Роксана. Девочка у моря
Шрифт:
Я лихорадочно вспоминала, сколько времени прошло с момента нашего знакомства с Франком. Всего-то две с половиной недели! Молодцы, быстро у них всё закрутилось. Но на всякий случай уточнила:
— Когда успели?
— Тогда и успели… Константин в тот же вечер, когда мы в Рыбачьем были, прискакал к воротам усадьбы.
— А ты?
— В доме уже все спать легли, а меня словно потянуло. Показалось, что стоит, ждёт. Оделась наскоро, шаль набросила и побежала. Ни о чём другом думать не могла, лишь бы увидеть, услышать, обнять. Как безумная… Ну и…
— И
— Почему всё? — подруга и спину выпрямила, и голову гордо вскинула. — Каждый вечер приезжает.
— Так что же вы, как преступники тайком встречаетесь? В дом бы пригласила, с бабушкой познакомила, — попеняла я.
— Не понять тебе, мала ты ещё… Невозможно время на чаепитие, да пустые, вежливые разговоры тратить. Хочется каждую минуты с милым другом быть, вдыхать запах его тела, ощущать тепло рук. Ой, прости… Занесло меня куда-то, — застеснявшись своей откровенности, Прасковья закрыла лицо руками. Чуть успокоившись, сверкнула на меня глазами. — Знаешь, мне должно быть стыдно за такое, а я счастлива. И ни о чём не жалею. Пусть уйдёт, зато у меня его сын останется.
— Дочь… — поправила я подругу, думая о неожиданно свалившемся известии.
— Ты уверена? — схватила меня за руки целительница.
— В чём? — не поняла я.
— Ты только что сказала, что у меня дочь будет. Это точно?
— Лапушка, я не знаю, но, когда ты сказала «сын», показалось мне это неверным. Вот и поправила.
Прасковья внимательно выслушала моё объяснение, и вдруг в её глазах засветилась радость, как гирлянды на новогодней ёлке:
— Так даже лучше! Будет, кому знания и навыки передать.
Мне же хотелось выяснить вопрос, который занимал меня сейчас больше всего.
— Скажи мне, подруженька, а с чего ты решила, что ваш роман для Константина Васильевича «очередная интрижка»?
Прасковья пожала плечами, дотронулась до виска, поджала губы.
— Ну-у-у-у… Он ни разу не сказал мне, что любит, и замуж не звал, — грустно призналась она.
— Ты хоть и сказала, что я маленькая, но позволь дать тебе совет. Подумай, прежде чем выводы делать. О любви не сказал? Так и нет у вас пока любви. Страсть есть, гормоны бушуют так, что крышу у обоих снесло…
— Что снесло? — опешила Прасковья от сленга чужого мира.
— Мозг заклинило. Разум потеряли. Думать разучились… — подкинула я синонимы на выбор. — Хорошо, что замуж не зовёт. Ты же сдуру согласиться можешь, а мужа в таком состоянии выбирать нельзя.
Прасковья, останавливая меня, накрыла мою руку своей ладошкой:
— Ты рассуждаешь, как бабка старая…
— Ну, бабка не бабка, а умом-то я постарше тебя буду. Эмоции думать не мешают. Вот когда стукнет моему телу лет пятнадцать-шестнадцать, тогда я за свою разумность не поручусь. И будешь уже ты меня на путь истинный наставлять, если твой Пират не увезёт тебя за семь морей.
— Почему за семь морей? — удивилась подруга и, кажется, попыталась вспомнить названия ближайших морей и пересчитать их.
— Да так… — отмахнулась я. — Слова дурацкой песенки из прошлой жизни.
— Ой, Роксаночка, а напой что-нибудь из вашего, а? — взмолилась романтично настроенная Прасковья. — Вот про лаванду, что Николай Иванович для Глафиры Александровны пел, мне очень понравилось.
Ту песенку, что я случайно процитировала, здесь точно не поймут и не оценят, решила я, но тут же вспомнились другие слова, которые будут очень даже в тему нашего разговора.
— Слушай:
Снова от меня ветер злых перемен тебя уносит,
Не оставив мне даже тени взамен, и он не спросит.
Может быть, хочу улететь я с тобой жёлтой осенней листвой,
Птицей за синей мечтой.
Позови меня с собой, я приду сквозь злые ночи.
Я отправлюсь за тобой, что бы путь мне ни пророчил.
Я приду туда, где ты нарисуешь в небе солнце.
Где разбитые мечты обретают снова силу высоты.
Прасковье настолько понравились пронзительные слова песни, что она заставила меня петь с начала, подпевая мгновенно запомнившийся припев. Услышав песнопения, к нам присоединились и Глафира с Дорой. Княгиня, сев к роялю, быстро на слух подобрала мелодию. И вскоре хор в составе четырёх женщин от души пел:
Сколько я искала тебя сквозь года, в толпе прохожих.
Думала, ты будешь со мной навсегда, но ты уходишь.
Ты теперь в толпе не узнаешь меня, только как прежде любя,
Я отпускаю тебя.
Позови меня с собой, я приду сквозь злые ночи.
Я отправлюсь за тобой, что бы путь мне ни пророчил.
Я приду туда, где ты нарисуешь в небе солнце.
Где разбитые мечты обретают снова силу высоты.
Глава 18
Проснулась рывком. Без потягушек и томного валяния в постели встала с ложа. Нет, всё же надо поставить нормальную кровать. Хоть пол и тёплый, но спать привычнее на койке, в который раз решила я, собираясь на раннюю прогулку.
Разрешение на ежедневные пробежки от Глафиры и Прасковьи ещё не получено, но быстрый шаг — это не бег, а значит можно.
Но не сложилось. В гостиной хлопотала Дора Марковна. Беззвучно, не тревожа сон обитателей дома, она прибирала на столе. Вчерашние посиделки закончились поздно. Надию мы отпустили ещё в начале вечеринки, сказав, что сами управимся. Соответственно, вчерашний раскардаш не красил столовую.
— Доброе утро, Роксаночка, — поспешила ко мне гостья. — Как почивала? Хорошие ли сны снились?
Я видела, как женщине хочется обнять меня, но не готова пока была к столь близким отношениям. Да, она добрая и заботливая; да, она нянчила моё тело чуть ли не с первой минуты рождения — но моё взрослое сознание не настолько гибко, чтобы с лёгкостью принять в ближний круг ещё одного человека.
— Спасибо, всё хорошо. И вам утра доброго, — кивнула я Доре Марковне и мягко, стараясь не обидеть, попросила: — Оставьте уборку слугам. Отдыхайте. Вы же гостья.