Роман Арбитман: биография второго президента России
Шрифт:
Александр Коржаков, экс-начальник охраны Бориса Ельцина, в своих мемуарах старательно пугает читателя совсем иным. Оказывается, удар метеорита произвел в мозговой ткани Арбитмана некие необратимые изменения, благодаря которым Роман Ильич обзавелся таинственными и страшными парапсихологическими способностями — вроде тех, которыми якобы обладал «сибирский старец» Григорий Ефимович Распутин. Вообще фамилия «Арбитман» встречается в книге А. Коржакова более пятидесяти раз. Из текста можно сделать вывод, что прямыми своими обязанностями — то есть охраной Ельцина — Александр Владимирович был не чересчур перегружен: все свои главные успехи мемуарист сводит к временному отражению происков Романа Ильича, а все основные промахи списывает на козни Романа
Талантливый литератор, А. Коржаков от главы к главе нагнетает страсти, незаметно для себя переходя из жанра non fiction к жанру fiction, а затем и science fiction. Уже со страницы 50-й читателю мерещится, что он заглянул в мир то ли Стивена Кинга, то ли Говарда Филиппа Лавкрафта, и что древнее существо Ктулху — дошколенок по сравнению с Романом Ильичем, опутавшим Кремль своими липкими чарами уже к середине 90-х годов ХХ века…
К художественному творчеству бывшего ельцинского охранника нам, увы, еще не раз придется вернуться во второй части книги. А пока, чтобы закончить, наконец, с поднадоевшей «метеоритной» темой, вынуждены кратко упомянуть еще один поворот того же сюжета: надоедливый миф о приступах головных болей Романа Ильича, которые якобы мучили его начиная с 8 мая 1965 года.
За недостатком места обозначим лишь три наиболее популярных источника распространения данной версии. В своей книге журналистка Елена Трегубова то и дело именует Арбитмана «человеком с булыжником в голове», прозрачно намекая, что только приступы гемикрании, случающиеся всякий раз крайне не вовремя, помешали второму президенту России обратить мужское внимание на нее, нежную и удивительную. Головную боль президента как причину парадоксальных кадровых назначений называют политологи Гия Гагуа, Александр Калинин, Теодор Гринштейн и прочие авторы коллективного сборника «Экс-Б.Б.», посвященного недолгому премьерству Бориса Березовского. Сам Березовский, напротив, связывает именно свое увольнение с «тяжелой головной болью Романа Ильича, вызванной детской травмой». «Во время одного из таких обострений, — утверждает бывший премьер, — Арбитман и подписал, даже не читая, злополучный указ о моей отставке, подсунутый «доброжелателями» из Администрации президента…»
О степени достоверности мемуаров Б. Березовского, равно как и о подлинных причинах его возвышения и отставки мы еще расскажем, когда придет время. Пока лишь заметим, что хотя мозговая ткань — единственная, которая лишена нервных окончаний, инородное тело, застрявшее в коре, теоретически способно вызвать у человека сильные боли. Однако пресс-служба ЦКБ всего один раз, но недвусмысленно опровергла этот «диагноз» применительно к Арбитману. Кроме того, пишет видный клиницист Леонид Кудрявцев, «скрывать всю жизнь тяжелые головные боли проблематично, особенно в детском возрасте». Между тем ни родители Ромы, ни его одноклассники, ни педагоги в школе не замечали, чтобы мальчик жаловался хотя бы на легкую мигрень… Кстати, и на самого Рому все его десять школьных лет почти никто не жаловался.
Глава IV
Первый ученик
Сегодня на фасаде средней школы № 37 г. Саратова (ныне — общеобразовательный лицей № 37 им. Р. И. Арбитмана) красуется мраморная табличка: «Здесь в 1969–1979 гг. учился Роман Ильич Арбитман». Десять школьных лет будущего главы государства прошли в двух корпусах, расположенных в Мирном переулке.
«В отличие от большинства ровесников, Рома пошел в первый класс, умея читать и писать», — с пафосом извещает Р. Медведев. Ничего уникального, однако, в этом факте нет. Очень многие из тех, кого родители записывали в первые классы городских школ конца 60-х, уже так или иначе владели элементарными начатками грамотности; в старших группах детсада, например, знакомство ребенка с букварем и прописями считалось нормой. Другое дело, что юный Арбитман, научившись читать в четыре года и три месяца, к моменту поступления в школу успел освоить большое количество книг из родительской библиотеки. А поскольку хорошую детскую литературу в те годы приобрести было весьма непросто, выбор мальчика оказался до крайности пестрым.
Наряду с уже упомянутым «Пиноккио» Карло Коллоди, «Веселой семейкой» Николая Носова и «Денискиными рассказами» Виктора Драгунского в читательский рацион маленького Ромы попадали книги абсолютно не детские — вроде «В поисках фресок Тассили» французского археолога Анри Лота, «Будденброков» Томаса Манна или «Писем об историческом материализме» Фридриха Энгельса.
По мнению К. Исигуры, из работы Энгельса будущий российский лидер вполне мог почерпнуть довольно циничную мысль о «заместимости» любого из великих людей в историческом процессе («…если этого человека устранить, то появляется спрос на его замену, и такая замена находится — более или менее удачная… Если бы Наполеона не было, то роль его выполнил бы другой. Это доказывается тем, что всегда, когда такой человек был нужен, он находился: Цезарь, Август, Кромвель и т. д.»). Исигура проецирует эту мысль на политическую биографию нашего героя и делает вывод о том, что, мол, «Арбитман с детства приучился не ждать милостей от истории и не расслабляться на высоком посту: чуть что, тебя отодвинут другие и сделают твою же работу, только хуже».
Как обычно, японский ученый пренебрегает фактами в погоне за оригинальностью. Каким бы незаурядным ребенком ни был юный Арбитман, четыре года — еще не тот возраст, чтобы штудировать классиков марксизма всерьез. По собственному признанию Романа Ильича (интервью журналу «Time» 2007 года), брошюру Энгельса ему «удалось кое-как победить только за неделю, и запомнилось оттуда одно-единственное выражение — «денежный рынок»: я долго представлял себе рынок, где продаются деньги, как огурцы или картошка, и часто уговаривал папу с мамой туда сходить…»
Учеба в школе, с первого класса и до десятого, давалась мальчику легко. Лариса Александровна Кудряшова, первая учительница (1969–1971) будущего президента, вспоминала об Арбитмане как о «способном ребенке с богатым воображением». Однажды во втором классе на уроке чтения она предложила детям описать стихами обычную настольную чернильницу. И в то время как большинство первоклассников пытались запечатлеть школьную «непроливайку» в неуклюжих рифмованных ямбах и хореях, Рома (накануне прочитавший гомеровскую «Илиаду») воспользовался нерифмованным гекзаметром и сочинил «Прощание с чернильницей» — в духе сцены прощания Андромахи с Гектором. Мальчик предрек скорый закат чернильной эпохи в школе и повсеместный всеобщий переход с перьевых ручек на шариковые. И, надо заметить, оказался абсолютно прав.
Круг чтения Ромы в школьные годы был обширен и выходил далеко за пределы учебной программы. Светлана Новгородова, которая и поныне заведует библиотекой школы № 37, в феврале 2000 года продемонстрировала главному редактору журнала «Итоги» Сергею Пархоменко формуляр будущего российского лидера. «Кроме обязательных Льва Толстого, Александра Фадеева или Аркадия Гайдара, — с удивлением замечал Пархоменко, — здесь можно найти имена Федора Сологуба, Дмитрия Мережковского, Бориса Зайцева, Николая Гумилева и других авторов, которые в СССР были либо запрещены, либо полузапретны!..»
Сразу же вслед за выходом статьи в «Итогах» появилось несколько публикаций, чьи авторы называли формуляр «фальшивкой», «розыгрышем», «крапленой картой в предвыборной колоде». «Мне 65 лет, я пока еще не страдаю старческим склерозом, — раздраженно писал доктор исторических наук Николай Пятницын в «Советской России», — а меня уверяют, будто в 70-е годы обычный читатель обычной школьной библиотеки провинциального города мог получить на руки издания, которые и в крупнейших книгохранилищах Москвы и Ленинграда имелись в одном-двух экземплярах и не выдавались в читальный зал даже академикам без виз и согласований…»