Ролевик: Рыцарь. Книга 2. Выбор
Шрифт:
— Магия, — дошло до меня. — Чернокнижник сам такую защиту поставил? Или это дополнительные свойства Барьера? Чтоб туристы не шастали…
— Не знаю. Всегда так было. Кстати, с холма уже виден Черный Храм. Но… идти к нему еще долго придется. И с каждым днем он будет казаться все страшнее и зловещее. Придется по очереди глаза завязывать, иначе можно разума лишиться.
— Это ерунда, — отмахнулся я. — Психическую атаку мы переживем. Лишь бы фаерболами не швырялся или из арбалетов не пулял. А так — дойдем. Главное петь громко и чего-нить жизнеутверждающее.
Я секунду подумал и прогорланил бодро:
— Где бронепоезд не пройдет, не пролетит стальная птица,
Солдат на пузе проползет и ничего с ним не случится!
— Интересное заклятие, — кивнул землепроходец. — Я обычно молюсь, но твой способ тоже ничего. Молиться слишком громко не получается, а такие слова хоть ори. И много ты таких заклятий знаешь?
— Об этом не беспокойся, — усмехнулся я широко и весело. — Хоть весь шарик по периметру. 'И тот, кто с песней по жизни шагает, тот никогда и нигде не пропадет'. Кстати, я вот о чем спросить хотел? А куда все мертвяки подевались? Вторые сутки даже не… воняет.
— А что им тут делать? Они же и так едва ходят, а в этом слое вообще стояли бы на месте. Да и людей тут нет. А им живые нужны. Говорят, что когда-то, как только Темн поднял всех из могил, так и было. Но потихоньку выбрались из ловушки и поперли на запад. Большинство у наших селений задержалась, часть Барьер остановил, а часть на ту сторону перебралась. Они ж совершенно безмозглые, поэтому их кокон не так надежно, как живых внутри держит. Ладно, в пути договорим… На, вот, держи… — Торус протянул мне разогретый на костре кусок вяленого мяса, пару капустных листов и ломоть хлеба. А от стоявшего у костерка глиняного горшка уже отчетливо тянуло запахом свежего кофе. Пардон, робу…
— Спасибо.
— Не за что, хлеб же твой, — похоже он вполне искренне считал, что кусок хлеба в меню самая важная и драгоценная часть. — Перекусим и пойдем. А то вон и на дождь собирается…
Глава двадцать шестая
Огромные лохматые псы, один из которых лежал у порога избы, а второй — прямо в дверях хлева, подняли лобастые головы, но даже не поднялись, а только посмотрели настороженно на приближающуюся группу всадников. Люди и лошади на мельнице никому не в диковинку. Но, как только от приезжих повеяло знакомым духом, оба волкодава вскочили и бросились навстречу, радостно повизгивая и виляя пушистыми хвостами.
— Ну, ну! Балуй! — прикрикнул на них, на всякий случай, Лукаш. Заодно выказывая всем, что именно он здесь хозяин. И, даже не спрыгивая с седла, заорал, как можно громче: — Деда! Встречай гостей!
Впрочем, тоже для порядку. Надеяться, что тот, кто находиться внутри, в скрежете и грохоте жерновов хоть что-то услышит, может, только человек ни разу в жизни не побывавший на мельнице. И тем ни менее, это случилось.
Лукаш только спешился и собрался подняться к деду, как двери мельницы открылись, и наружу вышел весь белый, как снеговик, дед Мышата. Привычно отряхнулся на пороге, из-за чего исчез в облаке мучной пыли, словно окутался в пар или туман, а потом шагнул на крыльцо.
— Заявился, наконец… — проворчал недовольно. — Я один, что ли должен тут горбатиться? Эх, был бы жив твой отец…
Тут Мышата наконец-то углядел, что внук не один, прищурился подслеповато, а потом поясно поклонился. Правда, с высоты мельничного крыльца, это смотрелось совсем не так уважительно, как хотелось бы Владивою. Даже чуть насмешливо, ведь для того, чтоб глядеть на кланяющегося старика, приходилось задирать голову. Совсем немного, но свысока смотреть не получалось никак.
— Здравствуйте, господин барон, — Мышата поклонился и во второй раз. — Или как теперь прикажете вас называть? Вы не гневайтесь на старика. Я из лесу не выхожу и знаю только то, что люди рассказывают. А, пока зерно мелется, наплетут такого, что и не знаешь: верить или мимо ушей пропускать? Сказывали: вы теперича с Кара-Керменским замком управляетесь. Врут, наверно…
Говоря все это, мельник не спеша сходил вниз, по-стариковски покряхтывая в тон скрипу деревянных ступеней.
— Придержи язык, хозяин… — прикрикнул на него Медведь. — С Ханджаром всей Вольной Степи говоришь!
— Вот оно как, — поклонился Мышата и в третий раз. — Тогда, конечно, прощения просим. Я-то думал, что с бароном Зелен-Лога общаюсь, а Хан всех харцызов гораздо знатнее королевского воеводы будет.
— Деда, не ворчи… — вмешался Лукаш. — Мы не просто так к тебе завернули.
— Кто бы сомневался, — пожал плечами мельник, поднимая в воздух остатки муки. — Это ж и пню понятно, что родной и единственный внук, просто так не покажется. А только по очень важному и самому неотложному делу. Ну, или наследство принять…
Не дожидаясь, пока старик закончит ворчать, Владивой спрыгнул с лошади, взял из рук есаула ларец и, шагнув вперед, протянул его Мышате.
— Погляди, дед. Не признаешь, случайно?
Всю притворство с мельника, словно ветром сдуло. Даже мучная пыль с одежды исчезла. Мышата выпрямился, враз становясь на голову выше и как бы на добрый десяток лет моложе. Шагнул вперед, протянул руки… но, в последний миг передумал и не прикоснулся к ларцу.
— Где?
Он не сказал больше ни слова, но вопрос был понятен каждому.
— В сокровищнице Дубровского замка хранился, — объяснил Лукаш. — Баронесса Анжелина сказывала, что он там с незапамятных времен.
— Вот дурры бабы, — неожиданно зло проговорил Мышата. — Когда надо помолчать — цокотят на весь мир, как сороки. И один раз, когда молчать не надо было — целых три сотни лет никому не проговорились. А мы с ног сбились в поисках… Ну, с какого рожна они его в сокровищницу упрятать вздумали? Тем более, поняли, что открывать нельзя. Так передали бы в Оплот. За столько-то лет…