Роковой мужчина

Мейерсберг Пол

Это зрелище сильно отличалось от наших совместных занятий сексом. Ее агонизирующие движения, похожие на эпилептический припадок, испугали меня. Когда она была со мной, с ней не происходило ничего подобного. Ее тело изогнулось в жестоком возбуждении. Она не могла освободиться и умирала под пыткой. И я был ее мучителем. Думая о себе, как о ее вчерашней жертве, сегодня я видел в себе мстителя. Я заставил ее делать то, что она сделала для меня.

Внезапно я почувствовал ужасную головную боль. Это женское тело, извивающееся передо мной, было

отражением моего собственного отчаяния. Я сжал зубы, когда Урсула начала кричать. Ее вопли исходили из меня. В моей голове раздался хлопок, как будто взорвались кровеносные сосуды. Жилы напряглись до предела в моем теле, в бедрах, в плечах.

Урсула дрожала, когда я залез в кровать и стянул с нее платье. Ее белоснежные трусики промокли, черные волосы под тканью были похожи на шрамы. Я стянул трусы, но не стал снимать их совсем. Головная боль усиливалась. У меня не было времени снимать брюки. Я хотел любить ее ртом.

Я раздвигал ее ноги все шире и шире. Мой рот, нос, подбородок – все было выпачкано в ее влаге. Я подсунул под нее руки и схватил за ягодицы. Начав сосать ее клитор, я вставил два пальца правой руки в нее сзади.

Ее таз начал вращаться, дергая мою руку вверх, вытаскивая ее из-под покрывала. У нее снова начался оргазм. Урсула сжала бедра, поймав мою руку как в мышеловку. Мне казалось, что я нахожусь далеко отсюда, где-то совсем в другом месте. Задыхающийся оргазм Урсулы передался мне. Но мы были разделены. Я прокричал внутрь ее тела в приглушенном экстазе: «Боже, как я люблю тебя!»

Потом, когда она лизала мое лицо, и боль прошла, я вспомнил, как произнес эти слова. Но было ли это честное признание, которого я никогда раньше не допускал, или просто другой способ констатации факта? Того факта, что я любил не ее, а себя?

ПОЩЕЧИНА

Урсула вручила мне «Таймс», указав на короткую заметку под заголовком «АГЕНТ НАЙДЕН МЕРТВЫМ». Она не выдала никаких комментариев, а просто продолжала говорить по телефону, как будто эта заметка имела не больше значения, чем пустые сплетни в «Голливудском репортере». В заметке говорилось, что тело Ларри Кэмпбелла обнаружено в комнате мотеля и что полиция ведет расследование. Я все еще держал газету в руке, когда в офис вошел Оз.

– Уже знаешь? – Оз тоже держал в руке газету, сложенную на той же странице.

– Ужас, – сказал я.

– Для кого? Слушай, парень, ты же получил нового клиента!

Оз старался не улыбаться, протягивая мне руку. Когда мы пожали руки, он повернулся к Урсуле.

– Не найдется ли чего-нибудь выпить?

– Ты же не собираешься праздновать смерть человека? – удивился я.

– Разумеется, собираюсь. – Оз внезапно обнял меня, прижал к себе и поцеловал.

Когда Урсула принесла из холодильника «Боллинджер», Оз и ее поцеловал.

– Этим утром в городе будет много счастливых людей, – заявил Оз.

– Он правда был таким плохим человеком? – спросила Урсула.

– Чудовищем.

– Но

он был храбрый человек. Насколько я слышала, он ничего не боялся.

Слова Урсулы прозвучали очень искренне. Она сожалела о содеянном? Нет. В ее словах слышался осуждающий тон. Тогда какого хрена она это сказала? Очередная маска, заглянуть за которую труднее, чем за предыдущие.

– Интересно, кто это сделал? – произнес Оз. – Что Ларри делал в номере мотеля?

– А что другие делают в номере мотеля? – спросила Урсула.

– Как будто вы не знаете.

Ей не надо было этого говорить. Храбрость – вещь хорошая, но опасная. По неосторожности можно проговориться. Что скажет Оз, если узнает правду? Пойдет ли он в полицию?

Когда Урсула наклонилась, чтобы подлить шампанского мне в бокал, я увидел маленькие бледные груди в вырезе ее черного платья – точно так же, как в зеркале в коридоре отеля. Сейчас мне казалось, что я был там в предыдущей жизни. Неизвестно почему у меня заныло сердце. Раньше при этом виде у меня бы затвердело в брюках. Я ощутил прилив нежности, грустных воспоминаний, печали, чего со мной никогда не было.

– Надеюсь, убийцу не поймают, – сказал Оз. – Ты знаешь, что только тринадцать или четырнадцать процентов убийств, совершаемых в этом городе, раскрываются? Чертовски хорошая ставка для убийцы, ты не находишь?

Вероятно, на моем лице отразилась боль.

– Ох, Мэсон, извини, я не хотел этого говорить. После того, как твоя мать… и все такое. Извини.

– Все в порядке, Оз. Я уже почти забыл об этом. Оз допил свой бокал, поднялся, снова пожал мне руку и ушел, помахав Урсуле и послав ей воздушный поцелуй.

Вечером я отправился домой, следуя за ее машиной. Домой? Едва ли я мог назвать ее дом своим домом. Но все же это было единственное место, где меня ждали, единственное место, куда я хотел ехать.

Когда я поднялся наверх, Урсула уже ждала меня – голая. Она жадно и с любовью поцеловала меня. Она хотела меня. Как всегда, противиться ей было невозможно. Мы начали заниматься любовью стоя. Я чувствовал себя сильным, могущественным. В моих руках существо, полное любви. Во мне не было никакого гнева, он давно прошел. Когда она прижималась ко мне, я чувствовал себя гигантом, на которого взбирается крохотная женщина.

Мы легли на кровать. Стянув с меня носки, Урсула гладила и целовала мою ногу.

Этот секс в тишине был великолепен. Правда, сейчас в оргазм входил только я. Но не она.

Мы заключили между собой нечто вроде перемирия, что оказалось очень кстати, потому что следующие две недели в офисе были самым напряженным временем, какое я когда-либо знал. Когда разнеслась весть, что Оз присоединился к «Мэсону Эллиотту и Компаньонам», я получил дюжину заявок от потенциальных клиентов. Я входил в моду, все хотели работать со мной. Хотя я жил в городе много лет, про меня как будто только сейчас узнали. И все из-за убийства.