объясните мне это явление, это внезапное возникновение какой-то внутренней силы, влекущей меня и бросающей в разные стороны, силы неожиданно извергнувшегося вулкана, который потухнет, возможно, не раньше, чем превратится в пепел мое бедное сердце!
И еще одно! Если Вы меня простили, то сделайте, пожалуйста, так, чтобы меня простили и наши общие друзья. Жюли Вы можете сообщить все, что знаете. В свое время вы все, вероятно, снова услышите обо мне. Я пишу „в свое время“ и не знаю, придет ли оно когда-нибудь!
Беспорядочность этих строк сможет дать Вам хотя бы приблизительное представление
Ну что ж, пора заканчивать письмо. Кучер дилижанса, на котором я отправляюсь дальше, уже торопит пассажиров занять свои места. До свидания, сердечные пожелания всего наилучшего!»
Жюли изумилась, когда Константин передал ей эту новость.
— Кто бы мог подумать что-либо подобное о Гидо! — воскликнула она. — Такой неожиданный переход в совершенно иное качество кажется действительно сверхъестественным!
— Ну, на это можно посмотреть по-разному, — возразил Константин. — Ведь он всегда стремился проникнуть глубже, чем это позволяло ему полученное образование. Его подчеркнутая интеллектуальность всегда наводила на мысль о каком-то внутреннем разладе. Несчастья обошли Гидо стороной, поэтому разлад этот скорее всего проистекает от упрощенного видения мира и представлений о пустоте человеческой души, внушенных Гидо его учителями. Поэтому легко представить, что его внутренняя сила может неожиданно проявиться даже при самом незначительном толчке извне. Последствий этого пароксизма, правда, предугадать еще нельзя. Однако будем надеяться, что он приведет Гидо к выздоровлению, а не к гибели.
Всю зиму Константин и его близкие друзья напрасно ждали писем от Гидо. Впрочем, о более подробных обстоятельствах и о последнем письме не было сообщено никому, кроме Жюли. Илари, которая тем временем вышла замуж за Людвига, сказала как-то между прочим в компании у Жюли:
— Хотела бы я иметь возможность отчитать этого несносного человека, ставшего вдруг таким меланхоличным, за его нелепое исчезновение! Такой высокообразованной особе не пристало вообще распространяться о каком-то оживлении восковой фигуры, не говоря уже о том, чтобы вот так взять — и исчезнуть.
— Тсс, тише! — прервал ее Константин. — Разве вы не знаете, что о вещах, перед которыми испытывают страх, не следует говорить вслух, если не хотят, чтобы этот страх не перерос в ужас?..
И вот как раз в тот момент, когда обмен шутками по этому поводу был в полном разгаре, Жюли передали письмо, которое привлекло всеобщее внимание: письмо от Гидо. Он писал, что уже месяц вместе с женой — оказывается, Гидо тем временем успел жениться, — живет в своем имении, удаленном от города всего на несколько миль, и приглашает все общество навестить его в один из ближайших дней.
— Значит, он женился! — сказал Константин, обрадованный этим, и тут уж, конечно, стали высказываться различные мнения относительно таланта Гидо к семейной жизни.
Приглашение было, впрочем, тем более желанным, что письмо, несмотря на краткость, свидетельствовало об истинном упоении радостью жизни.
Илари долго рассматривала письмо, потом удивленно воскликнула:
— Действительно это написал наш просвещенный духовидец! Я знаю его почерк, видела в книге для памятных записей у моего мужа. Наверно, женитьба все же вправила ему мозги!
В соответствии с пожеланием Гидо в путь отправились очень рано. Местность возле его поместья удивила всех чрезвычайно. В лесу, наполненном соловьиными трелями, Илари воскликнула:
— И здесь, где даже я загрустила бы, здесь этот меланхоличный человек обрел радость жизни!
У дома были заметны всевозможные приготовления к вечеру: приспособления для освещения на одной стороне и для фейерверка — на другой.
Самого Гидо невозможно было узнать, когда он вышел встречать гостей, настолько умиротворенными стали его черты.
Он извинился за отсутствие супруги, которая прибудет лишь около полудня и в честь дня рождения которой Гидо втайне от нее подготовил торжество.
— Дорогой Гидо, — предложила Жюли, когда во время завтрака в саду обращенные к нему вопросы посыпались один за другим, часто невпопад и сумбурно, что в целом не привело к каким-то ощутимым результатам, — будет лучше, если вы сами расскажете нам о переменах в вашей жизни столько, сколько мы об этом должны знать. Без этого мы и за целый день не управимся с взаимными вопросами и ответами, а успех наших усилий в конечном итоге будет мизерным.
Гидо сразу же выразил готовность выполнить это пожелание, горячо поддержанное остальными. После того, как он вкратце сообщил об обстоятельствах, затронутых в письме к Константину, он продолжил:
— Что бы вы сказали, дорогие друзья, о предчувствии, толкнувшем меня на это сумасбродство — а как иначе можно назвать тот неистовый пыл, который заставил меня проехать всю Германию и часть Франции, — если иметь в виду мои шансы на успех? Четверть года я следовал своей цели, и даже та сказка о страшной казни не могла более поколебать меня в убеждении, часто подкрепляемом предчувствиями во сне и наяву, что я обязательно должен найти прообраз восковой фигуры.
Три месяца назад я прибыл наконец сюда, в мое имение, чтобы убедиться, насколько плачевно его состояние. Беспорядок, который я здесь застал, вынудил меня остаться, и заботы, связанные с этими хлопотами, помогли в какой-то степени успокоиться, но не смогли избавить или хотя бы отвлечь от владевших мной помыслов.
Наступила весна. В природе пробуждалась новая жизнь, и на безрадостной серой земле, так долго лежавшей в оцепенении, появилась веселая зелень. Как счастливый ребенок, прогуливался я однажды вечером в окрестностях, вспоминая восхитительную притягательность и насыщенность первых лет жизни. Погруженный в эти мысли, я забрел довольно далеко от дома. Поблизости оказалось небольшое именьице моих соседей, стоявшее среди березовой рощи. В моей душе этот клочок земли был связан с самыми разными приятными воспоминаниями, особенно старый сад, имевший все тот же прежний облик, хотя его состояние свидетельствовало о тщательном уходе. Правда, цветы еще не проснулись. Даже веселый крокус еще не открыл свои жизнерадостные глаза… Все это я увидел через решетчатую калитку; однако поскольку она не была заперта, я не удержался и заглянул в сад.