Роковой подарок
Шрифт:
Пес загремел миской: у них с Маней была такая игра, как только она говорила «ужин» или «завтрак», он сразу тащил миску. Маня щедро положила собачьего паштета, сунула Вольке и вдруг поняла, что она не одна.
Кажется, Волька понял тоже, потому что напрягся и зарычал.
– Кто здесь? – спросила Маня испуганно. – Есть кто?
Тотчас ей почудились качающиеся кусты, убегавшая в лес фигура, два сухих выстрела и человек, раскинувший руки, с аккуратными дырками в спине.
Маня схватила со стола каменную штуку, держатель для бумажных полотенец. Штука была тяжёлая и холодная.
И повернулась.
За печкой явно кто-то прятался.
– Выходите! – приказала Маня. – Немедленно выходите!
Бультерьер зашёлся лаем, кинулся вперёд, и Маня бросилась за ним.
Анна Иосифовна, глава огромного издательского дома, член всевозможных книжных союзов, большой знаток и любитель литературы, умела ценить всё самое лучшее и подлинное.
В издательство покупалась удобная и дорогая мебель, на Новый год привозили живые ёлки, на Пасху заказывали настоящие куличи, а издавались исключительно талантливые, востребованные и модные авторы.
Самой яркой звездой среди них был Александр Шан-Гирей, писавший под псевдонимом Алекс Лорер. Он писал мало и нерегулярно, зато каждая его книга становилась событием не только в литературном, но и во всём культурном мире. Его обсуждали, хвалили, ругали, звали в умные телевизионные программы и к модным интервьюерам в «Ютуб». Он старательно от всех прятался, но всё же время вот времени его… настигала слава, он был вынужден «рассказывать о себе», чего терпеть не мог, но Анна Иосифовна оставалась довольна: как-то сама собой соблюдалась необходимая степень открытости и тайны, самое лучшее сочетание из возможных.
На этот раз издательница пригласила своего самого драгоценного автора не для того, чтобы попенять ему на то, что он мало пишет. В данный момент её больше заботила ещё одна литературная звезда – автор детективных романов Марина Покровская, то есть Маня Поливанова.
В последнее время Анна Иосифовна, которой до всего было дело, стала замечать, что Маня ведёт себя странно: почти не бывает в Москве, перестала приезжать в издательство, где раньше страшно любила просиживать долгие часы за кофе и компьютером, мало общается со своей подругой Катей Митрофановой, по совместительству редактором.
Анна Иосифовна попыталась вызвать Маню на разговор, но та, наученная опытом жизни с Алексом Шан-Гиреем, ловко уклонялась от встречи.
Издательница спокойно выжидала, но после сегодняшнего более чем странного и тревожного телефонного звонка поняла, что медлить больше нельзя.
И решила действовать немедленно.
– Алекс, душа моя!
Анна Иосифовна грациозно выбралась из-за стола и пошла навстречу Алексу, распахнув руки. Тот хотел было броситься наутёк, но всё же дал себя обнять.
В этом кабинете, полном антикварной мебели, дорогих безделушек и драгоценных книг, он всегда чувствовал себя неловко.
– Алекс, что такое? – Анна Иосифовна покачала головой и даже погрозила пальцем, на котором сиял гигантский изумруд, а может, сапфир. – Совсем забыли меня, старуху! Не звоните, не приезжаете!
Нужно было ответить, что никакая она не старуха, а молодая и прекрасная женщина, но Алекс этого не понял. Он вообще почти никогда не слушал, что ему говорят.
– Я занят, Анна Иосифовна, – сказал он. – Я пытаюсь писать, но у меня не получается.
Издательница посмотрела на него и вздохнула.
Как с ним можно… жить? Любить, ухаживать, терпеть? Бедная, бедная Маня!.. Впрочем, он гений, а гению можно простить всё. По крайней мере, так считается.
– Хотите кофе? С булочкой? Который час?
– Около шести.
– Как раз сейчас в буфете должны быть готовы булочки! – Анна Иосифовна вернулась за стол и нажала кнопку на переговорном устройстве: – Настенька, нам, пожалуйста, свежих булочек и кофе. Александру Павловичу, как обычно, с молоком, а мне эспрессо.
– Сейчас всё будет, Анна Иосифовна.
– Как вы поживаете, Алекс? – продолжала издательница, благожелательно рассматривая великого писателя. – Как Манечка? Я так давно её не видела!
– Я тоже.
– Что это значит? – не теряя благожелательности, весело удивилась Анна Иосифовна. – Разве вы не вместе?
– Почти нет, – сказал Алекс равнодушно. Он правда не понимал, к чему эти расспросы. – Я в Москве, а она с прошлой зимы то и дело в Питере, или вот сейчас в этом… как это называется… ну, в городе… Прошу прощения, я забыл.
– В Беловодске, – сухо подсказала Анна Иосифовна, переменив тон.
– Да-да.
Они помолчали.
Издательница прикидывала, как продолжить разговор, чтобы он имел смысл. Писатель думал о своём.
– Вы расстались? – не придумав ничего лучшего, спросила Анна Иосифовна.
– Кажется, нет.
– Алекс!
Он поднял на неё глаза.
…Господи, какие глаза!.. А ресницы! А кудри! Такие ресницы и кудри должны были барышне достаться, а достались… литературному гению!
– Алекс, что происходит?
Он пожал плечами.
– Простите, Анна Иосифовна, я не понимаю, какое это к вам имеет отношение.
– Ах, боже мой, разумеется, никакого, и я не собираюсь лезть к вам в душу, просто мне важно, чтоб у моих авторов всё было хорошо. У вас всё хорошо?
– По-разному.
– Алекс, поговорите со мной.
Он удивился: они же разговаривают!
– В прошлом году Манечка потеряла родственницу, тётю, – продолжала Анна Иосифовна. – И после этого всё изменилось. Она стала другой. Книга, которую она написала после трагедии… отличается от всех её прежних работ. Я не говорю, что она хуже, но – другая. Вы читали, Алекс?