Роль морских сил в мировой истории
Шрифт:
Как раз на этом и сорвался задуманный план из-за владения англичанами Гибралтаром и их морского превосходства. Кажется невероятным, что даже непреклонный и уверенный в своих силах Уильям Питт в конце 1757 года предложил передать Испании эту природную «сторожевую башню», с которой Англия наблюдала путь сообщения между Средиземноморьем и Атлантикой, в обмен на помощь испанцев в возвращении Менорки. К счастью для Англии, испанцы отказались от предложения. В 1759 году Средиземноморским флотом Англии командовал адмирал Боскавен. В ходе нападений на французские фрегаты на Тулонском рейде часть его кораблей получили такие повреждения, что он отправился всей эскадрой в Гибралтар для переоснащения. Он принял, однако, меры предосторожности, расставив здесь и там сторожевые фрегаты, которые обязали подавать сигналы орудийными выстрелами для своевременного предупреждения о приближении неприятельского флота. Воспользовавшись отсутствием английского флота, французский коммодор де ла Клю (Ла Клу) вышел 5 августа по приказу из Тулона во главе эскадры из 12 линейных кораблей. 17 августа он оказался в Гибралтарском проливе, где свежий восточный ветер влек эскадру в Атлантику. Обстановка складывалась благоприятно. Густой туман и ночная мгла скрывали французские корабли от наблюдения с берега, не препятствуя им держать в поле зрения друг друга, когда поблизости замаячил английский фрегат. Как только фрегат обнаружил эскадру и удостоверился, что это неприятель, он повернул к берегу и стал подавать пушечные сигналы. Гнаться за фрегатом было бесполезно, оставалось лишь самим обратиться в бегство. Надеясь оторваться от преследования, которое, как полагал французский коммодор, непременно последует, он взял курс западно-северо-запад в открытое море, погасив все огни. Но по беспечности или из-за недовольства – на последнее намекает французский морской офицер – 5 из 12 кораблей направились на север и вошли в Кадис, когда на следующее утро не обнаружили коммодора. Сам коммодор был сильно опечален, когда при свете дня обнаружил подобное сокращение численности своей эскадры. В 8 утра показалось несколько парусов. Несколько минут он надеялся, что это пропавшие корабли. На самом деле это были дозорные фрегаты эскадры Боскавена, в составе 14 линейных кораблей осуществлявшей преследование. Французы, построившись в кильватерную
93
Mahon. Op. cit.
Уничтожение или рассеяние эскадры из Тулона во многом предотвратили вторжение в Англию, хотя 5 кораблей, добравшихся до Кадиса, оставались предметом озабоченности адмирала Хоука, чья эскадра крейсировала перед Брестом. Шуазель, лишившийся главной цели, все еще выступал за вторжение в Шотландию. Французская эскадра в Бресте под командованием маршала де Конфланса, который был морским офицером, несмотря на титул, насчитывала 20 линейных кораблей (помимо фрегатов). Войска, предназначавшиеся для транспортировки, по разным подсчетам насчитывали 15–20 тысяч человек. Сначала решили, что транспорты будут сопровождать всего лишь 5 линейных кораблей (помимо малых судов). Конфланс настаивал, чтобы из Бреста вышла вся эскадра. Министр же флота полагал, что адмирал недостаточно подготовлен в тактическом отношении для сдерживания неприятеля и обеспечения, таким образом, безопасного прохождения конвоя к месту назначения близ Клайда (район Глазго) без риска решительного сражения. Считая поэтому, что предстоит крупное сражение, министр полагал, что будет лучше, если оно состоится до отправки войск. Потому что в случае поражения конвой не будет принесен в жертву, а в случае победы путь для конвоя будет открыт. Транспорты собрали не в Бресте, но в портах южнее от него, вплоть до устья Луары. Поэтому французский флот вышел в море с намерением и решимостью сразиться с неприятелем. Но последующий курс эскадры весьма трудно примирить как с этой целью, так и с подробными боевыми инструкциями, выпущенными адмиралом до ее отбытия [94] .
94
По этому вопросу см: Troude. Op. cit.
5—6 ноября налетел свирепый западный шторм. Выдержав его три дня, Хоук потерял терпение и отправился в Торби, где ожидал перемены направления ветра, поддерживая в эскадре готовность к немедленному возвращению к месту диспозиции. Тот же самый шторм, удерживая в Бресте уже французов, дал шанс небольшой эскадре под командованием Бомпара, прибытия которой из Вест-Индии ожидали, проникнуть в бухту во время отсутствия эскадры Хоука. Конфланс активно занялся военными приготовлениями. Он рассредоточил экипажи Бомпара по своим кораблям, которые были слабо укомплектованы, и 14 августа вышел в море при восточном ветре. Конфланс сразу же взял курс на юг, теша себя иллюзией, что избежал встречи с Хоуком. Последний, однако, отбыл из Торби 12 августа и, хотя снова был отнесен назад, вышел в море повторно 14 августа, в тот же день, что и Конфланс. Вскоре англичанин прибыл к месту диспозиции и узнал, что противник был замечен к югу, держа курс на восток. Хоук легко пришел к выводу, что французы направлялись в Киберонскую бухту. На всех парусах он помчался к тому же месту. 19 августа в 11 часов вечера французский адмирал определил, что находится в 70 милях юго-западнее, к западу от острова Бель-Иль (см. план 8). Так как с запада задул свежий ветер, то он направился к острову, убавив паруса. Ветер же продолжал крепчать и переходить в западно– северо-запад. С наступлением дня впереди показались несколько кораблей, которые, как оказалось, были английской эскадрой под командованием коммодора Даффа, блокировавшей Киберонскую бухту. Кораблям французской эскадры был дан сигнал начать преследование. Англичанин, обратившись в бегство, разделил свою эскадру на два отряда – один двинулся на ветре, другой уклонился к югу. Большая часть французской эскадры продолжала держать курс вслед первому отряду, то есть в направлении побережья, но один корабль уклонился в направлении второго отряда. Сразу после этого корабли французского арьергарда подали сигнал о появлении парусов с наветренной стороны, которые также видели с салинга флагманского корабля. Видимо, примерно в тот же момент сторожевой фрегат перед английской эскадрой сообщил своему адмиралу о появлении парусов с подветренной стороны. Усердие Хоука свело его с Конфлансом, который в своих официальных отчетах утверждает, что считал невозможным, чтобы поблизости находился противник, превосходивший или равный ему по силе. Конфланс приказал теперь своему арьергарду встать на ветер для поддержки корабля, уклонявшегося в ходе преследования к югу и востоку. Через несколько мгновений французы обнаружили, что эскадра с наветренной стороны насчитывала 23 линейных корабля, среди которых определенное число составляли трехпалубные корабли. Тогда Конфланс приказал своим кораблям прекратить погоню и приготовился к бою. Оставалось определить курс в непредвиденных условиях. Теперь дул сильный ветер с западно-северо-запада, предвещавший шторм в обстановке, когда французская эскадра находилась недалеко от берега с подветренной стороны, а неприятель значительно превосходил ее в численности. Ведь, помимо 23 линейных кораблей Хоука, французам противостояли также 4 50-пушечных корабля Даффа. Поэтому Конфланс решил искать спасения в бегстве и повел свою эскадру в Киберонскую бухту. Он полагал, что Хоук не осмелится последовать за ним в условиях ухудшения погоды в залив, где, по описаниям французских властей, имелись отмели и мелководья, а также гряда рифов, на которую моряки посматривали со страхом и всегда проходили через нее с большой опаской. Именно в этих сложных условиях должны были сойтись в бою 44 больших корабля, при крайне ограниченном пространстве для маневрирования. Конфланс тешил себя мыслью, что ему удастся войти в бухту первым и придвинуться близко к западному берегу залива, вынудив неприятеля, если он последует за ним, занять позицию между ним и песчаной отмелью в 6 милях с подветренной стороны. Ни одно из его ожиданий не оправдалось. Отступая, он переместился в головной корабль эскадры, что имело свой резон, поскольку, только возглавив эскадру, он мог продемонстрировать ясно, что хотел предпринять, но это повредило его репутации среди публики, которая посчитала, что адмирал обратился в бегство первым. Хоука же опасности, вставшие перед ним, не испугали ни в малейшей степени и ни на мгновение. С его опытом моряка он полностью представлял себе их масштабы. Но он обладал хладнокровием, твердостью и отвагой для того, чтобы по достоинству оценить все риски, не преуменьшая, но и не преувеличивая их. Хоук не оставил нам записей своего анализа обстановки, но, несомненно, он полагал, что французы, первыми входившие в бухту, должны были отчасти сыграть роль лоцманов, и если бы сели на мель, то раньше его. Он верил, что его офицеры, закаленные суровой школой блокады, превосходили французов в стойкости и опыте. Он знал, что и английские власти, и страна в целом требовали, чтобы эскадра противника не достигла благополучно другого дружественного порта. В тот самый день, когда Хоук последовал, таким образом, за французами в обстановке, сделавшей предстоящий бой самым драматичным из морских сражений, в Англии сжигали его чучело из-за того, что он позволил французам ускользнуть. Когда Конфланс, ведший свою эскадру, огибал Кардиналы – так назывались скалы, находившиеся на южной оконечности входа в Киберонскую бухту, – головные корабли английской эскадры завязали бой с французским арьергардом. Здесь предстает другой случай общей погони, завершающейся свалкой, но это происходило в исключительных и грозных условиях, связанных со штормовым ветром, бурным морем, берегом с подветренной стороны, сумасшедшей скоростью, убавленными парусами и большим числом кораблей. Один французский 74-пушечный корабль, теснимый неприятелем, превосходящим в силах, дерзнул открыть порты нижнего дека. Он был потоплен ворвавшейся внутрь морской водой со всем содержимым на борту, кроме 20 спасшихся человек. Другой французский корабль был потоплен огнем с флагманского корабля Хоука. Два других корабля, на одном из которых развевался вымпел коммодора, спустили свои флаги. Остальные были рассеяны. Семь кораблей ушли в северном и восточном направлениях и встали на якорь в устье небольшой реки Вилен, в которое им удалось войти на высокой воде двух приливов – подвиг, не имевший прежде прецедента. Еще семь кораблей укрылись к югу и востоку от Рошфора. Один корабль, получив сильные повреждения, сел на мель и погиб близ устья Луары. Флагманский корабль, имевший то же название, что и корабль Турвиля, сожженный при Ла-Хоге, «Король-солнце», встал на якорь с наступлением ночи у Круазика, чуть севернее устья Луары, где благополучно простоял всю ночь. На следующее утро адмирал обнаружил свой корабль в полном одиночестве и, видимо несколько опрометчиво, посадил корабль на мель, чтобы он не достался англичанам. Этот шаг французы осудили, но напрасно, потому что Хоук никогда не позволил бы неприятельскому кораблю уйти безнаказанно. Большая французская эскадра была уничтожена. Ведь 14 кораблей, не захваченных в плен или не потопленных, разделились на две группы, и только той группе, что оказалась в устье реки Вилен, удалось спастись. Они уходили по паре за один раз, оставаясь в устье этой реки от пятнадцати месяцев до двух лет. Англичане потеряли два корабля, которые сели на мель и были безнадежно разбиты. Их потери в бою были крайне незначительны. С наступлением ночи Хоук приказал эскадре и трофейным кораблям встать на якорь в
После уничтожения Брестского флота исчезла всякая возможность вторжения в Англию. Битва 20 ноября 1759 года явилась Трафальгаром этой войны. Хотя отдельные отряды французских кораблей блокировались в Вилене и Рошфоре, английские эскадры теперь освободились для более масштабных, чем прежде, действий против колоний Франции, а затем и Испании. В том же году, в котором состоялась эта крупная морская битва, произошло падение Квебека, этот год стал также свидетелем захвата Гваделупы в Вест-Индии и Горе на западном побережье Африки, ухода Франции из прибрежных вод Индии после трех незавершенных сражений между французским коммодором д'Аше и адмиралом Пококом – ухода, который неизбежно привел к ликвидации власти Франции в Индии, больше никогда не возродившейся (кроме успехов в начале 1780-х. – Ред.). В этом же году умер король Испании, ему наследовал брат, взяв имя Карл III. Карл был неаполитанским королем в то время, когда английский коммодор предоставил двору час на размышление, чтобы решиться на вывод неаполитанского контингента из состава испанских войск. Он не забыл этого унижения и заступил на испанский трон с недружественными чувствами в отношении Англии. При таких его настроениях Франция и Испания охотно сблизились друг с другом. Первым шагом Карла III было предложение посредничества, но Питт воспротивился этому. Считая Францию главным врагом Англии, а море и колонии – главными источниками власти и богатства, Питт хотел теперь ее ослабления, как в настоящем, так и в будущем, чтобы прочнее утвердиться на ее руинах. Позднее он выдвинул несколько условий мирного соглашения, но влияние фаворитки Людовика XV, поддержавшей австрийскую императрицу, возобладало, и французы выступили за исключение Пруссии из числа участников переговоров, Англия же не допускала такого исключения. На самом деле Питт еще не был готов к заключению мира. Через год, 25 октября 1760 года, умер Георг II. Влияние Питта стало ослабевать. Новый король был меньше настроен на войну. В течение двух лет, 1759 и 1760 годов, Фридрих II Великий все еще продолжал жестокую и изнуряющую борьбу своего маленького (но очень агрессивного и вооруженного. – Ред.) королевства против объединившихся против него великих держав. Одно время положение стало столь безнадежным, что он был готов наложить на себя руки (после разгрома его 48-тысячной армии в сражении под Кунерсдорфом (1 (12) августа 1759 года) с 41 тыс. русских и 18,5 тыс. австрийцев. Союзники потеряли 15 тыс. чел., Фридрих – 19 тыс., почти всю артиллерию и обоз. – Ред.). Но продолжение войны Пруссией отвлекало усилия Франции от противодействия господству Англии на море.
Быстро приближалось время великих колониальных экспедиций, которые сделали последний год войны годом триумфа морской силы Англии над союзом Франции и Испании. И прежде всего, необходимо привести вполне сходную историю о влиянии этой морской силы на развитие событий на полуострове Индостан.
Об отзыве Дюпле во Францию и полном отказе от его политики, приведшем к уравниванию условий деятельности двух Ост-Индских компаний, уже говорилось. Статьи договора от 1754 года, однако, не были полностью выполнены. Одаренный и храбрый маркиз де Бюсси, бывший помощником Дюпле и полностью разделявший его политические установки и амбиции, оставался в Декане – обширном (около 1 млн кв. км2) плато в южной части полуострова, где когда-то правил Дюпле. В 1756 году возник конфликт между англичанами и местным князем в Бенгалии. Набоб этой провинции умер, а его преемник, молодой девятнадцатилетний человек, напал на английскую Калькутту. В июне город пал после недельного сопротивления, а за его капитуляцией последовала известная трагедия, которую называют трагедией Калькуттской темницы (англичане хорошо помнят, когда им сделали больно (в Калькутте в июне 1756 года в темницу площадью 24 квадратных метра посадили 146 пленных англичан. До утра дожило только 23 – остальные задохнулись или подавили друг друга), но совершенно «забывают» о десятках миллионов умерших от голода по их милости людей в той же Бенгалии. – Ред.). В августе вести об этом достигли Мадраса, и Клайв, который уже упоминался, отбыл к Калькутте на борту одного из кораблей эскадры под командованием адмирала Уотсона после продолжительного и досадного промедления. Эскадра вошла в реку в декабре и появилась перед Калькуттой в январе, когда город снова перешел в руки англичан с той же легкостью, с какой выпал из них. Набоб крайне обозлился и выступил против англичан, послав в Чандернагор французам приглашение присоединиться к нему. Хотя уже было известно о состоянии войны между Англией и Францией, французская компания, вопреки опыту 1744 года, питала слабую надежду на сохранение мира между ней и англичанами. Поэтому местному набобу отказали в помощи, а британской компании направили предложение о соблюдении двустороннего нейтралитета. Клайв выступил в поход, встретил и разбил индийские силы. Набоб немедленно запросил мира и предложил англичанам союз, отказавшись от всех претензий, на основе которых он вначале совершил нападение на Калькутту. После некоторых сомнений предложение было принято. После этого Клайв и Уотсон выступили против Чандернагора и принудили это французское поселение к сдаче.
Набоб, который не хотел мириться с этим, списался с Бюсси, находившимся в Декане. Клайв все знал об интригах набоба, человека непостоянного характера, столь же слабого, сколь неверного. Потеряв надежду на поддержание мирных торговых отношений в условиях правления такого человека, Клайв активно занялся плетением заговора с целью свержения набоба, подробности которого нет нужды приводить. В результате возобновились военные действия, и Клайв во главе армии из 3 тысяч человек, треть которой (800 человек) составляли англичане, сошелся в сражении с набобом, возглавившим войска численностью 15 тысяч конных и 35 тысяч пеших солдат. Неравенство сил в артиллерии (8 орудий у англичан и 50 у бенгальцев) было почти столь же разительно. При таком неравенстве сил происходила 23 июня 1757 года и была выиграна Клайвом битва при Плесси. (Вначале, до полудня, англичане сдерживали многочисленные, но плохо организованные атаки бенгальцев, а когда бенгальцы перестали атаковать, англичане внезапно напали на них и обратили в бегство. – Ред.) Принято считать, что с этой даты началось британское владычество в Индии. За свержением набоба последовал приход к власти одного из заговорщиков, который явился креатурой англичан и зависел от их поддержки. Таким образом, Бенгалия перешла под их контроль. Таков был первый плод их деятельности в Индии. «Клайв, – пишет французский историк, – уразумел и применил на практике систему Дюпле».
Историк был прав. Но при этом можно отметить, что основы владычества в Индии, заложенные таким образом, было бы невозможно сохранить и построить на них новое здание без господства англичан на море. Условия жизни в Индии были таковы, что немногие находившиеся здесь европейцы, руководимые решительными и проницательными лидерами, сомневались, что они могли завоевать страну, но, найдя счастье в разумных альянсах, они могли упрочить свое положение, даже среди туземного населения. Однако было необходимо, чтобы им не препятствовали такие же, как они, люди, некоторые из которых могли нарушить существовавшее равновесие сил (то есть англичанам очень не нравится, когда «такие же, как они, люди», в данном случае французы, мешают единолично грабить и разорять богатейшую, но плохо защищенную страну. – Ред.). В то самое время, когда Клайв действовал в Бенгалии, Бюсси вторгся в Ориссу, захватил английские фактории и стал хозяином в большей части прибрежных регионов между Мадрасом и Калькуттой. Одновременно французская эскадра из 9 кораблей, большинство из которых принадлежали Ост-Индской компании и не были первоклассными военными судами, двигалась к Пондишери с 1200 солдатами на борту. Это была очень большая европейская армия для Индии того времени. Английские военно-морские силы на побережье, хотя и уступали в численности, могли рассматриваться как равные по мощи приближавшейся французской эскадре. Едва ли было бы преувеличением сказать, что будущее Индии оставалось еще неопределенным. Первые военные операции продемонстрировали это.
Французская эскадра появилась у Коромандельского берега к югу от Пондишери 26 апреля 1758 года и бросила якорь 28 апреля перед английским опорным пунктом, называвшимся фортом Святого Дэвида. Два корабля направились к Пондишери. Один из них имел на борту нового губернатора, графа де Лалли, который хотел сразу же занять свой административный пост. Между тем английский адмирал Покок, узнав о приближении неприятеля и, особенно, опасаясь за свою должность, двигался к тому же месту и появился у форта 29 апреля – до того, как упомянутые два корабля скрылись из вида. Французы немедленно снялись с якоря и направились в море правым галсом (план 5а), курсом на северо-восток при юго-восточном ветре. Кораблю и фрегату (а), сопровождавшему Лалли, были поданы сигналы воссоединиться с французской эскадрой. Однако по приказу губернатора сигналы игнорировались, что, должно быть, явилось причиной дальнейшего ухудшения, если не начала ухудшения отношений между губернатором и коммодором д'Аше. Из-за их разлада политика французов в Индии терпела неудачи. Англичане, построившись в боевой порядок на ветре и на том же галсе, что и французы, атаковали обычным способом и с обычными результатами. 7 английских кораблей получили приказ атаковать 8 французских судов. 4 головных корабля англичан, включая адмиральский, вступили в бой в полном порядке, 3 последних корабля, по своей вине или нет, не успели это сделать. Но следует помнить, что во время подобных атак такое случается всегда. Французский коммодор, заметив разрыв между английским авангардом и арьергардом, задумал разделить их и подал сигнал сделать всем вместе поворот через фордевинд, но, в нетерпении, не дождался ответа на свой сигнал. Положив руль на ветер, он совершил этот маневр, которому последовали корабли арьергарда, между тем как авангард сохранял прежний курс. Английский адмирал, более осведомленный, отзывается о д'Аше лучше, чем французские историки, поскольку он описывает маневр французского коллеги следующим образом: «В половине пятого пополудни арьергард французской линии подтянулся довольно близко к своему флагману. Мы сигнализировали своим трем кораблям арьергарда приблизиться. Вскоре после этого д'Аше покинул линию и пошел полным ветром. Следовавший за ним корабль, который большую часть боя держался на корме Yarmouth (английский корабль), затем пошел с ним борт в борт, обстрелял его и потом отвернул в сторону. Через несколько минут неприятельский авангард сделал то же самое».
Судя по этому отчету, который нисколько не противоречит французскому отчету, французы сосредоточили огонь на флагманском английском корабле, дефилируя мимо него. Теперь французы направились к двум своим отделившимся кораблям, в то время как английские корабли, участвовавшие в сражении, получили слишком большие повреждения, чтобы преследовать их. Этот бой помешал английской эскадре помочь осажденному форту Святого Дэвида, который капитулировал 2 июня.
После падения форта обе противоборствующие эскадры прошли ремонт в своих портах и вернулись в свое прежнее состояние. Их второе сражение происходило в августе почти в таких же условиях и в той же тактической манере. Французскому флагману сопутствовал ряд неблагоприятных обстоятельств, заставивших коммодора выйти из боя, но его дальнейшие аргументы заставляют предположить неизбежный крах предприятия французов. «Благоразумие, – пишет его соотечественник, – побуждало его воздерживаться от боя, из которого его корабли не могли не выйти с повреждениями, восстановимыми с большим трудом в стране, где представлялось невозможным обеспечить почти тотальный дефицит запасных материалов». Эта нехватка абсолютно всего необходимого для боеспособности флота ярко высвечивает фатальную тенденцию той бережливости, которая всегда сопутствовала морским операциям французов и которая оставалась в одно и то же время важным и зловещим фактором.
Возвратившись в Пондишери, д'Аше обнаружил, что хотя на этот раз поврежденные рангоут и такелаж могли быть восстановлены, но кораблям не хватало провизии и их следовало проконопатить. Хотя коммодором был отдан приказ кораблям оставаться у побережья до 15 октября, он ориентировался на мнение военного совета, который постановил, что корабли не могли больше там оставаться, поскольку в Пондишери не было ни запасного рангоута и такелажа, ни другого оснащения. Вопреки протестам губернатора Лалли д'Аше отбыл 2 сентября в Иль-де-Франс. За этим решением, как известно, скрывалась неприязнь д'Аше к губернатору, с которым он постоянно ссорился. Лалли, лишившись поддержки эскадры, повел военные действия в континентальной части полуострова вместо того, чтобы овладеть Мадрасом.