Роковая точка «Бурбона»
Шрифт:
— Непременно приеду. Слышал, слышал о вас как об опытном рыбаке и удачном охотнике. С такими профессионалами не страшно и на тигра идти, — слукавил американец, понимавший, что такая встреча вряд ли состоится.
— Вы останетесь довольны, уверяю вас. А приехать в такую живописную страну, как Индия, сам Бог велел.
— Бог, может, и зажжет зеленый свет в светофоре, да работа не отпустит, — снова как-то витиевато отмежевался от приглашения Меррит.
— Это верно. у нас то же самое. Военные привязаны к рабочему месту крепчайшим канатом под
— Да, этот канат нас всех крепко держит за письменными столами, кабинетами, ведомствами, — глядя куда-то в сторону, ответил американский гость.
Торжество заканчивалось.
Сутолока усилилась — гости стали расходиться. Вдруг неожиданно к Полякову подошел один из сотрудников американского посольства и произнес известный советскому офицеру словесный пароль:
«Шестьсот семь. Мэдисон авеню».
После чего при рукопожатии незаметно вложил в ладонь небольшой предмет. Советский полковник быстро и незаметно для окружающих спрятал передачу в правый карман брюк.
Возвратившись после банкета домой, когда жена отправилась в спальню, «Бурбон» тщательно рассмотрел переданный ему предмет. В небольшом целлофановом пакете находился неизвестный аппарат величиной в пятикопеечную монету. Как выяснилось, это был оптический прибор для читки микротекстов и микроточек. К нему прилагалась инструкция с подробным описанием правил пользования этим нехитрым приспособлением. В ней давались советы о способах маскировки микроточек и указывался перечень конспиративных адресов за границей, куда агент мог обратиться в случае непредвиденных обстоятельств.
«Опять началась игра со смертью, — мрачно подумал советский полковник. — А куда деться, когда я с ними? Сама жизнь — довольно рискованное занятие. Просто я становлюсь Робин Гудом — вольным стрелком, но не из Шервудского леса, а из российской столицы».
Да, предательство — тяжелый груз для совести, если, конечно, она есть.
Военные контрразведчики, оперативно обслуживавшие ГРУ, активно работали в это непростое время по выявлению вражеской агентуры в подразделениях центрального аппарата военной разведки.
Поводов было много.
Разбирательство о работе отдельных офицеров с подставами.
Перекрытие выявленных каналов утечки информации.
Вскрытие причин провалов агентуры по линии стратегической разведки ГРУ, и прочее и прочее.
Проверялись сигналы, велись дела оперативного учета: дела оперативных проверок (ДОП) и дела оперативных разработок (ДОР). Личность Полякова фигурировала в списках, подозреваемых в причастности к утечке секретной информации и работе на вероятного противника, как тогда называли американцев, а не партнера, как сейчас. Правда, от изменения определения суть не изменилась до сих пор.
Но он каждый раз почему-то выпадал — находились какие-то алиби, появлялись другие, более интересные фигуры для проверок, отсутствовала реальная информация из Управления «К» ПГУ о его подозрительных моментах в поведении в периоды пребывания в заграничных командировках и так далее.
Единственное, что было «застолблено» по Полякову в одной из справок, так это то, что о проваленной агентуре ГРУ в 60-е годы косвенно знал и он. По американскому периоду службы проявлялись отдельные признаки его неадекватного поведения, но они смазывались ревностным служением делу и появлением других фигурантов…
К сожалению, внешняя контрразведка (бывшее Управление «К» ПГУ КГБ. — Авт.), которую в одно время возглавлял сбежавший в США генерал, а если проще и точнее — предатель Родины и агент ЦРУ Олег Калугин, не зафиксировала никаких подозрительных моментов в поведении Полякова за две служебные командировки в США.
А как известно, основной объем предательской работы «Бурбон» провернул за рубежом во время своих длительных командировок. Там было легче прятать свои коварные планы и действия.
В то же время от одного из агентов военной контрразведки КГБ поступило настораживающее сообщение о том, что после отъезда Полякова из Бирмы сразу же убыл в США и установленный разведчик ЦРУ Алвин Капуста, специализировавшийся по работе с русскоговорящим контингентом.
Это был, конечно, косвенный признак, однако только в совокупности с рядом подобных сигналов он мог представлять серьезный оперативный интерес. Это насторожило оперативников.
В тот период у военных чекистов, обслуживавших ГРУ, в производстве было немало дел оперативного учета, именно с признаками возможной причастности к работе на иностранные разведки.
Как говорилось, «мелочь» отодвигалась в сторону разбирательства их уровнем ниже, изучались дела по сигналам или отправлялись и вовсе в «накопители», чтобы при необходимости со временем снова возвратиться к ним.
Однако начальство помнило отдельные подозрительные признаки и не раз указывало оперативному составу, обслуживающему подразделения, в которых служил полковник Поляков, о необходимости держать офицера на постоянном контроле. Но одно слово сказать — держать на контроле, а другое — сделать эффективным сам контроль.
Так вот весомых признаков, чтобы обосновать заведение дела оперативного учета в рамках ДОР на Полякова у контрразведчиков в то время не было, а значит, и отсутствовали соответствующие механизмы действенного оперативно-технического наблюдения за его поведением как на службе, так и в быту.
Кстати, это ответ писакам четвертой власти на облыжное обвинение военных чекистов 70-80-х годов о частых нарушениях социалистической законности. Внутриведомственные приказы были сориентированы на законы, и они четко выполнялись всеми без исключения сотрудниками. Без достаточного основания нельзя было применить даже «прослушку», не говоря уже об использовании наружного наблюдения или каких-либо других острых оперативно-технических мероприятий.