Роксолана Великолепная. Жизнь в гареме (сборник)
Шрифт:
Любили друг друга Роксолана и Сулейман, и время остановилось для них. Бесконечность прикосновений, волшебный шепот, открытие сокровенного, красота наготы, сплетения гибких, молодых тел, безумный танец последних судорог…
Предстал перед дворцом Султана Дервиш. Или призрак это был, или живой — седые волосы его доставали до стоп, а не срезанные ногти выглядели как когти орла, а походка его была танцу подобна. И кричал он:
— О люди! Та из жен Падишаха, которая весной родит ему сына, в день Османского государства, в день годовщины взятия Стамбула — станет султаншей Мисафир. Могущественная султанша, принесет народу нашему много добра и много горя!
Султан проводил диван, когда вбежал в зал Хассан, упал перед повелителем на колени:
— О великий… Вы приказали сообщить…
— Кто? — султан поднялся.
— Сын! У вас родился сын!
Радости молодого отца не было предела. Не мог ее сдержать.
Настя лежала в горячке, когда в ее комнату ее вбежал Падишах. Посмотрел на спящего сына, а потом бесшумно подошел к ее постели. Присел рядом, взял ее хрупкие руки в свои и сказал ласково:
— Любимая моя… Сегодня ночью я составил тебе газель, но порвал эти стихи… Потому что никакие слова не могут передать мои чувства к тебе.
— Не рви больше… — шептала Настя.
— Спасибо тебе за сына, божественная моя, радость моя… Я так соскучился по тебе… — Нежность переполняла султана. — Как ты хочешь назвать нашего первенца?
— Селим, в честь твоего отца… — еле улыбнулась Настя. — Он будет таким умным, красивым и достойным, как и его отец… А на праздник его обрезания мы пригласим властителей разных стран… Это будет такой праздник… Сулейман… Если бы ты знал…
Что-то хотела сказать, но боль пронзила ее. Застонала, откинулась на подушку…
Сулейман погладил ее по горячему лицу и чуть ли не на цыпочках вышел из комнаты. А около Насти уже колдовали служанки и седой доктор за перегородкой, который держал пульс султанши, не смея смотреть на ее тело…
Когда она пришла в себя, потребовала воды и приказала невольницам покинуть комнату.
Долго вглядывалась в первого своего ребенка. От боли мозг ее работал как в лихорадке. Вдруг ее бледное лицо порозовело. Слабым движением руки зачерпнула воды, и, обливая сына своего первородного, сказала тихо:
— Крестится раб божий — Степан — во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь…
Легонько открылась завеса. Чьи-то глаза удивленно смотрели, как Роксолана перекрестила ребенка трижды святым крестом.
Кто-то покачал головой, и исчез как тень…
А Роксолана откинулась на подушки — силы оставили ее.
Рос сынишка, названный Селимом. Кормила, пеленала, качала его сама Роксолана. Любила его. И отец, сдержанный в чувствах Сулейман, растроганно брал в руки их сына… Из розовой крохи Селим превратился в малыша. Бегал по парку, уже начинал говорить… Вместе с ним играл Мустафа, подросший и ставший более серьезным.
В зале на троне сидела Роксолана. Рядом — визирь. Лицо Роксоланы было открыто, и видно было как расцвела она, став женой и матерью. Привели двух людей: бледный, как смерть, хозяин школы невольниц Ибрагим, который когда-то угощал плетью златовласую рабыню и учитель Абуллах. Они тут же упали на пол, а Ибрагим пополз к Роксолане с криком:
— О всемогущая султанша Хюррем! Прости нас! Будь милосердна за те… те… В школе невольниц… Разве мы знали… О, Аллах! — Посмотрел с надеждой на визиря, но тот лишь зловеще улыбнулся. Роксолана переступила через бывшего своего хозяина, презрительно бросив ему: «Встань и иди прочь», а затем подошла к Абдуллаху, который дрожал всем телом. Села напротив него так тихо и скромно, как тогда, когда еще была рабыней в Каффе. Ласково взглянула на Абдуллаха, улыбнулась, и стала похожа на цветок.
— Рада видеть вас, учитель Абдуллах, — сказала султанша. — Я вспоминала о вас. Прошу вас быть учителем моего сына…
Слезы хлынули из глаз почтенного учителя Корана.
А когда султанша с Ахмед — пашой шли по коридору, великий визирь позволил себе с недовольством сказать:
— Ваше величество, но учителем вашего сына я назначил достойного Амаль-паша— заде… Никто не знает столько способов чтения Корана, как он… С великим султаном этот вопрос согласован.
— Я так решила. С властителем трех частей света я договорюсь.
Они шли дальше. Ахмед — паша пытался сдержать свои эмоции, и все же снова не смог сдержать раздражения:
— Вынужден вновь сказать вам, о, достойнейшая, не свободно женщинам ходить с открытым лицом…
Роксолана только весело рассмеялась:
— Мы говорили об этом с султаном. И он не мог показать мне место в Коране, где написано, что женщины должны закрывать лицо. Нет там этого! Да разве мог пророк дать такой приказ, если Аллах не приказал даже цветам закрывать свою красоту?
А когда выходили в парк, сказала султана:
— Завтра поедем на невольничий рынок, где меня покупали, выберем вблизи место для больницы, для имарета, для тимархана. Все это для бедняков.
— Но в казне нет для этого денег. — остановился удивленный визирь. — Мы давно не вели войн против неверных, и казна пуста…
— Опять разорять славянские земли? Опять Украину будут кромсать ваши псы — крымские татары? Завоевывайте Восток! — С гневом сверкнули глаза Роксоланы. И закончила резко: — Найдете деньги! Завтра поедем на Авретбазар!
По дороге, вдоль стены, гнали толпу невольников. Кого только среди них не было! Крестьяне и мещане, дворяне и духовные. Это было видно было по их одежде. Подавляющее большинство украинцы… Были среди них и казаки, отличающиеся шевелюрой и шароварами. Пленники шли скованные или связанные, как скот, битые и замученные. Среди них был и Степан, осунувшийся, лохматый, в пыли и грязи. Из раны на ноге сочилась кровь, и какой-то шелудивый пес все пытался лизнуть ее.
Навстречу несчастным двигался эскорт Роксоланы и Ахмед-паши. Султанша, закутанная в мягкие меха, сидела на зеленых подушках, в резной лектике. С болью смотрела она на будущих галерников, пытаясь скрыть свои чувства от вездесущего визиря. Солнце играло в ее золотистых волосах.