Роковая монахиня
Шрифт:
Гроза, между тем, приближалась с невероятной быстротой. Застывший воздух светился ядовитой желтизной, и лишь по верхушкам деревьев иногда проносились короткие, резкие порывы ветра. Холодная испарина покрыла мое тело, и дикий, перехватывающий дыхание страх охватил сердце. Бруммельмайер только что с дурацким смехом закончил свою зоологическую лекцию фразой: «Н-да, видите ли, это как раз один из тех случаев в природе, когда под маской безобидной домашней твари скрывается самая настоящая кровожадная бестия» — как вдруг со страшным треском в стоявший на нашем пути древний дуб ударила широкая, яркая молния и отколола от него мощный сук, который с гулким шумом упал на землю. Вокруг нас уже воцарилась
Какое-то время стояла безмолвная тишина. А потом, казалось, открылись врата ада. Из кустов лощины на нас уставились горящие глаза. Затем откуда-то раздались жалобные стоны, похожие на крики агонизирующего человека, после этого послышался пронзительный, глумливый смех, от которого у меня застыла кровь в жилах. Там, где я прежде видел зеленую поляну, голубые огни водили дикий, безудержный хоровод. Среди деревьев с ужасным шумом шла какая-то неистовая охота. Предсмертные крики раздавались то тут, то там, а за ними снова и снова следовал пронзительный, жуткий смех. Какая-то призрачная исполинская птица кружилась вокруг нас в безмолвном полете, касаясь своим шелковистым крылом моей щеки. Содрогаясь от ужаса, я окликнул своего спутника, но тот лишь ответил с невозмутимым спокойствием: «Только вперед, давайте поторапливаться, сейчас польет как из ведра!»
Дрожащих коней почти невозможно было сдвинуть с места, и мы продвигались вперед, с трудом преодолевая каждый шаг. А вокруг все кричало, выло, хохотало и бесновалось, как будто против нас ополчились все злые силы. От охватившего меня ужаса я начал стучать зубами, а доктор как ни в чем не бывало вещал у меня за спиной: «Strix aluco, неясыть обыкновенная, и Athene noctua, сыч домовый, встречаются здесь, стало быть, в тесном соседстве; ну и галдеж же подняли эти молодцы!»
Вдруг перед нами возник яркий, спокойный свет, и через несколько шагов мы остановились у построенных в старинном стиле ворот замка. Самого замка из-за непроглядной тьмы не было видно. Тяжелым металлическим кольцом я дважды с силой ударил по воротам, они открылись с недовольным скрипом, и мы увидели большой зал, украшенный оружием и доспехами.
Отвратительного вида старуха, похожая на ведьму из детской сказки, неприязненно посмотрела на нас своими слезящимися, запавшими глазами, однако затем подошла, приняла наших лошадей и пропустила нас в зал.
— Графиня сейчас придет, — заверила она нас, уходя. Болезненное напряжение не хотело отпускать меня и сейчас, оно отдавалось в каждой жилке, каждый нерв дергался в мучительной судороге. Тем временем Бруммельмайер с нескрываемым профессиональным интересом рассматривал висевшие на стенах оленьи рога и как раз направлялся к группе чучел животных, особенно привлекательных для него, когда неожиданно открылась не замеченная нами до этого дверь в стене, и перед нами предстала владелица замка.
Стройная, высокая фигура, которую выгодно подчеркивало плотно прилегающее, черное бархатное платье. Точеное, будто из слоновой кости, лицо обрамляли черные как смоль, пышные волосы. В левой руке графиня держала тонкий хлыст, небрежно им поигрывая.
— Господам нужно расположиться на постой? — обратилась она ко мне. — Пожалуйста, мой дом в вашем распоряжении. — Графиня позвонила в маленький серебряный колокольчик, и перед нами появилась уже знакомая старуха.
— Марго, проводи господ в их комнаты!
И обратившись к нам, добавила:
— Позвольте пригласить вас на скромный ужин.
Таким образом, мы выполнили наше задание на удивление легко и быстро. Судя по длинному коридору, по которому нас вела старуха, мы находились в замке родовой феодальной знати, который полностью соответствовал требованиям штаба дивизии, а комнаты, которые были нам предоставлены, поражали величавой роскошью. И все же — страшное напряжение, леденящий страх перед чем-то ужасным, неизвестным не хотели меня отпускать. Я убеждал самою себя, что все это объясняется напряженностью атмосферы, поскольку гроза все еще безмолвно витает над призрачным лесом, но даже радостные, довольные возгласы Бруммельмайера, которыми он сопровождал каждый вновь обнаруженный предмет роскоши, не могли успокоить меня.
Графиня ожидала нас в богато убранной столовой. Великолепный, крупный дог с удивительно мягким выражением глаз сидел подле нее, что представляло собой поразительное по красоте зрелище. Но мне показалось, что я еще никогда не видел такого запуганного, умоляющего, буквально человеческого выражения в глазах животного. С утонченной элегантностью графиня ответила на наши приветствия, затем грациозным движением руки пригласила нас к столу и с холодным вниманием выслушала мое сообщение о цели нашего визита. Она сразу же выразила готовность предоставить место для размещения штаба дивизии и успокоила меня относительно наличия конюшен и квартир для рядового состава. И все же, несмотря на всю любезную предупредительность, несмотря на готовность оказать во всем содействие, было в ее чертах нечто, что вселяло в меня тревогу — это была тонкая, ироническая улыбка, которая делала лживыми все ее заверения.
Бруммельмайер воспользовался первой предоставившейся ему возможностью и поинтересовался на своем резком, по-школьному неуклюжем французском языке происхождением отдельных препарированных животных, которые здесь, как и в передней зале, повсюду стояли и висели на стенах. Когда он представился как зоолог, графиня провела нас в изящно обставленный, как дамский будуар, соседний покой, в котором стояли бесчисленные клетки со всевозможными птицами. С горячей заинтересованностью доктор принялся переходить от одной клетки к другой, но вскоре возвратился к нам в явном замешательстве и проговорил с трогательной откровенностью:
— Но, помилуйте, уважаемая графиня, вы ведь все перепутали. Ни для одной из птиц не соблюдены нужные условия содержания. Для этих бедных существ жить в этих условиях — настоящее мучение, да они просто не могут так жить!
Графиня смерила возмущенного друга животных бесконечно презрительным, жестким взглядом, гордо откинула голову назад и сказала:
— Они должнытак жить!
При этом хлыст со свистом прорезал воздух и сильно ударил по голове дога, который вздрогнул от боли, но тут же подполз ближе и смиренно лизнул карающую руку своей хозяйки. С сухим смехом графиня показала нам еще одну клетку, на одной стороне которой был закреплен продолговатый проволочный барабан, вращающийся вокруг поперечной оси. Золотым набалдашником хлыста графиня резко ударила по деревянному каркасу клетки, и тут же черная белка впрыгнула в барабан, который начал быстро вращаться под действием веса ее тела. Старания зверька сохранить равновесие только ускоряли вращение, барабан крутился все быстрее и быстрее. В конце концов белка уже не могла поспеть за вращением и в изнеможении прекратила бег, и ее стало крутить вместе с барабаном.
Бруммельмайер остановил наконец все еще вращавшийся барабан, сочувственно посмотрел на безжизненно лежавшего зверька, а затем его добрые глаза расширились от невыразимого ужаса:
— Так ведь здесь внутри барабана полно острых, как иглы, шипов, бедное животное, должно быть, ужасно поранило себе лапы!
В ответ снова прозвучал резкий смех графини.
Когда мы потом поднимались в свои комнаты, доктор неожиданно остановился на лестнице, схватил меня по своей привычке за верхнюю пуговицу мундира и проговорил: