Роковая монахиня
Шрифт:
«Может быть, они уже мертвы, и я единственный, кто остался жив», — спросил он себя. И при этой мысли по его телу пробежала холодная дрожь. У него было такое ощущение, будто вдруг чья-то ледяная рука, возникшая из воздуха, схватила его.
Медленно начинался день.
Над серой равниной моря, над островами, всюду лежал серый туман, влажный, теплый и удушающий. Маленькая красная точка стояла на краю океана, как воспаленное око.
Вставало солнце.
Наконец мучительное ожидание неизвестности согнало людей со своих мест.
Что же теперь будет? Ведь нужно в конце концов сойти вниз, нужно что-то есть. Но мысль о том, что при этом,
У трапа они услышали приглушенный лай. Мелькнула морда корабельного пса, затем появилось его туловище, голова… И тогда одновременно из четырех глоток вырвался хриплый крик ужаса.
Собака тащила на палубу труп старого капитана, крепко вцепившись в него зубами; вот видны стали волосы, лицо, все его толстое тело в грязной ночной рубашке. Теперь он лежал вверху перед трапом, и на его лице горели те же самые ужасные багровые пятна.
Собака отпустила его и куда-то забилась.
Неожиданно она громко заворчала в дальнем углу и в несколько прыжков выскочила вперед, но тут же остановилась, упала и, как бы защищаясь от кого-то, забила лапами в воздухе. Казалось, ее крепко схватил какой-то невидимый преследователь.
Глаза собаки вылезли из орбит, язык вывалился из пасти. Она начала хрипеть так, будто ей кто-то затыкал глотку. Последняя судорога прошла по ее телу, она вытянула лапы и застыла — собака была мертва.
И как раз в этот момент француз совершенно отчетливо услышал рядом с собой шаркающие шаги. Его охватил смертельный ужас.
Он хотел закрыть глаза, но это ему не удалось. Его воля уже не была подвластна ему.
Шаги прошаркали прямо по палубе по направлению к португальцу, который уперся спиной в стенку и, как безумный, вцепился руками в борт.
Португалец, похоже, видел что-то, чего не видели другие. Он будто хотел убежать, с усилием пытался оторвать ноги от палубы, но не мог это сделать. Казалось, его схватило какое-то невидимое существо. Словно на пределе последних сил, он разжал челюсти и пролепетал дребезжащим голосом, идущим будто откуда-то из глубины: «Мама, мама».
Его глаза остекленели, его лицо стало серым, как пепел. Судорога пробежала по его телу, и он упал, тяжело ударившись лбом о палубу корабля.
Невидимое существо продолжало свой путь, и француз услышал его шаркающие шаги. На этот раз оно, кажется, наступало на обоих англичан. И кошмарный спектакль повторился снова. Опять прозвучал двукратный вопль, исторгнутый из глоток смертельным ужасом, и глухое восклицание «Мама, мама», с которым их покидала жизнь.
«Ну теперь оно подойдет ко мне», — подумал француз. Но оно не подошло, все было спокойно. И он остался один с мертвецами.
Прошло утро. Француз не сдвинулся с места. У него была только одна мысль: «Когда оно придет?» Его губы механически повторяли без перерыва это короткое предложение: «Когда оно придет? Когда оно придет?»
Туман постепенно рассеялся. Солнце, которое стояло уже близко к зениту, превратило море в громадное серебряное блюдо, которое само, словно плоское солнце, стало излучать свет в пространство.
Снова стало тихо. Зной тропиков заполнил все кругом. Воздух будто кипел. Пот сбегал ручьями по серому лицу француза. Его голова, на макушке которой стояло солнце, представлялась ему гигантской раскаленной башней, полной огня. Он совершенно отчетливо видел, как его голова росла изнутри в небо. Но внутри башни, по винтовой лестнице, последние спирали которой терялись в белом пламени солнца, совсем медленно ползла скользкая белая улитка. Ее усики нащупывали дорогу вверх, в то время как влажный хвост еще торчал в его горле.
У него было неясное ощущение, что стало слишком жарко, ведь такое не выдержит ни один человек.
И тут — бум — кто-то ударил его огненным прутом по голове; он упал, теряя сознание. «Это смерть», — подумал он в последний момент. Так он и лежал на раскаленной палубе корабля.
Неожиданно француз очнулся. Ему почудилось, что он слышит позади себя тихий, вкрадчивый смех. Он поднял голову и увидел: корабль плыл, да, он плыл, все паруса были поставлены. Они раздувались, словно от сильного ветра, но ветра ведь не было, ни малейшего дуновения. Море простиралось гладкое, как зеркало, — белое, пылающее пекло. А вверху на небе, в зените, плавилось солнце, будто громадный кусок раскаленного добела железа. Всюду с неба струился его жар, всюду проникало его пламя, и воздух, казалось, горел. Далеко на горизонте несколькими голубыми точками виднелись острова, у которых становился на якорь корабль.
И снова появился леденящий страх, огромный, он, как гигантская сороконожка, бежал по артериям француза, и там, где он проползал, застывала кровь.
Перед ним лежали мертвые. Но все они были повернуты лицом вверх. Кто их повернул? Их кожа была сине-зеленой. Их белые глаза смотрели на него. Начавшееся разложение растянуло их губы и щеки в безумную ухмылку. Только труп ирландца спокойно спал в своей подвесной койке.
Француз машинально попытался подняться, судорожно цепляясь за борт судна. Но страх отнял у него последние силы. Он опустился на колени. Теперь он знал: это должно сейчас прийти. За мачтой кто-то стоял. Какая-то черная тень. Вот оно шаркающим шагом прошло по палубе, остановилось за возвышением кубрика, теперь вышло вперед. Это была старая женщина в старомодном черном платье, длинные седые волосы падали с обеих сторон на ее бледное морщинистое лицо. На нем круглыми пуговицами горела пара глаз неопределенного цвета. Глаза эти, не отрываясь, смотрели на француза. Все ее лицо было усеяно синеватыми и красноватыми гнойниками, а лоб, как диадема, украшали два багровых желвака, над которыми возвышался старушечий чепчик. Ее черный кринолин шуршал при ходьбе. Она приближалась. Последним усилием он попытался встать на ноги, но сердце его остановилось. Он снова упал.
Теперь она подошла так близко, что он увидел ее дыхание — пар, словно в морозный день, выходил у нее изо рта.
Он еще раз попытался выпрямиться. Его левая рука уже была парализована. Что-то принуждало остановиться, что-то громадное удерживало его на месте. Но он не сдался. Он отпихнул от себя это что-то правой рукой и вырвался.
Нетвердыми шагами, в полубессознательном состоянии, он прошел вдоль борта, мимо мертвого в подвесной койке, туда, где веревочная лестница на конце буппприта вела вверх на переднюю мачту.
Француз вскарабкался по ней вверх и огляделся.
Однако чума пошла за ним вслед. Теперь она была уже у нижней перекладины. Значит, он должен был подниматься все выше и выше. Но чума не отставала, она была быстрее его, она должна была его догнать. Он судорожно схватился за веревку, попал одной ногой мимо перекладины, высвободил ее и опять полез через верх. Чума еще отставала на несколько метров. Он стал карабкаться вдоль верхней реи. На ее конце был канат. Он дошел до конца реи. Но где же канат? Вместо него была пустота.