Рома едет в Кремль
Шрифт:
Пока Рамиль открывал второе помещение, мои мозги напряженно работали, и на пятой минуте я понял, что нужно делать. Поэтому приказал Шурику спуститься вниз и вместе с Тыну привезти наверх ящики с золотыми монетами и мешок с долларами, которые были погружены нами на заднюю дрезину.
Второе помещение особого интереса не представляло: обычная комната отдыха в стиле середины прошлого века. Обитые красным деревом стены, паркетный пол, накрытый ковром, кожаный диван и пара кресел, дверь, за которой оказался санузел с архаичным фаянсовым унитазом и аналогичной раковиной, имевшей, правда, настоящие бронзовые краны. Вместо туалетной бумаги были положены пожелтевшие от времени салфетки, а на полочке справа лежали газеты «Правда» и «Красная звезда» за 26 июля 1953 года…
Еще в комнате был журнальный стол,
Мои исторические мысли были прерваны шумом из холла. Это Шурик с Тыну выгружали из лифта ящики. Я вышел к ним и, нисколько не сомневаясь в правильности своих действий, приказал загрузить ящики и мешок в нишу в первом спецпомещении, а затем аккуратно заложить ее кирпичами. Сам же присел в кресло, закрыл глаза и дал себе возможность на некоторое время расслабиться.
Вдруг из висевшего на стене динамика раздался незнакомый скрипучий голос с нерусским акцентом: «…и, дорогие товарищи коммунисты, мы все должны свято хранить нашего родного Ильича, лежащего в Мавзолее. Вот некоторые несознательные элементы говорят, что надо, мол, его предать земле. Кого? Ленина закопать?!! Это было бы тягчайшим преступлением не только против партии, но и против самого нашего социалистического общества. Вот и товарищ Берия (при этих словах раздались аплодисменты), вот и товарищ Берия того же мнения. Пока Ильич в Мавзолее, пока он спит вечным сном на Красной площади, мы будем управлять страной и людьми. Даже если случится новая война, если погибнем мы, если даже сама партия (не побоюсь этого слова) уйдет в небытие, все равно душами людей будут управлять наши наследники. И Ильич будет всегда руководить ими, как руководит нами сейчас!» Окончание речи потонуло в овациях и криках: «Товарищу Сталину — слава!»
Пришел в себя я в том же самом кресле. Динамик на стене молчал. Более того, присмотревшись к нему, я увидел, что провода, которые вели к нему, были оборваны. Задумываться над странным сном-выступлением я не стал и снова задремал. Правда, вскоре меня разбудили мои соратники, сообщившие, что задание выполнено, комната убрана, а инструменты, остатки известки и кирпича спущены вниз и спрятаны в тоннеле. Хотя я этого и не приказывал, но счел действия бойцов вполне разумным. Зашел в соседнюю комнату и был поражен: свежую кладку было практически невозможно отличить от остальной стены. Правда, при этом я подумал про себя, что уж таким-то мелочам мог бы и не удивляться…
Дав приказ к возвращению, я еще раз оглядел серый лифтовый холл, двери в спецпомещения, казенные надписи на покрашеном изнутри стекле и подумал, что не так уж и весело жилось товарищу Берии…
Взглянув на свой «Ролекс», я про себя отметил, что сейчас уже второй час ночи и нам пора выдвигаться по направлению к центру города, поскольку лишь в течение двух часов мы сможем проскочить несколько километров по ветке обычного метро. Поэтому, мысленно попрощавшись с такой близкой поверхностью, мы снова ушли глубоко под землю, а затем, заставив Жоржика потопать ножкой по отмеченному Цаном участку бетонного пола, наблюдали, как трап медленно уполз наверх, а люк в потолке неторопливо закрылся.
Выезд на обычную линию метро находился у построенной, но в свое время законсервированной станции «Советская», остатки которой пассажиры могут и сегодня видеть, проезжая между «Театральной» и «Тверской». Мы без происшествий открыли глухие стальные ворота, Шурик и Тыну, уже имевшие опыт подобных действий, перевели стрелки, и наши дрезины двинулись к центру города. Перед «Театральной» мы снова въехали в тайный тоннель, который, судя по нашим картам, вел прямо к «Кремлевской». Через полкилометра впереди показались огни станции, и я дал команду сбавить ход. Медленно и торжественно мы вплыли в пространство самой засекреченной и одновременно самой известной станции линии Д-6. И увиденное нами чуть не ввело нас в ступор: это была почти точная копия станции «Площадь Революции». Даже бронзовые фигуры там присутствовали.
Выходов со станции было два. Один представлял собой широкую, во всю платформу, гранитную лестницу, над которой висела надпись: «К съездовскому залу». Другой же, на противоположном конце платформы, имел три эскалатора, а табличка, висевшая над ним, гласила: «К Мавзолею В. И. Ленина и И. В. Сталина». Слова «и И. В. Сталина» были небрежно замазаны осыпавшейся известкой.
— Ну что, братья и сестры, — сказал я, — оставляем пленного среди монументов, а сами — вперед! Что-то давно мы с вами в Мавзолее не были. Пора бы и посетить вождя мирового пролетариата и основателя ленинизма. Не знаю, чем это все для нас с вами кончится, но хочу сказать, что я горжусь такими бойцами, как вы!
При этих моих словах Жоржик смахнул слезу, Тыну потупился, Шурик стал сосредоточенно протирать очки, Рогалик посмотрела мне прямо в глаза, Цан зачем-то достал телефон, а Рамиль отдал честь. И в этот момент я понял, что эти шесть человек за сутки стали мне близкими и почти родными и я меньше всего в жизни хочу кого-нибудь из них потерять.
Мои воины стали готовиться к бою, проверять оружие и связь, распределять боеприпасы, пищу и воду. Французик за цепь вытащил своего пленника из дрезины и с помощью Шурика накрепко приковал его к ноге товарища Сталина, оставив ему на всякий случай бутыль с водой и пару вскрытых банок тушенки и хлеба.
Мы тоже чуть-чуть перекусили, по рекомендации подполковника проглотили по капсуле фенамина и двинулись в сторону эскалатора, который при нашем приближении самостоятельно включился.
— Обычное дело, — сказал Цан, — фотоэлемент срабатывает при приближении к эскалатору, а потом через какое-то время после того, как люди сойдут с него, автоматически выключает двигатели.
— Ну ладно, друзья, — сказал я, — фотоэлемент так фотоэлемент, но прошу всех соблюдать осторожность. Жоржик! А ты поменьше своим щитом звякай, понял? Вперед!
С этими словами я первым вступил на ступеньку эскалатора. Как там говорил комдив Чапаев? «Где должен быть командир? Впереди! На лихом коне!» «Эх, жаль, сабли у меня нет, — подумал я. — Впрочем, зачем она мне в Мавзолее?»
Глава 14
Вот чего мы не ожидали увидеть, поднявшись по эскалаторам на верхнюю площадку станции «Кремлевская», так это вестибюля в стиле хай-тек! Я уже было нарисовал себе мысленно огромный зал с приспущенными знаменами из красного мрамора на черном гранитном фоне, бронзовые ручки тяжелых дубовых дверей, мозаики и фрески со сценами из биографии вождя коммунистов… А тут, выйдя со ступеней эскалатора, изготовленного лет пятьдесят — шестьдесят назад, мы попали в царство холодного стекла, металла и (о боже!) пластика. В абсолютно технологичном зале, освещенном холодным светом энергосберегающих ламп, было крайне неуютно. Он более всего напоминал суперсовременные помещения для прощания с усопшими, которые появляются сегодня в развитых странах. Ничего лишнего: серый пол из плитки, имитирующей камень, стены в серо-черно-стальной гамме и, наконец, абсолютно темный, давящий потолок. Навигатор показывал, что мы находимся уже под Кремлем, но на глубине тридцати пяти метров. Площадь зала была на глаз около двухсот квадратов, и единственной его достопримечательностью, кроме нескольких лифтов и десятка одинаковых стальных дверей, была расположенная в одном из углов барная стойка с несколькими высокими стульями около нее.