Ролевик: Рыцарь. Книга 1
Шрифт:
– Надеюсь, ты меня понял, – Владивой выговаривал каждое слово по отдельности, будто ворочал тяжелые камни. – Девчонка должна исчезнуть для всех, кроме меня!
– Не сомневайтесь, господин барон. Прикажете доставить ее в ведомое лишь вам место или действовать по своему разумению?
– Разрешаю и заранее одобряю любые твои действия. Только, чтоб до утра Катаржина покинула этот мир навсегда, а Анжелина исчезла. Я после придумаю, как ее использовать.
– Но, осмелюсь спросить: а кому отойдет венец баронессы Дубров, если обе бабы будут мертвы?
– В том и вся прелесть, есаул… – улыбнулся Владивой. – Пока не
– А куда ж я денусь? – вздохнул бывший харцыз, выходя за дверь. – Вот только долгой ли будет моя сытая жизнь? Хоть самому вслед за девицей убираться куда подальше. Только некуда, куда не кинь – кругом клин. Если б знать, что одно доброе дело остальные грехи перевесит, можно б попытаться судьбу изменить. А так, чего суетиться? Собственным горбом научен, что благодарность людская короче овечьего хвоста. Ну, а у барышень она и вовсе с комариный нос. Анжелина будет признательна своим спасителям, пока в безопасном месте не окажется. А потом, дознаватели припомнят нам с побратимом Кривицей прежние похождения, и затанцуем мы свой последний гопак, хоть и в разных петлях, да на одной ветке.
Старый отступник, в растерянности поскреб затылок, привычно поглаживая кончиками пальцев чубук заткнутой за пояс трубки.
– И все ж пойду, посоветуюсь с одноглазой оглоблей. Иногда и у него дельные мысли бывают. Тем более, что хоть шея у каждого своя, да у обоих на той же веревке подвешена.
Кривица, как обычно, сидел в трактире 'Жареная Гусыня' и неспешно потягивал что-то из глиняной кружки, лениво отгоняя зеленой веткой совершенно бесцеремонных мух.
Раньше веселый трактир называлась 'Жареный Гусь' и принадлежал Беримясу, мужику мощному и никогда не терявшемуся, если подвыпившему клиенту надо было засветить между глаз. Но, вот уже скоро год, как он в несколько дней умер от какой-то хвори. Непрерывно жалуясь на невыносимое жжение в желудке, и запивая эту боль ведрами вина и пива. Пока, не свалился замертво. Замковый лекарь Дрогопис и хранитель Повест, посовещавшись, решили, что всему виной, случайно попавшая в пищу, отрава для крыс, которую Беримяс сам же на прошлой седмице в аптеке у Дрогописа и купил.
Многие думали, что после смерти мужа, Ядринка, бывшая втрое моложе не такого уж и старого Беримяса, быстро продаст заведение и исчезнет из Дуброва, вместе с первым купеческим караваном, направляющемся в столицу, но – случилось иначе. Уже на следующий, после похорон, день у двоих, чересчур падких на дармовую сладость и заглядывавшихся на смазливую молодку, еще при жизни Беримяса, отцов семейств, почему-то оказались до крови расцарапаны лица. На вывеске трактира сменилось и прибавилось несколько букв, а кутил, решивших, что в заведении, принадлежащем женщине, можно и побуянить, мигом образумил Кривица.
И поселился в своем закутке навсегда. Сплетничали, что он и ночует там же, за столом… Но любому, кто хоть раз видел Ядринку, станет понятно, что находиться под одной крышей с такой кралей,
Порой есаулу казалось, что Беримяс отправился до срока к Создателю не без помощи побратима, но как водиться в таких случаях – спрашивать не стал. Потому, что уж если, из-за многолетней привычки к воле, сам до сих пор не удосужился завести себе хозяйку, или мало-мальски постоянную зазнобу, то нечего других осуждать… Каждая птица вьет себе гнездо, как умеет.
– Здравствуй, одноглазый, – уселся Калита рядом с побратимом, зная что тот не любит, когда ему загораживают зал.
– Давно не виделись, – как всегда приветливо буркнул тот. – Чего приперся, старый пес? Убить кого надо?.. А сам, что, уже сабли в дрожащей ручонке удержать не можешь?
– Не, братка, тут дела поважнее обмозговать надобно, – не поддержал обычной перебранки есаул. И Кривица сразу насторожился. Обычно, после того, как его побратим начинал говорить таким голосом, им приходилось убегать из насиженных мест. А за последние месяцы одноглазый уж больно привык к хлебному месту, да ласковой хозяйке. И совершенно не хотел менять ее мягкую постель и щедрый стол, на черствый калач и седло под головой.
– Не надоело тебе, старый дурень, по свету скитаться? Глупые люди прозвище давали… Ну, какая из тебя Калита, коли ты, гроша ломаного в руках удержать не умеешь. Только-только у барона пригрелся и опять за старое?
– Не гуди, братка. О нашем господине и пекусь.
– Тогда, да… Если для Владивоя, тогда извини… Говори, что делать надо.
– Для начала, хорошо б горло промочить… – намекнул на привилегированное положение побратима, Калита. Мол, я и сам могу служанку окликнуть, но ведь тебе поднесут и быстрее, и – из личных запасов хозяйки.
Кривица не стал мудрить и подал условленный знак.
Но Ядринка и сама уже спешила к ихнему столику. Половину жизни проведя в трактире, помогая мужу вести хозяйство, молодая женщина научилась хорошо разбираться в мимике мужчин. А то ведь, ближе к ночи, их речь не всегда понятна даже им самим. Да и побратим ее одноглазого стража, захаживал сюда не так часто. 'Жареная Гусыня' предназначалась для горожан победнее, а Калита – есаул. Считай, правая рука барона! От чего ж дальновидной женщине не потрафить милому дружку, заполучив заодно покровителя и в самом замке? Поэтому, вскоре на столе перед побратимами появился жбан запотевшего пива и нарубанная большими ломтями тарань. Выждав минутку и поняв, что мужчинам пока больше ничего не надо, Ядринка чуть покачивая бедрами, неспешно удалилась.
– Хороша, – одобрил Калита. – Умеешь ты, братка, обустраиваться…
– Поговорку о ласковом теляти знаешь?
– Не знаю, что ты там сосешь, – хохотнул Калита, – но на теленка, уж поверь на слово, никак не похож. Тот еще волчара…
– Или пей, или говори чего надо, или – проваливай! Не хватало еще нам с тобой начать бабу делить, – проворчал Кривица.
– Да ты что, братка, окстись! – возмутился есаул. – И в мыслях не было!.. Любка побратима неприкасаема! Тут на мне греха нет! Поклялся бы, да – нечем. А дело у меня такое… Надо помочь Владивою, остаться бароном в Дуброве и после смерти баронессы.