Роль грешницы на бис
Шрифт:
Итак, собранная с трудом, по крохам информация свидетельствовала о том, что в жизни Аллы Измайловой был период, когда она пребывала в крайне натянутых отношениях со своим знаменитым мужем, чуть не развелась с ним и даже, похоже, отказалась от выгодной роли, а также некоторое время скрывалась где-то от всех. Что было там, в этом непрозрачном отрезке времени, какие могли произойти роковые события, какие роковые встречи?
Не хотелось, но пришлось звонить Алле. Полученная информация нуждалась в срочном уточнении и пополнении.
Было всего восемь вечера, но Ирочка решительно не желала звать Измайлову к телефону, уверяя, что Алла Владимировна уже легла, устав от сегодняшних расспросов следователей, приняла
– Заранее извините меня, – проговорила она в трубку, – я на грани нервного срыва. Все эти люди… Они… Я не умею, я ненавижу рассказывать о себе, а они пытаются залезть повсюду, в каждую щель моего бытия, как тараканы… Алексей, обещайте, что вы ничего не скажете им о дневнике, они умеют душу вынимать, они…
Кис услышал в ее голосе подступающие слезы.
– Алла Владимировна, – сказал он мягко, – а вы не рассказали о его существовании?
– Нет, с трудом, чудом, но нет! Вы же понимаете, что это все, это конец! Дневник – мина, на которой подорвусь не только я, существующая ныне Алла Измайлова, но и сама память обо мне, мое имя и моя честь…
– Алла Владимировна, неужели вы думаете, что если вы сумели устоять и не сказать, то я не смогу?
– Я… Нет, я…
Она заплакала, а Алексей снова остро пожалел эту великую и сильную женщину, которой столь мало довелось видеть элементарную порядочность в людях, что она плачет при столкновении с нею…
Дождавшись, пока она успокоится, Кис поинтересовался давней ссорой с мужем и ее причинами. Неожиданно голос Измайловой сделался тверд и даже звонок, как всегда, когда пытались влезть во что-то интимное. Кис эту интонацию уже хорошо усвоил.
– Вас удивляет – после всего того, что вы узнали обо мне и наших отношениях с Сергеевским, – вас удивляет, что однажды я могла прийти к решению развестись?!
– Это вы пришли к решению о разводе – или он?
– Костя? Зачем ему развод, скажите на милость? Он не мог разлюбить меня, потому что никогда не любил, и не мог полюбить другую, потому что не умел любить никого. Время от времени он спал с начинающими актрисами, как теперь их называют, со старлетками, – и все его устраивало…
– Возможно, его не устраивали ваши отношения с мужчинами, так сказать, меценатами?
– К которым он меня сам же и?..
– Человеческой низости пределов нет, Алла Владимировна, как вы сами недавно заметили. Могло случиться и такое, что он сам толкнул вас на этот путь, сам извлекал из этого немалую выгоду и сам же вас презирал…
– Именно потому, что низости пределов нет, – именно поэтому он не мог уйти от меня: иначе ему пришлось бы растить рядом с собой новую звезду, чтобы затем выгодно «сдавать ее в аренду»… Но, как в любом бизнесе, это упущенное время, упущенные деньги. И, как бывает только в творческом бизнесе, упущенная слава. А слава, поверьте, Алексей, – это тот капитал, который приносит самые большие дивиденды… Так что Костя не мог со мной расстаться. И не хотел меня отпускать.
– И вы не ушли.
– Я – раба своей профессии, со всеми ее законами и унизительными зависимостями… Тогда была просто первая попытка бегства от всех, преждевременная и неудачная… Удалось по-настоящему только после пятидесяти, когда я стала не просто звездой, но рядом с моим именем прочно утвердился эпитет «великая». Без Сергеевского у меня никогда бы не было ролей, в которых я могла поразить публику. Да, ценой грязи, ценой унижений, но, скажу вам одну парадоксальную вещь, без этого я не стала бы «великой». Моей душе, видать, надо было пройти через все это, чтобы научиться говорить о страданиях… Чтоб вы знали, актеры реализуются по-настоящему только в драмах и трагедиях. В комедиях всегда остаешься клоуном, второго сорта актриской. Смотрите, Депардье и Пьер Ришар начинали вместе в комедиях, но с тех пор Депардье стал «великим», а Ришар практически исчез
– Ваш побег поставил под угрозу срыва какой-то фильм. Какой?
– Ерунда, партийный заказ, о революции. Необходимый реверанс властям, дань на алтарь терпимой к Сергеевскому цензуры, путь к Госпремии, ковровая дорожка к новым – уже не заказным – шедеврам…
– Тем более странно, что вы отказались от роли в столь важном для вашей карьеры фильме! Вы, Алла Владимировна, принесли уже столько жертв актерской профессии, без которой не мыслили своего существования, – и вы вдруг послали всех к чертовой бабушке и исчезли куда-то на длительное время. Никто не может сказать, где вы находились! А я хочу знать, где и почему? И с кем?
– Зачем вы копаетесь в моей жизни?! Вам мало того, что я вам рассказала?!!
– Я ищу убийцу, – жестко произнес Кис. – И чем скорее я его найду, тем лучше для вас. Позвольте мне вам напомнить, что вы каждую ночь рискуете новым покушением! Я очень надеюсь, что убийца из осторожности выдерживает паузу, но как долго она будет длиться? Кроме того, добравшись до убийцы, я доберусь и до ваших дневников – о них вы, кажется, беспокоитесь даже больше, чем о собственной безопасности… Пожалуйста, Алла Владимировна, постарайтесь впредь помнить об этом.
– Простите… Я была в Пицунде… Я не могла никого видеть… Мне хотелось уйти из жизни. Не ищите тут загадок, Алексей Андреевич, их тут нет! – с мольбой проговорила она.
Наверное, на сцене под такой текст заламывают руки…
Именно вот это неожиданное: «Алексей Андреевич», – и мольба, отчетливо прозвучавшая в ее голосе, и заставили Киса заняться исследованием «темного периода» с утроенной силой.
За последние две недели бесконечных встреч у Киса рябило в мозгах, как на экране вышедшего из строя телевизора: вспышки цвета и геометрических фигур, шипение и грохот звука, нечаянный обрывок связной речи, внезапное появление отчетливого лица на экране… Так хотелось спокойно посидеть с утра в любимом потертом кожаном кресле перед компьютером: чашка кофе – с одной стороны стола, пепельница – с другой (это такая хитрость, чтобы их не перепутать, так как случалось детективу в задумчивости стряхивать пепел в кофе), и чтобы никуда не торопиться, а, положив ноги на стул для клиентов, лениво почитать газеты, и чтобы телефон заткнулся хоть на полдня, и чтобы не висело на душе никакого скверного дела, и чтобы Юля снова делала бутерброды и звонким детским голосом отвечала на звонки, а к вечеру прилетал Ванька и они украдкой целовались по углам, прячась от детектива и краснея при столкновении с ним…
Однако такой роскошью, как неторопливое, ленивое утро или свободная от забот голова вечером, он не располагал. Смерти випов, людей, Алексею незнакомых, мало задевали его душу, вызывая лишь абстрактное сочувствие, но Юля…
Алексей трудно привыкал к людям. Вернее, он к ним обычно просто не привыкал. Пришли в его жизнь и ушли. Он никого не удерживал, не старался понравиться и завладеть вниманием прошеных и непрошеных гостей его души. Давно в молодости осталось то время, когда – дом и душа нараспашку – Лешка Кисанов с лету дружил и с лету влюблялся. С тех пор многое пережито, многое осмыслено и многое изменилось. И вход в душу стал строго по пропускам, выдаваемым в ограниченном количестве.