Роковой роман Достоевского
Шрифт:
Татьяна уснула мгновенно, как ребенок. Еще секунду назад что-то объясняла, не очень понятное, но лицо было довольным, оживленным. И вот – голова на подлокотнике, свернулась калачиком, дремлет.
Валерий Петрович заботливо укрывает ее пледом. Потом едва слышно шепчет:
– Она не так уж и больна. Последствия черепно-мозговой травмы бывают серьезнее. У нее нет суицидальных наклонностей, она сама умывается, одевается. Только вот как вспомнит про погибших детей, убитого мужа – тогда состояние очень тяжелое, везу в больницу. Врачи помогают. Но слабоумие,
На его лице отражается такая глубокая боль, что Лика теряется. Слова, приходящие на ум, не хочется и произносить, все они кажутся тусклыми, пустыми и холодными. Иногда боль лечит время. Но как затянуться ране, когда постоянно видишь медленное разрушение дорогого и близкого человека?..
– Спасибо большое, что вы пришли. Гости к нам с Таней заглядывают редко, для нее эта встреча – целое событие. И книги ваши она читает. – Валерий Петрович махнул рукой на столик возле дивана, заваленный книгами в ярких обложках. – Я ей все новинки приношу. Сам, правда, даже не просматривал, не люблю детективы.
– Правильно, что не читали, если не нравится, – кивнула Лика, вспомнив, как подружки, пишущие в нелюбимом ею жанре фэнтези, интересуются мнением о новой книге. Приходится читать, разбираться и слегка мучиться. – Любой жанр и каждый писатель – это же не сто долларов, чтобы всем нравиться. Кстати, вот хотела у вас спросить про Алексея, который вроде детективы продает. Мне он, если честно, показался таким подозрительным…
На десятой минуте пламенного, но приглушенного спича Савельева она уже пожалела, что задала этот вопрос.
Лешик, твердил Савельев, отличный парень, за книгами присмотрит, за кофе сбегает. Не пьет ничего крепче кока-колы, занимается спортом, и поможет всегда, и выручит.
«Наверное, Валерий Петрович ко всем людям относится с симпатией, – подумала Лика, решив, что таких идеальных людей, как Алексей, просто не существует. – Надо будет подъехать на ярмарку и поговорить с другими продавцами, Валерий Петрович мне тут явно не помощник…»
– Ты смотри! Это же Влад Резников!
– Да ладно тебе, будет он вот так просто в обычном кафе сидеть!
– Он это! Точно он, говорю тебе!
С тоской вспоминая диоровские очки, предательски выскользнувшие из кармана во время утренних прыжков по крышам, Влад попытался прикрыться широким меню в бордовом кожаном переплете.
Девчонки за соседним столиком не унимались:
– Ты глянь, как прячется! Пошли автограф возьмем!
– А если он нас пошлет?
– Ай, ну чего это ему нас посылать? По мне, так он только радоваться будет. Сама подумай, артистов же прет, когда их замечают!
«Пошлю, далеко и по конкретному адресу, – с мрачной решимостью подумал Влад. – Давно пора научиться вести себя с идиотами так, как они того заслуживают. Эти дебилки не оригинальны. Почему-то принято считать, что любой публичный человек всегда должен ловить жуткий кайф от того, что его узнали. И терпеливо выслушивать бред, раздавать
Отложив меню, он сдернул куртку с вешалки и выбежал на улицу.
Ледяной ветер расцарапал лицо. Над равнодушным людским потоком, плывущим в сумерках, маяками горят разноцветные огни вывесок клубов и ресторанов. В телефоне отключен звук, и он постоянно вибрирует в кармане джинсов. Вера, продюсер, друзья, подруги, журналисты – все пытаются дозвониться в его жизнь. Так что одиночества нет. Всего один шаг к любому развлечению. Один лишь жест – и в сотовом зазвучат голоса. Одиночества нет, но для того, чтобы в этом убедиться, мучительно хочется впечатать кулак в стекло витрины. Любое окно – как амбразура, из которой целится враг. Любое, кроме одного…
Это не любовь. Любовь выглядит как Вера: высокая, голубоглазая, с длинными светлыми волосами. И даже если любовь не всегда Вера, то она на нее всегда похожа. Не только внешностью, но и теплом, интересом, ожиданием. Колотить в дверь, которую не открывают, унизительно…
Это не желание секса. Маленькая, худенькая, сегодня утром – еще и в смешной клетчатой пижаме, Лика совершенно не сексуальна. Тем непонятнее, почему ее обветренные темные губы притягивают как магнит. Она просто приближается, отстраненная, равнодушная – и все, в джинсах столбняк.
Но это – Влад разыскал в кармане ключи от машины, «Mazda» пискнула, мигнув фарами, – это как наркотик. Почему-то постоянно требуется новая доза ее глаз, ехидных фраз, нелепых обвинений…
Город устал. В амбразурах окон Гаснут огни, догорев дотла. Сотни людей, а мне одиноко. Еще один день прошел без тебя…Куплет, часть куплета, возможно, вообще предварительный вариант. Но даже если потом этот текст завалит снегопад новых слов, его все равно не забыть. Потому что эту «рыбу» уже оплакивает фортепиано.
Какой это мотив!
Сейчас, сейчас…
Откинувшись на сиденье, Влад закрыл глаза, стараясь услышать каждую нотку медленной страдающей мелодии. Мотив так рвал душу, что в него сразу же аккордами застучали гитары.
Аранжировки, брысь! Импровизации будут потом, сейчас сольфеджио…
Просканировав, разобрав мотив, как конструктор, и снова его собрав, Влад даже не стал записывать ни текст, ни музыку.
Они появились, они уже существуют, живут своей жизнью, растут. Окончательно оформятся завтра или через неделю, через две. Время не важно. Потому что, сколько бы его ни потребовалось, результат все равно будет, вне зависимости от автора текста и музыки, уже без участия обладательницы имени, бьющего, как молния.