Роковые иллюзии
Шрифт:
Слуцкого сначала пощадили, потому что Ежов не хотел нарушать ход работы иностранных агентурных сетей, хотя систематическая чистка рядов чекистов в штаб-квартире продолжалась. В то время как кровавая баня продолжалась и арестовывали старших офицеров, возглавлявших отделы НКВД, Ежов укрылся за спинами вооруженных до зубов охранников в своем кабинете на четвертом этаже. Сознавая, какая участь была им уготована в подвальных камерах Лубянки, некоторые старшие офицеры предпочитали покончить с жизнью, выбросившись из окна своего кабинета, чем подвергнуться тем же жестоким процедурам, которые применяли они сами, чтобы выбить «признание» из своих жертв. На московских улицах только что начали таять зимние снега 1937 года, когда кровь, пущенная сталинской вендеттой, принародно выплеснулась на тротуары вокруг здания на Лубянке. Феликс Гурский, старший сотрудник Иностранного отдела, только что награжденный орденом Красной Звезды, выбросился из окна своего кабинета. Этим же способом покончили с собой два следователя из секретного политического отдела [626] . Эти самоубийства, естественно, привлекли внимание простых людей, проходивших в тот момент мимо здания. Вскоре по Москве поползли слухи о неминуемом мятеже. Тем не менее, несмотря на слухи, за пределами Лубянки по-прежнему было спокойно. Внутри же царило смятение; продолжала литься кровь в подвальных камерах, где десятки офицеров, арестованных и обвиненных в шпионаже или троцкизме или и в том и в другом одновременно, расстреливались без официального суда.
626
Ibid., pp. 215–221.
«Офицеры Иностранного отдела НКВД, прибывавшие в Испанию или Францию, рассказывали невероятные истории о том, как вооруженные команды производили обыски в многоквартирных домах НКВД и как иногда стук в дверь одного дома становился причиной самоубийства в соседнем доме», — писал впоследствии Орлов, вспоминая, как «инквизиторы из НКВД, не так давно нагонявшие страх на сталинских пленников, теперь сами дрожали от неописуемого ужаса» [627] .
«Высокопоставленные сотрудники и следователи НКВД уподобились гончим псам, слишком увлекшимся преследованием своей дичи, чтобы обратить внимание на самого охотника», — так объяснял Орлов тот факт, что его товарищи-чекисты не сумели предусмотреть ежовской чистки. Он был убежден, что Сталин имел намерение уничтожить всех тех, кто участвовал в организации московских показательных судебных процессов или знал о них правду. Однако документы показывают, что Ежов вскоре распространил чистку на провинциальные организации НКВД по всей территории Советского Союза. Эти злополучные сотрудники мало знали о предыдущих чистках бывших членов Политбюро и не принимали в них участия. Только в одном 1937 году, по оценкам, было ликвидировано более 3000 оперативных сотрудников НКВД [628] .
627
Orlov. «Stalin's Crimes», p. 216.
628
Ibid.
Масштабы «ежовщины» страшно увеличились в 1938 году после вынесения обвинительных вердиктов на третьем московском показательном судебном процессе. Одним из расстрелянных был бывший начальник НКВД Ягода, который всего за два года до этого подготовил сцену для разгула сталинского террора на первом из этих судебных процессов. Из следователей НКВД, помогавших выбивать «признания», приведшие к вынесению целого ряда обвинительных вердиктов, только Георгий Люшков, заместитель начальника Политического отдела и помощник Молчанова на первом судебном процессе, избежал экзекуции. Он спас свою жизнь, бежав к японцам летом 1938 года, после того как получил назначение на пост начальника НКВД в дальневосточных провинциях Китая [629] .
629
Orlov. «Legacy», pp. 18–19, 39.
Последствия сталинской чистки рядов офицерского корпуса Красной Армии также ощущались в Испании. В феврале 1937 года генерал Клебер был снят с поста командующего интернациональными бригадами. По указаниям Москвы ему было поручено организовать оборону Малаги, однако он исчез вскоре после прибытия туда, и больше о нем никогда не слышали. По всей вероятности, он пал жертвой «эскадрона смерти» НКВД. Генерал Берзин также был отозван в Москву после критики Орлова за своевольное руководство аппаратом НКВД в Испании. Он пал жертвой мстительности Ежова, как и Сташевский, сталинский комиссар в Испании, который также осмелился критиковать НКВД [630] .
630
Krivitsky, op. cit., p. 124. Генерал Клебер, видная фигура в советской военной разведке, ранее участвовал в советских разведывательных операциях в США.
Когда офицеры НКВД, работавшие за границей, стали отзыйаться и исчезать без следа, страх, порожденный подобными вызовами из Центра, вызвал необходимость выманимать некоторых из них в Советский Союз с помощью хитроумных уловок. Одним из первых был Смирнов, парижский резидент, который выполнял роль связного с Филби. Это был не Дмитрий Смирнов, а В.В. Смирнов, носивший псевдоним «Петр», но настоящая фамилия которого была Глинский. Он проработал во Франции четыре года, а поэтому ни он, ни его жена не нашли ничего необычного в том, что его отзывали в июле 1937 года. Если бы жена другого работавшего в Париже офицера НКВД не стала свидетельницей ареста г-жи Смирновой в Москве, его бывшие коллеги во Франции считали бы, что ее муж просто получил назначение на другой пост за границей. Когда стало известно, что его расстреляли за государственную измену, Ежов приказал своим подчиненным распустить слух, будто Смирнов признался в том, что он польский шпион. Его парижские товарищи прекрасно понимали, что это нелепая ложь, потому что Центр продолжал использовать те же самые коды и ни один из их агентов или источников не был выдан [631] .
631
Orlov. «Stalin's Crimes», pp. 224–225.
Малли был еще одним «нелегалом», который, как Орлов узнал в 1938 году, оказался в числе сорока офицеров НКВД отозванных в предыдущем году, а затем обвиненных и расстрелянных якобы за измену. Все, за исключением пятерых, подчинились приказу Москвы и вернулись, несмотря на растущее предчувствие того, какая участь их ожидает. Некоторые, вроде Малли, хладнокровно взирали на перспективу мученической смерти; другие считали, что смогут доказать свою невиновность, какие бы обвинения им ни предъявлялись. Большинство из них сбежало бы за границу, чтобы спасти свою жизнь, если бы не мощные препятствия для бегства, воздвигнутые чрезвычайным законом, опубликованным за подписью Сталина 8 июня 1938 г. Согласно ему, семьи офицеров НКВД становились заложниками, поскольку предусматривалось, что ближайшие родственники сотрудников советских служб, бежавших за границу, подлежали высылке в Сибирь. Каждый офицер НКВД был осведомлен о секретном приложении к этому закону, автоматически предусматривающем тюремное заключение сроком на 10 лет для жен и ближайших родственников бежавших, а в случае выдачи государственных секретов им грозила смерть.
Сталин также дал Ежову указания принять все необходимые меры, чтобы бороться с бегством за границу офицеров НКВД, которые могли бы раскрыть вражеским контрразведкам советские секретные операции. «Летучие группы» Отдела специальных заданий охотились за перебежчиками, осмелившимися не подчиниться приказам Москвы.
Кривицкий (настоящая фамилия Гинзбург), «нелегальный» резидент НКВД в Нидерландах, обеспечивавший доставку оружия в Испанию, и Игнаций Рейсе (настоящая фамилия Порецкий), «нелегал» в Бельгии, относились к числу тех, кто рискнул бросить вызов Москве и остаться за границей. Впоследствии Орлов утверждал, что знал также еще двух сотрудников НКВД, бежавших в том же году; он назвал их псевдонимы: «Пауль» и «Бруно» [632] . Самым старшим по званию был Игнаций Рейсе, бежавший в июле 1937 года со своей женой и ребенком в Швейцарию после получения рокового вызова из Москвы. Прежде чем покинуть резидентуру, он оставил в советском посольстве в Париже письмо, в котором сообщал Центральному Комитету причину своего разрыва со Сталиным и заявлял, что он «возвращается на свободу — назад к Ленину, к его учению и к его делу». Сталин ответил на этот возмутительный акт неповиновения, приказав Ежову стереть с лица земли и Рейсса, и его семью, чтобы другим было неповадно. «Летучая группа» боевиков из НКВД в конце концов настигла Рейсса 4 сентября в Швейцарии, всадив в него целую обойму из пулемета и бросив труп у обочины безлюдной дороги неподалеку от Женевы [633] .
632
Ibid., p. 226.
633
Ibid.
Два
634
В ходе собеседования по делу Миллера 15–16 апреля 1965 г. Орлов рассказал ЦРУ, что узнал подробности «из разговоров с участниками». Он сказал, что операция была осуществлена «под личным руководством резидента Ки слова и Шпигельгласса, заместителя начальника ИНО НКВД, который был направлен в Париж для этой цели. Участвовали также Белецкий и шофер посольства». Весь план держался на давно внедренном агенте НКВД — генерале Скоблине, который был ключевой фигурой в операции. Планом предусматривалось, что именно он сменит Миллера после его похищения на посту руководителя организации бывших царских офицеров. Однако, по словам Орлова, «никто не мог предвидеть, что Миллер подстрахует себя, оставив письмо у третьих лиц, не известных Скобли ну». Само похищение было осуществлено без затруднений, сказал Орлов, объяснив, что Белецкий «применил большую дозу наркотика, который использовался в Москве для обезболивания родов». Миллера усыпили, положили в ящик и на большой скорости перевезли из Парижа в Шербур, где ящик, запечатанный дипломатической печатью, погрузили на борт советского судна. Все похитители, кроме шофера, на борту того же судна возвратились в Москву. После допроса Миллера ликвидировали.
Когда Скоблин узнал о письме Миллера, которое его разоблачало, он бежал из своей квартиры через черный ход, оставив деньги, бумажник и записи жене, известной исполнительнице народных песен. Всю ночь он шел пешком и лишь на следующее утро связался с одним офицером бывшей царской армии, который дал ему 200 франков. Затем он связался с человеком из советского посольства, имя которого ему дал Шпигельгласс для контакта в чрезвычайном случае. Вопреки четкому указанию Сталина не привлекать дипломатический персонал, человек Ежова, по словам Орлова, неблагоразумно послал за Скоблиным посольскую машину и приютил его на улице Гренель, пока его не вывезли тайно в Москву. Ежов, по словам Орлова, присвоил себе весь успех операции, утаив от «Большого Хозяина» участие в ней посольства, сказав: «Если бы Сталин узнал об этом, это стояло бы мне головы».
В отчете ЦРУ отмечается, что, по утверждению Орлова, им были приняты меры, чтобы сообщить Сталину о неподчинении Ежова в письме, которое было написано им после побега в Канаду. Заявлешя Орлова становились постепенно все более и более эмоциональными, особенно когда речь шла о Ежове, которого он называл «кровавым убийцей», отмечается в протоколе беседы с ЦРУ. «В заключение он сказал, что он, наконец, посчитался с ним за убийство его кузена [Канцельсона] и что Ежов заслуживает своей участи». Орлов, генерал Миллер, досье ДСТ.
635
Как показывают документы НКВД, роль Орлова была не такой, как он ее описывал ЦРУ. Насколько удалось установить, существуют три отдельных документа, которые непосредственно связывают Орлова с делом генерала Миллера. Во-первых, во время второй встречи с Феоктистовым в 1971 году Орлов сказал ему, что одной из причин, по которой его невзлюбил Ежов, был его отказ одобрить план операции похищения. Во-вторых, в своем письме Ежову от августа 1938 года он заявляет, что в его руках находится кольцо «Фермера» (псевдоним генерала Скоблина). Дело Орлова № 103509, т. 1, с. 13–25, 205–221. В-третьих, 10 мая 1938 г. Орлов написал Шпигельглассу из Барселоны о возможности приобрести самолет: «За 15 ООО долл. мы могли бы купить самолет типа того, на котором мы с вами вывозили „Фермера"». «Переписка с испанской резидентурой», дело № 19897, т. 3, с. 121, АСВРР.
Операция провалилась, и Скоблин бежал только благодаря Орлову, хотя об этом факте тот не сообщил ЦРУ двадцать семь лет спустя, когда объяснял, каким; образом жена генерала осталась в Париже и была арестована французской полицией. Французское правительство предупредило Москву, что порвет дипломатические отношения с СССР, если советские агенты совершат еще одно убийство на французской земле. В то время, когда Гитлер предъявлял все более грозные требования на европейскую территорию, Сталину не хотелось портить отношения с Францией. Реальная политика, возможно, оказалась спасителем Кривицкого. Во время пребывания во Франции, по его словам, было совершено два покушения на его жизнь, что, однако, не подтверждается материалами дела в НКВД, но ему удалось благополучно добраться до Америки. Три года спустя, в 1941 году, Кривицкий совершил самоубийство при загадочных обстоятельствах в вашингтонском отеле. Многие, включая Орлова, считали его смерть доказательством того, что в конце концов ему не удалось укрыться от сталинской мести [636] . Но это также не подтверждается документами разведки. Согласно им, НКВД сняло наблюдение за Кривицким в 1939 году. Оно узнало о его самоубийстве из сообщений телеграфных агентств. Вернее было бы предположить, что Кривицкий, предав несколько известных ему агентов, покончил с собой в состоянии психической неуравновешенности.
636
Зборовский позднее признался ФБР, что передал в Москву адрес Кривицкого. Как следует из дела Кривицкого, его действительно держали под наблюдением агенты НКВД, но только до 11 февраля 1939 г. Как видно из документов, первые сведения о смерти этого перебежчика были получены через американские средства массовой информации, и это дает основание полагать, хотя и не доказывает неопровержимо, что НКВД не имел прямого отношения к его самоубийству.
«Летучие группы», которые базировались в Европе и Мексике, оставили после себя в 1937 году по обе стороны Атлантики вереницу нераскрытых покушений на лиц, которые, по всей видимости, стали жертвами ежовского расстрельного списка. Коновалец, один из лидеров украинского националистического подполья, был смертельно ранен взрывом бомбы перед кафе в Роттердаме, куда его пригласил на встречу сотрудник НКВД Судоплатов. Еще одной вероятной жертвой НКВД была Джульетта Стюарт Пойнц, бывшая активистка американской компартии, бесследно исчезнувшая в Нью-Йорке в июне 1937 года. Наверняка стал жертвой ликвидации бывший резидент ОГПУ в Турции Георгий Агабеков, который бежал к англичанам в Константинополе в 1931 году, а в июле 1937 года исчез по пути из Парижа на Пиренейский полуостров. Рудольф Клемент, бывший секретарь Четвертого интернационала Троцкого, исчез 12 июля 1938 г. [637] Вскоре после этого парижская полиция нашла, то, что, по их мнению, было его обезглавленным трупом, плывущим по течению Сены.
637
Dziak. «Chekisty», p. 81; Orlov. «Stalin's Crimes», pp. 227–228; Orlov. «Legacy», p. 76.