Роль моделей в теории познания
Шрифт:
Под моделью Бохенский понимает «физическое, принципиально наблюдаемое невооруженным глазом образование, которое одинаково по форме (gleichformig) с представленным в научном высказывании (теории и т.д.) положением вещей» 11 . Приводя в качестве примера модель атома Бора и замечая, что хотя подобные модели и не всегда можно построить, но всегда можно «мыслить», т.е. представить себе, он поясняет, что утверждение о невозможности для современных физических теорий указать на соответствующие модели означает невозможность наглядно представить себе подобные образования. А это в свою очередь означает, что «данное научное высказывание (теории и т.д.) не имеет никакого эйдетического смысла, а содержит только операциональный смысл… Когда речь идет о естественно-научных теориях без моделей, тогда в большинстве случаев справедливо, что они не имеют вообще
11
I.М. Восhenski. Die zeitgenossischen Denkmethoden. Miinchen, 1959, S. 46.
Термином «эйдетический смысл теории» Бохенский обозначает семантический аспект теории, ее объективное содержание. «Знак имеет в системе эйдетический смысл, когда мы знаем его семантический предмет, т.е. когда мы знаем, что оно обозначает, и соответственно значит» 12 . Тогда оказывается, что теории, для которых нельзя построить моделей, вообще не имеют никакого содержания, никакого отношения к внешнему миру, они представляют собой пустые формализмы. А так как к числу современных физических теорий, прежде всего, относятся квантовая механика и теория относительности, то все рассуждения Бохенского на тему о моделях являются ничем иным, как попыткой лишить всякого объективного содержания величайшие завоевания теоретической мысли и практической деятельности человека.
12
I.М. Восhenski. Die zeitgenossischen Denkmethoden. Miinchen, 1959, S. 46-47.
Сходным образом рассуждает теист и сторонник так называемого критического реализма Э. Никкель в специальной работе «Физическая модель и метафизическая действительность». Цель этого теолога также состоит в том, чтобы посредством анализа роли моделей в познании доказать ограниченность науки и необходимость теологии. Утверждая, что наука создает будто бы только функциональные физические или мысленные (воображаемые) модели, Никкель фальсифицирует науку, изображая ее как описание отдельных фактов, как изображение лишь поверхности явлений, внешней стороны реальности. Наука, строя функциональные модели, не может якобы познать сущность вещей, это могут сделать лишь философия, создающая «принципиальные модели», и теология. Согласно Никкелю, попытка проникнуть в сущность явлений, ответить посредством функциональной модели на вопрос «почему» обречена на неудачу 13 .
13
А.Е. Nickell. Das «physikalische Modell» und die «metaphysische Wirklichkeit». Basel, 1962, S. 18.
Других представителей неосхоластики не устраивает такое разделение науки и философии. Ж. Маритен, например, считает: утверждение о том, что наука должна заниматься вопросом «как», а философия вопросом «почему», является «одной из самых знаменитых банальностей нашего времени». С его точки зрения, наука не ограничивается простой «фактологией». Маритен признает даже, что механические модели физиков викторианской эпохи также содействовали такому пониманию, которое стремилось ответить на вопрос «почему» 14 . Трудности возникли в новой физике. Принцип неопределенности Гейзенберга не говорит, по его мнению, в пользу ненаблюдаемости микромира, но лишь обнаруживает прерывность наблюдения в этой области в отличие от непрерывного и полного наблюдения в макромире. Отсутствие наглядности исключает здесь применение моделей. Это своего рода атомизм наблюдения и измерения, который мешает воображению построить модель рассматриваемого явления, но мы всегда находимся в зоне наблюдаемого. Такой мир вообразим лишь в искаженном или одностороннем виде.
14
J. Mагitain. Philosophy of nature. New York, 1961, pp. 64, 65.
Однако эта уступка науке, заключающаяся в признании ее права на «почему», и это более тонкое расчленение понятий наглядности и наблюдаемости не мешает Маритену, как и другим теологам, спекулировать на трудностях научного познания микромира с единственной целью подчинения научных истин (истин разума) как якобы неполных, частичных истинам теологии (веры) как якобы наиболее полным, глубоким, абсолютным.
Аппарат науки, к которому относятся и модели, не в состоянии проникнуть в более глубокие слои бытия – таков лейтмотив почти всех высказываний философов этого направления при обсуждении гносеологических Вопросов, в том числе вопросов о модели. Немецкий философ-идеалист и теолог Фр. Дессауер 15 пишет, что отображение, то есть в этом смысле понимаемое логико-математическое или модельное (modellhafte) воспроизведение, никогда не может полностью передать объект бытия.
15
F. Dessаuег. Naturwissenschaftliches Erkennen. Frankfurt a. M., 1958, S. 228.
Модели – это лишь аналоги, «нет оснований считать, что они являются копиями основных реальностей природы», волновая и корпускулярная модели не являются ни объяснением, ни раскрытием природы света, а лишь поверхностными аналогиями – таковы выводы английского томиста Э. Колдина 16 . Они также бросают тень на естественные науки, пользующиеся для понимания природы в числе своих средств методом моделей.
Критикуя томистские рассуждения о моделях, мы отнюдь не хотим утверждать, что модель является всеобъемлющим и безотказным средством познания объективного мира. Но следует решительно отвергнуть измышления томистов о том, что методы естественных наук, и в том числе метод моделей, не в состоянии проникнуть в сущность явлений объективного мира, а могут лишь скользить по поверхности явлений.
16
См.: Е.Е. Са1din. The power and limits of science. London, 1949, pp. 22, 42–43.
По Маритену, построение любых моделей представляет собой элемент так называемого эмпириологического анализа, который осуществляют науки. Если в понятии эмпириологического анализа Маритен считает, что науки могут в известных границах размышлять о причинах явлений, то в понятии онтологического анализа он ограничивает эти права науки областью классификации, описания, сопоставления, предоставляя лишь умозрительной философии и теологии полное право и обязанность рассуждать «о философском определении четырех причин, внешнего и внутреннего действия, телесной субстанции и действующей силы».
Диалектико-материалистической философии и естествознанию чуждо такое метафизическое разделение на мир явлений, доступных физическим операциям, измерениям и наблюдениям, и «трансцендентные сущности», доступные лишь онтологическому анализу. Все эти «трансцендентные сущности», оказываются на деле, ничем иным, как измышлением неосхоластики, словесной шелухой, словами, лишенными всякого смысла, бессодержательными понятиями. Напротив, раскрытие внутренних связей между явлениями, элементами, событиями внешнего мира, изучение различного рода типов и форм связей, выяснение особенностей структуры сложных явлений, выявление интимных «механизмов», закономерностей сложных процессов и т.д. – это есть проникновение в сущность явлений. И в этом многоступенчатом процессе познания сущности разнообразных явлений моделям принадлежит весьма важная роль.
Использование философским идеализмом понятия модели в реакционных, фидеистических целях происходит и в другой форме, а именно в форме утверждения, что познание при помощи моделей есть то общее, что связывает науку и теологию. На этом поприще подвизаются, например, западно-германский философствующий физик профессор евангелической академии Г. Денцер и представительница английской «философии науки» М. Хесс, о которой мы уже говорили выше.
Характеризуя научный прогресс в физике как процесс перехода от наглядных моделей к не наглядным абстрактным схемам, Денцер уподобляет этот процесс процессу демифологизации, который происходит в настоящее время в теологии. Библейский миф, вынуждены признать теологи, больше не соответствует современным представлениям человека, сформировавшимся под влиянием естественнонаучной мысли.
Понимая, что развитие науки угрожает гибелью бессмысленным и противоречивым мифам «священного писания» и желая спасти во что бы то ни стало религию, ученые прислужники поповщины пытаются реформировать религию, очистить ее от явных нелепостей, чтобы сохранить ее основной принцип. Во имя этой цели проводятся абсурдные и чудовищные аналогии и параллели между физикой и теологией: «Переход от боровской модели к математической модели Шредингера в этой связи представляется как процесс «демифологизации», который по крайней мере как программа стоит и перед теологами. Здесь речь шла только об установлении аналогии с новейшим развитием физики, аналогии, которая становится ясной, когда понятие модели применяется к теологии.