Роман Галицкий. Русский король
Шрифт:
Роман не выдержал - рыкнул сквозь зубы что-то злое, поворотил коня, ожёг его плетью, вымещая досаду, и поскакал прочь. Всеволод с тревогой посмотрел ему вслед, а потом тоже развернулся и во весь опор поскакал в город. Едва проскакав в ворота, налетел на тысяцкого Миколу, который ждал его во главе готовых к бою дружин.
– Готовь Владимир к осаде, Микола, - отрывисто бросил Всеволод.
Весь день до вечера и почти всю ночь во Владимире-Волынском шла суматоха. Пришла беда, откуда не ждали, - началась усобица. В кузнях звенели молоты - кузнецы ковали мечи, наконечники стрел и копий, клепали кольчуги. В слободах мужики разбирали топоры и сулицы, мрачно утешали плачущих жён, сестёр и матерей. Дружина с вечера стояла на стене, сам Всеволод под покровом ночи из тайного хода отправил в Бельз гонца к тамошнему посаднику - немедля поднимать дружину и вести на подмогу осаждённому Владимиру, а заодно оповестить и другие города. Его томило недоброе предчувствие - Роман, готовясь к осаде стольного града Волыни, мог озаботиться гонцами ещё раньше. И ещё неизвестно; кого поддержат Берестье, Каменец-Подольский, Перемиль и тот же Червен. Однако за своё право княжить он был готов драться до конца если надо - и со всем городом. Ведь у бояр, ушедших с Романом, здесь оставались у кого семья, у кого добыток.
Несколько дней простояли две дружины - одна на стене, другая под стеной. Воины то перебрасывались стрелами, то кричали друг другу новости, ибо многие жили во Владимире и были чуть ли не соседями. Раз или два осаждённые решались на вылазки - осаждавшие отвечали короткими приступами.
А потом опять пошёл ливень. Начавшись с вечера, не смолк до рассвета, а потому дозорные на стене не поверили своим глазам, когда сквозь тучи пробились яркие солнечные лучи. Романовой дружины под стенами не было! Не было ни всадников, ни обоза - только следы колёс и копыт.
Глава 5
1
Нигде не задерживаясь надолго, как поднятый посреди сладкого зимнего сна медведь-шатун, Роман промчался через всю Волынскую землю и Киевские края и ворвался во Вручий, в гости к тестю, Рюрику Ростиславичу Мономашичу, который правил Киевом и Киевской землёй вместе со Святославом Всеволодичем из племени Ольговичей. Рюрику Ростиславичу, прозванному Вышлобым, хватало и своих забот, но Роман не стал долго обременять тестя своим присутствием. Оставив у него жену и дочерей, он с большей частью дружины и боярами поскакал в Польшу, к королю Казимиру Справедливому, которому доводился племянником.
Никем и ничем в пути не задерживаемые, в разгар весны войска Бэлы венгерского подошли к Галичу и встали по берегу Днестра. С городских стен хорошо был виден их стан - как и из стана венгерского хорошо был виден город на Горе и Золотые Ворота.
Уперев руки в бока, улыбающийся Бэла смотрел на Галич и тихо восхищался. В пути князь Владимир много рассказывал ему о городе и своей земле, но только сейчас, увидев столицу Галиции воочию, Бэла понял правоту Владимира. Богата эта земля! Днестр, Южный Буг и Дунай открывают выход к Русскому морю, а оттуда в Византию и дальше. От этих мыслей у Бэлы кружилась голова.
Рядом с ним тихо стоял его юный сын, королевич Андрей - худощавый костистый подросток с острыми мелкими чертами лица. Глаза его восторженно горели. Это был первый его поход, и всё было ему в диковинку.
– Что, Андраш, нравится город?
– Бэла положил сыну руку на плечо.
– Очень, - кивнул мальчик.
– Лучше нашего?
Андрей непонимающе покосился на отца.
– Лучше?
– допытывался тот.
– Н-не знаю, батюшка.
– А ты хотел бы в нём жить? Мальчик тихо улыбнулся:
– Наверное…
– Тогда я подарю тебе этот город! И ты будешь его королём!
– уверенно сказал Бэла.
Потрепав сына по плечу, он обернулся, ища глазами князя Владимира. Того не пришлось долго отыскивать.
Слегка пошатываясь - ввечеру, как обычно, русский князь приложился к чаше с крепким вином, празднуя окончание похода, и теперь мучился с перепою, - Владимир стоял чуть в стороне, пожирая город жадным взглядом. Когда Бэла подошёл, Владимир резко повернулся в его сторону, набычился.
Король широко улыбнулся гостю - улыбка далась ему легко: сказалось воспитание в Византии, где за умелой гримасой можно было скрыть что угодно.
– Вот ты и дома, князь Владимир, - сказал он.
– Осталась самая малость. Нынче же шли в город своих людей - пускай отворяют галичане ворота. Или мы войдём сами!
Ждать пришлось недолго. Солнце только-только поднялось на небо - чистое, безоблачное, пронзительно-синее, - когда под пение рожков ворота Галича величаво растворились, и на мост вступило посольство. Тёплое весеннее солнце играло яркими бликами на праздничных одеяниях протопопа и прочего высшего духовенства, пёстрыми красками расцветило толпу бояр, вышагивающих следом. За ними шагали дружинники - в полной броне, с копьями, щитами и мечами - не для боя, для красы. Возле оставшихся открытыми ворот теснился народ. Любопытные лезли на крепостную стену.
Они подходили, неся дары королю. Сверкало на весеннем весёлом солнце золотое праздничное облачение, трепыхались хоругви, и казалось, что вышитый Спасов лик то выглядывает любопытно, то опять прячется.
Боярство выступало степенно, шагая широко и важно, опираясь на посохи. Бояре мели подолами шуб только-только подсохшую после весенних дождей дорогу, гордо расправляли плечи. Набольшие шли в первых рядах - сам старый Тудор Елчич покинул ради такого случая свой терем. Старика почти не было видно между важными, степенными его сыновьями - справа шёл Фома, слева Никиша. Володислав Кормиличич, Судислав Бер-натович, Володислав Витович да Юрий Витанович тоже держались впереди. Что до Щепана Хотянича, то он не торопился соваться на глаза - поглядим, мол, что это ещё за угры за такие. Старый Щепан был себе на уме.
…А ведь ещё накануне в Галиче шли жаркие споры. Гудело, не смолкая, вечевое било, бояре, надсаживая голос, орали с помоста, лаяли друг дружку, а снизу их подначивало людское море. Крикунов, которым платили серебром за то, чтобы выкрикивали угодное боярам, не было слышно. Одни хотели обороняться от угров, другие мечтали распахнуть им ворота. Иные выкрикивали имя Владимира Ярославича, который идёт с уграми возвращать себе отцов и дедов стол, другие требовали призвать нового князя, «бо Володимир боле не надобен». Находились и такие, что были готовы призвать на княжение кого ни на есть от угров. Поминали даже недавно уехавшего Романа Мстиславича волынского. Но всё равно решили отпирать уграм ворота. А там - как Бог даст…
Посольство встретили всадники - угорские конники, из числа личной охраны короля Бэлы. Все подтянутые, в блестящих доспехах, с копьями наперевес, они выстроились двумя рядами, свысока поглядывая на проходивших мимо попов и бояр.
Сам король Бэла ждал возле походного шатра - ещё свежий и бодрый, но уже начавший полнеть. Время только-только обратило на него внимание. Стройный бледный от волнения мальчик возле него казался самим воплощением юности. Расширенными глазами, похолодев, он смотрел на приближающееся посольство и время от времени вопросительно косился на отца. Но Бэла нарочно не замечал сына. Все его мысли сейчас были заняты одним - Галич, русский богатый город, приносит ему свои дары. И какая жалость, что не ему суждено сидеть на его золотом столе!.. Но ещё перед походом пересылался он гонцами с великим киевским князем Святославом, говорил, что зовут его на Галич русские князья, и получил ответ. И, коли хочет сохранить он дружбу с Киевом, придётся ему отказаться от Галича, но довольствоваться лишь частью земель - спорным пограничным Перемышлем. Бэле, собственно, и не нужен был весь Галич, но Перемышль, на который он поглядывал давно, был лакомым куском.