Роль грешницы на бис
Шрифт:
Иглы были медицинскими, металлическими, с отрезанными насадками, то есть без той части, которая вставляется в шприц и имеет расширение. Они входили в тело почти полностью и постепенно выпускали быстродействующий яд – ботулотоксин в высокой концентрации: смертельная доза меньше одной тысячной доли миллиграмма. Даже если человек умирал не мгновенно, спасти его было невозможно: яд успевал до приезда «Скорой помощи» достаточно распространиться по кровеносным сосудам…
Места попадания были разными, что связано, скорей всего, с тем, что випы, как правило, прикрыты охранниками и убийца выбирал тот участок тела, который попадал в поле его зрения. Ни в одном случае подозрительное лицо не было замечено: каждый раз убийство происходило в людных местах, на открытом воздухе.
Общего
Все они были мужчинами, разница в возрасте колебалась до 20 лет. Все они занимали достаточно заметное положение в обществе. Все были между собой знакомы, чем трудно удивить в наше время, как, впрочем, и в любое другое время, – на то они и випы, и при советской власти они уже випами были. А рука руку моет, как известно. Обоюдные услуги, одни и те же кормушки, одни и те же больницы, санатории, дома отдыха, элитные дачи…
В свое время все жили в Москве, но при этом никогда не работали вместе. Двое москвичей – оба бывшие крупные партийные работники, уралец – бывший профсоюзный босс, ухватившийся за завод еще при Горбачеве и уехавший жить поближе к месту работы. Военный чин им же и был при советской власти. Вышел в отставку лет пятнадцать назад и под флагами перестройки двинул в родной Ленинград, где открыл частную торговую компанию по продаже и установке пуленепробиваемого стекла.
У следствия до сих пор нет ни одного стоящего направления. Версия мафиозных или иных деловых разборок была взята за основу, но пока не удалось установить какие бы то ни было политические или деловые контакты между четырьмя убитыми. Отрабатывается также версия маньяка, хотя в ней смущает географический разброс убийств: маньяки, как правило, действуют в одном географическом районе. Но у правил есть исключения, и потому «маньячная» версия остается в работе. Где-то на обочине следственной мысли пустила робкие корни гипотеза «диверсии с целью дестабилизации общества». Проблема, однако, заключалась в том, что на происки ЦРУ в наши дни трудно что-либо списать, на террористов тоже – они предпочитают массовые убийства при помощи взрывов; а ежели допустить, что действует некая внутренняя тайная политическая группа, то к чему она могла приурочить «дестабилизацию»? К предстоящим президентским выборам? Подпортить кандидату репутацию? До выборов, однако, еще далеко…
Единственным стоящим направлением были, с точки зрения Алексея, поиски лаборатории, где яд мог быть изготовлен и очищен, доведен до столь высокой концентрации.
Ну-ну, бог в помощь, ребятишки, Кис у вас под ногами путаться не будет, в конкуренты вам набиваться не собирается. Да и не смог бы, ежели б и захотел: все деловые бумаги убитых были изъяты, и над ними уже морочится не одна умная голова. Просить их на изучение – дело гиблое: следствию они нужны, а скопировать их, все эти ежедневники, письма, отчеты, записные книжки – гора бумажных изделий, – ксерокс подавится…
Так что хочешь не хочешь, а придется частному детективу довольствоваться тем, что осталось.
А чтобы узнать, осталось ли что-нибудь ему в качестве пищи для размышлений, нужно навестить семьи жертв. Глядишь, чего-нибудь и накопается… Мало ли, может, какая неприглядная история случилась в общем для всех жертв прошлом, а теперь охотится за ними мститель… Хм, натяжка была, мягко говоря, очевидной: какой мститель станет выжидать столько лет?
Ну, а вдруг «иглоукалыватель» задумал, к примеру, в президенты баллотироваться? Или его, допустим, на Нобелевскую премию выдвинули? В связи с чем он экстренно испугался бывших друзей, участников или свидетелей старых грешков? И решил их быстренько убрать? Хм, звучит, конечно, не очень убедительно, но чем черт…
Шантаж? При шантаже грозят разоблачением и в наказание разоблачают. Шантажисты жертв доят, а не убивают… Вот разве что все четверо сами оказались шантажистами и «дойная корова» отказалась давать молоко, кардинально избавившись от четверки с повышенными аппетитами?
Или, к примеру, вдруг жены випов расстарались, наняв общего киллера, чтобы избавиться от мужей и в то же время спихнуть все на маньяка или террористов? Похожий случай был уже в практике детектива. [4] Надо будет проверить связи между женами. Выяснить, знакомы ли супруги между собой и достаточно ли близко, чтобы сговориться на подобное? Их отношения с покойными мужьями, интерес в их устранении. Не изменяли ли мужья, чтобы отомстить им за неверность? Каковы условия завещаний?
4
См. роман Т. Гармаш-Роффе «Шалости нечистой силы».
Одним словом, классический вопрос следствия: кому это выгодно?
Короче, пора заглянуть в гости.
Кис начал с москвичей, а именно с вдовы депутата Алевтины Иголкиной.
Коренастая, с низким тазом и короткими ногами, Алевтина чем-то напоминала помесь таксы с боксером: короткая стрижка рыжеватых крашеных волос, крепкие щеки со здоровым, не знающим сомнений румянцем, поставленный командный голос. К смерти супруга Алевтина Иголкина отнеслась по-деловому, в силу чего никаких признаков горя стоически не выказала, но зато продемонстрировала готовность следствию всячески помогать, дело мужа – продолжать. Она была явно тем, что называется «идейная соратница»: один из борцов за общее дело выбыл из рядов – что ж, сомкнем плотнее ряды, товарищи!
Уже через пять минут разговора Кис был уверен, что депутатская карьера мужа управлялась на домашней кухне именно ее твердой рукой. Сама Алевтина работала в районной управе, где сидела на разрешениях на строительство, – не столь престижно, как Дума, но зато весьма доходно и куда менее броско. По вкладу в семейный бюджет Алевтина наверняка могла бы с мужем потягаться…
Кис, конечно, знать не мог, но легко представил, как Иголкина, энергично рубя воздух крепкой ручкой и потрясая крепкими щечками, выступает на собраниях за социальную справедливость – и при этом без колебаний берет взятки за левые разрешения на строительство, торгуясь о сумме со всей партийной прямотой. А некоторое расхождение теории социальной справедливости с практикой мздоимства подобному мастодонту советской номенклатуры представляется нормой…
Выслушав твердые заверения, что никаких грехов молодости и темных дел за ее безупречным супругом не водилось, Кис попросил разрешения посмотреть фотографии, на что Алевтина откликнулась с энтузиазмом. Устроившись на диване как-то очень уж вплотную к Алексею, она принялась комментировать старые фото из альбома, который чрезмерно по-товарищески разложила одной обложкой на колено детектива, другой – на свое, отчего их колени соприкоснулись, вызвав у Алексея непроизвольное желание отодвинуться. Однако пришлось сдержаться: чем только не пожертвуешь, чтобы информацию накопать! Чуть не на каждой странице Алевтина гордо тыкала на лица коротким пальцем с красным, как советское знамя, маникюром: «Узнаете? Ну как же нет?! Это ведь секретарь ЦК Косиков! А этого? Это же тогдашний министр иностранных дел! Ну вот этого вы наверняка узнали, да? Ну вы что, в самом деле, это же народный артист СССР Безухий! А это же наша любимая певица, Тучкина, как она песни народные пела, ее весь ЦК заслушивался! Узнали наконец? Мне вот, между прочим, пятьдесят семь, а память лучше вашего!..»
Тут Алевтина выдержала значительную паузу, и Кис почувствовал себя принужденным выдавить комплимент:
– Вам не дашь вашего возраста…
Чутье его не подвело – Алевтина ждала именно этих слов, чтобы радостно пуститься в хвастливые комментарии: «Мне никто не дает моего возраста! А все почему? Потому что не позволяю себе распускаться! В тренажерный зал хожу три раза в неделю! У меня лучшая косметичка в Москве! Лучший парикмахер! Лучшая портниха! Потому и выгляжу так молодо! Женщина обязана за собой следить, я не выношу, знаете, этих распустившихся тетех, которые окружают себя внуками и выглядят совершенными старухами, хотя вполне могли бы выглядеть как я!»